Пугачев и пугачевщина

Смерть летом 1762-го недавно сверженного с престола императора Петра III, не успевшего повластвовать и года, вызвала в народе вереницу невероятных слухов, что на самом деле государь спасся. Женщину на троне – его супругу Екатерину Алексеевну – многие воспринимали с неприязнью и подспудно ожидали возвращения «истинного царя». На него уповали в первую очередь ущемленные подданные империи – начиная от староверов до помещичьих крестьян.

Явление «великого государя»

Открытое недовольство политикой Екатерины II вызревало на берегах Яика (ныне Урал). Там, в среде казаков, ходили слухи, что императрица намерена переселять их с насиженных мест на Кавказ. Но главное – яицкие казаки требовали восстановить их прежние вольности и привилегии, прежде всего выборность атаманов. Ситуацию усугубила введенная монополия на соль, ведь многие в этих краях жили за счет продажи икры и соленой рыбы.

В 1772 году яицкие казаки выступили против войскового атамана Петра Тамбовцева и тех старшин, которых они считали противниками старых вольных устоев. Восстание подавили, но утихомирить мятежный дух шпицрутенами не удалось. Для нового бунта требовался вожак. Им стал пришлый человек – беглый донской казак Емельян Пугачев, участник Русско-турецкой войны, дослужившийся до чина хорунжего и дезертировавший после болезни. Среди ближайших соратников Пугачева выделялись заводилы недавних волнений – сотник Афанасий Перфильев, казак Михаил Толкачев и другие. 17 сентября 1773 года Пугачев, объявивший себя спасшимся Петром III, обнародовал свой первый «имянной указ». Нескольким десяткам яицких молодцев зачитали документ, обещавший верным «Петру Федоровичу» казакам землю, жалованье и провиант. Отряд стремительно увеличивался. Уже на следующий день, при подходе пугачевцев к Яицкому городку (ныне Уральск), к ним присоединились казачьи ватаги Дмитрия Лысова и Андрея Овчинникова.

В 20-х числах сентября повстанцы разбили лагерь возле Илецкого городка. Там был созван казачий круг, на котором новоприбывшие сторонники присягнули «великому государю Петру Федоровичу». Мятежники провозгласили своей первой целью Оренбург – центр губернии, где можно было значительно пополнить запасы и взять много пушек, а по пути приумножить войско. Продвигаясь вверх по Яику, они с боями или без (переходившие на их сторону казаки открывали ворота) овладели несколькими крепостями: Рассыпной, Нижнеозерной, Татищевой и Чернореченской. Тех, кто не желал присягать «императору», прилюдно казнили.

В Петербург вести о новом мятеже проникли быстро. Впервые о нем судачили уже 29 сентября, в день свадьбы сына Екатерины цесаревича Павла Петровича. Тогда о самозванце говорили как о курьезе. Но очень скоро в переписке с российскими и зарубежными политиками императрица стала находить для бунта самые резкие эпитеты: «мерзкая сия комедия», «зло поносное», «злодейское дело», «лютейшие варварства», «вором и самозванцем заведенный империи вредный бунт», наконец, «мерзкая сия история, славу империи повреждающая».

Портрет Екатерины II в виде законодательницы в храме богини правосудия. Худ. Д.Г. Левицкий. Начало 1790-х годов

Русские казаки в походе. Худ. К. Гесс. 1800 год

Оренбургский орешек

Взять Яицкий городок пугачевцам не удалось: без пушек сломить организованную оборону им было не под силу. Но небольшие крепости не выдерживали атак бунташного войска, которое насчитывало уже около 2,5 тыс. человек. Армейские гарнизоны в этих краях были слабоваты, охрану порядка государство возлагало на казаков. А они-то как раз и восстали! Это и обеспечило фантастические успехи мятежа. Важно и другое. Россия в то время вела войну с Османской империей, и Екатерина не могла оперативно направить на усмирение бунтовщиков значительные силы. Сказывалось и то, что поначалу как в Оренбурге, так и в Петербурге недооценивали масштаб и силу восстания.

При взятии Татищевой крепости пугачевцы разбили отряд бригадира Христиана фон Билова – около 400 солдат и казаков при шести орудиях. Плененному бригадиру после долгих пыток отрубили голову. Вволю покуражившись в Татищевой, войска самозванца не встречали преград, не спеша двигаясь к Оренбургу. К его стенам Пугачев подошел в начале октября. Но 3-тысячный оренбургский гарнизон оказался слишком крепким орешком для бунташной армии. Штурмы не давали результата, и, заглядывая вперед, нужно сказать, что за полгода осады она так и не смогла взять город. Правда, сотни местных казаков пополнили войско «великого государя», а попытки оренбуржцев вырваться из кольца мятежникам удавалось пресекать. Ставка Пугачева с его «Военной коллегией» расположилась в семи верстах от Оренбурга, в Бердской слободе.

Екатерина II признавалась, что «можно почесть за счастье, что сии канальи привязались целых два месяца к Оренбургу и не далее куда пошли». Однако Пугачев, не снимая осады, принялся расширять территорию восстания. Например, в начале декабря отряд Толкачева отправился к низовьям Яика. Пали несколько крепостей, в том числе Кулагина и Калмыкова, после чего провалилась еще одна попытка мятежников захватить их исконную цель – Яицкий городок. Толкачев блокировал расположенную в центре городка крепость, где укрылся гарнизон под командованием подполковника Ивана Симонова. Пугачевцы держали эту крепость в осаде до апреля 1774 года, и под ее стены не раз приезжал сам предводитель восстания.

Против бунтовщиков императрица послала генерал-майора Василия Кара. Начав движение из Казани, он не сомневался в успехе, но в ноябре 1773-го возле деревни Юзеевой его 1,5-тысячный отряд неожиданно окружили пугачевцы. Они одержали решительную победу. Кроме того, под Оренбургом потерпел поражение еще один отряд, который привел из Симбирска полковник Петр Чернышев. Тогда Кар, сославшись на болезнь, оставил войска, отбыв в Казань, а затем в Москву. Оправдаться ему не удалось: он был уволен со службы с запретом появляться в столицах.

Этот провал дал понять, что бороться с пугачевцами малыми силами бессмысленно. Во главе правительственных войск был поставлен генерал-аншеф Александр Бибиков, сумевший организовать действенное сопротивление бунту. В письме литератору Денису Фонвизину он точно оценил ситуацию: «Ведь не Пугачев важен, да важно всеобщее негодование». Емелька и окружавшие его яицкие казаки, ставшие «императорскими генералами», оказались способными пропагандистами. Их посулы привлекали многих на сторону самозванца. Бунташное войско пополняли не только вольнолюбивые казаки, но и куда более тяжелые на подъем крестьяне, а также работный люд горных заводов, где стали отливать орудия для Пугачева.

Однако энергия Бибикова давала результат. 22 марта 1774 года восставшие потерпели первое крупное поражение. Правда, в том бою под Татищевой крепостью «амператору» удалось сохранить свою «гвардию». Отступая, пугачевцы старались избежать нового сражения, но возле Сакмарского городка нарвались на войска генерал-майора Петра Голицына, который наголову разбил мятежников. Пугачев вновь сумел бежать.

В Петербурге уже считали, что восстание подавлено. Под Уфой в том же марте попал в плен казак Иван Зарубин, больше известный по прозвищу Чика. До этого «графу Чернышеву», как нарек своего сподвижника «император», удалось осадить Уфу и взять Челябинск. Теперь Чику допрашивали.

Памятник в Бердах (нынешнем районе Оренбурга), где находилась ставка Емельяна Пугачева

Один из манифестов Емельяна Пугачева. 1774 год

От Башкирии до Поволжья

И все-таки у Пугачева нашлись силы, чтобы организовать вторую, не менее мощную волну мятежа. Преодолев смуту среди соратников, он двинулся в башкирские степи – и это решение оказалось спасительным для бунта. Башкиры не могли смириться со слишком жесткой политикой заводчиков, которые строили металлургические предприятия на землях, выкупавшихся у местных хозяев за бесценок, а потом нанимали коренное население на вспомогательные работы за ничтожную плату. Аборигенов вытесняли и с соляных промыслов, и с речных берегов. Все это побуждало искать правду в активном протесте. «Император» легко раздавал башкирам привилегии и обещания, и ему быстро удалось пополнить свое войско, снова раздувая пожар мятежа. Несколько горных заводов, в том числе Симский, разграбил и сжег отряд Салавата Юлаева. В июне 1774 года Пугачев и Юлаев соединились и осадили крепость Оса. После нескольких дней сопротивления она сдалась.

В июле 20-тысячное пугачевское войско, заняв Елабугу, Мамадыш и Арск, подошло к Казани – одному из крупнейших городов Российской империи. Этот штурм, начавшийся 12 июля, Пугачев и его «генералы» организовали основательно, с учетом прошлых ошибок. Наступали с четырех сторон при поддержке артиллерии. Защитники Казани с большими потерями отступали. Их оплотом оказался каменный кремль, в котором заперлись остатки гарнизона во главе с губернатором Яковом фон Брандтом. «Город стал добычею мятежников. Они бросились грабить дома и купеческие лавки; вбегали в церкви и монастыри, обдирали иконостасы; резали всех, которые попадались им в немецком платье», – писал Александр Пушкин в «Истории Пугачевского бунта».

В Казани сгорело более 2 тыс. домов, было разграблено 25 храмов и три монастыря. Тысячи горожан лишились крова. Почти нетронутыми остались только Суконная, Старотатарская и Новотатарская слободы, жители которых поддержали самозванца и пополнили его войско. Трагическим эпизодом того дня стал погром Казанской гимназии – первой провинциальной гимназии в России. Ее защищал отряд из 74 человек, в основном учителей и гимназистов-добровольцев, во главе с директором Юлием фон Каницом, чудом выжившим после полученных ранений. Сгорела уникальная библиотека. В руки пугачевцев попала и гимназическая казна.

События в Казани заставили Екатерину всерьез обеспокоиться судьбой Москвы. Она даже выразила желание отправиться в Первопрестольную, чтобы в случае необходимости лично возглавить дворянское ополчение. Отговорил ее от этого шага воспитатель цесаревича Павла и на тот момент глава Коллегии иностранных дел граф Никита Панин, резонно заметивший, что прибытие императрицы в Москву покажет обществу, что восстание приняло слишком опасный оборот, и приведет к панике. В итоге государыня ограничилась прочувствованным письмом московскому генерал-губернатору князю Михаилу Волконскому: «Боже, дай, чтобы все сие в скором времени прекратилось, в чем и надежду имею на Его святую волю». Екатерина учитывала возможные политические последствия успехов «маркиза Пугачева» (так она с иронией называла мятежника в письмах Вольтеру), ведь происходящим вполне могли воспользоваться придворные противники ее власти, делавшие ставку на воцарение недавно женившегося Павла Петровича. В таких намерениях она подозревала и самого Никиту Панина.

Впрочем, казанский успех сыграл роковую роль в истории воинства «Петра III», которое так и не стало полноценной армией. Пугачевские командиры, безусловно, понимали, что мародерство разлагает войско, но пресечь его в таком богатом городе, как Казань, не могли. Среди мятежников слышались заносчивые речи о походе на Москву, хотя на самом деле мало кто был готов к лишениям и жертвам, связанным с продолжением боевых действий.

Сказались и тактические проблемы. Вожаки восстания (почти все в недавнем прошлом младшие офицеры из казаков) достаточно умело вели партизанскую войну с неожиданными кавалерийскими атаками на небольшие укрепления и армейские соединения. Но на поле генерального сражения и при штурме крупных городов повстанцы проигрывали регулярным частям, и даже численное превосходство не помогало.

Получив донесение о приближении отряда подполковника Ивана Михельсона, Пугачев уже в день штурма прекратил обстрел Казанского кремля и отвел основные силы в предместье города, на Арское поле. Там их и атаковали войска Михельсона. При первом же ударе пугачевцы не проявили стойкости. «Люди мои были не в порядке», – показал потом на допросе сам самозванец. И пояснил: «…ворвавшись в город, напились, и много было пьяных». Пришлось оставить позиции.

Освободив Казань, Михельсон опасался контрнаступления и готовился к обороне. Действительно, в течение нескольких дней восставшие пытались взять реванш, но их попытки ни к чему не привели. Суть дальнейших событий точнее всего определил Пушкин: «Пугачев бежал; но бегство его казалось нашествием». В конце июля – начале августа повстанцы захватили Саранск, Пензу, Саратов и другие города. Последний бой самозванец дал правительственным войскам 25 августа у Солениковой ватаги на Волге, в нескольких верстах от Черного Яра. Михельсону удалось захватить всю артиллерию повстанцев уже в первые полчаса сражения. В результате Пугачев остался практически без армии, но снова скрылся от погони.

Арест Пугачева. Иллюстрация к книге Н.А. Полевого «История Суворова». Худ. Т.Г. Шевченко. 1842 год

«Подлый народ прикипел к мятежникам»

Весной-летом 1774 года волнения и беспорядки вспыхивали по всей Средней Волге и в Приуралье. Независимо от Пугачева сколачивались небольшие крестьянские отряды, расправлявшиеся с помещиками и солдатами «именем государя Петра III». Потушить этот то тлевший, то опять разгоравшийся пожар было гораздо сложнее, чем разбить основные силы пугачевцев. «…Подлый народ настолько прикипел к мятежникам и злодействам, что укрощающие его воинские партии не успевают восстановить тишину в одном месте, то тотчас должны стремиться для того же самого в другое, еще лютейшими варварствами дышащее. Так что где сегодня, по-видимому, кажется уже спокойно, там на другой день начинается опять бунт», – писал генерал-майор Голицын.

Сам «император» после поражения под Черным Яром намеревался отойти к Каспию, а оттуда перебраться или к запорожцам, или в Сибирь – собирать новое войско. Но яицкие казаки, которые все это время были его опорой, уже предали своего «государя» и отказались от этих планов. Пугачев был вынужден вернуться на Яик, в казачий край. Лидерами заговора против него стали Федор Чумаков, носивший титул «графа Орлова», Иван Творогов и Иван Федулёв. Они пленили Пугачева и 15 сентября в Яицком городке передали его в руки властей. Там самозванца перехватил подоспевший генерал-поручик Александр Суворов, который в деревянной клетке доставил пленника в Симбирск, в ставку командующего регулярными войсками генерал-аншефа Петра Панина. Судьба Пугачева была предрешена: скорый суд и казнь. Но и после его казни, последовавшей в январе 1775-го, волнения продолжались еще полгода.

Екатерина II попыталась вычеркнуть мятеж из народной памяти. Яицкое казачье войско переименовали в Уральское. И даже реку Яик специальным указом предписывалось называть только Уралом. Главными причинами пугачевской смуты императрица резонно считала неграмотность, невежество и бедность основной массы населения, которое легко поверило призывам бунтовщиков, а также слабость и «злонравие» местной администрации. Губернская реформа, начавшаяся в 1775 году, была призвана исправить ситуацию. В какой мере это удалось, историки спорят до сих пор, однако со столь масштабными мятежами империя вплоть до ХХ века уже не сталкивалась.