Трагедия маршала

Из его поколения с войны вернулись считаные единицы, но он выжил. В мае этого года фронтовику Сергею Ахромееву исполнилось бы 100 лет. Он не должен был стать маршалом. В юности мечтал дослужиться до адмирала, потому и поступил в военно-морское училище в Ленинграде. Но все изменила война…

Человек своего поколения

В детстве мать привезла его в Москву из Тамбовской области. Мальчик поступил в 1-ю специальную военно-морскую школу. В 1942 году курсанта-моряка перебросили в пехотное училище ввиду острой нехватки командирских кадров, а оттуда через два месяца – на фронт. 

После войны карьера офицера продолжалась довольно успешно. Что неудивительно – достаточно привести его характеристику из аттестации: «Грамотный, трудолюбивый, энергичный и инициативный командир полка… Твердой рукой наводит порядок и дисциплину». Он окончил две академии – бронетанковых войск и Генштаба – и в 1972 году, в 49 лет, стал начальником штаба Дальневосточного военного округа. По тем временам Ахромеев мог считаться довольно молодым – уже наступили брежневские порядки с длительным пребыванием на руководящих постах, и армия не была исключением. 

Впрочем, Брежнев понимал, что пожилых нездоровых людей необходимо подстраховывать, и в 1971 году поставил начальником Генштаба почти «мальчика» – 50-летнего Виктора Куликова. Тот начал формировать собственную команду и в 1974-м пригласил Ахромеева, человека своего поколения, на едва ли не самый ответственный пост – начальника Главного оперативного управления Генерального штаба ВС СССР.

Маршал Советского Союза Сергей Ахромеев. 1984 год

Штаб гонки вооружений

Помимо сугубо штабной работы много внимания поглощали мировые геополитические проблемы: переговоры с США по сокращению вооружений, помощь союзникам в третьем мире – Анголе, Эфиопии, на Ближнем Востоке. Несмотря на разрядку, продолжалась холодная война, и гонка вооружений шла полным ходом.

В 1976 году умер министр обороны Андрей Гречко, его сменил Дмитрий Устинов. Приход бывшего главы советского военно-промышленного комплекса, которого в армии многие считали «гражданским», был закономерен: Брежнев не хотел, чтобы военные единолично решали оборонные вопросы. Кроме того, ему надоели конфликты между генералами и руководством оборонки. Теперь, когда Устинов возглавил министерство, трения относительно необходимых армии систем вооружения уменьшились.

Для аппарата министерства назначение Устинова подразумевало кадровые перемещения. Куликова с поста начальника Генштаба сняли почти сразу. Его место занял Николай Огарков, который в 1979-м пригласил своим первым замом пунктуального и трудолюбивого Ахромеева, безотлагательно приступившего к выполнению боевых задач. В Афганистане уже полыхала гражданская война, начавшаяся после прихода к власти революционеров-марксистов. Советский Союз не имел отношения к этой ситуации, но ее пришлось принять как свершившийся факт. Когда в стране вспыхнули мятежи против нового правительства, переросшие в партизанскую войну, СССР не мог бросить его на произвол судьбы. 

Афганское руководство слало в Москву одно за другим отчаянные обращения о помощи, в том числе вооруженной. Кремль поначалу отклонял эти призывы, осознавая все возможные риски военного вмешательства. Но в сентябре 1979-го в Кабуле случился переворот, и на место Нур Мохаммеда Тараки пришел Хафизулла Амин. В шаткой обстановке восстаний против революционной власти он подверг репрессиям своих оппонентов в правящей партии. Брежнева особенно возмутило зверское убийство Тараки, которого он считал товарищем.

Возникла реальная угроза потери власти революционерами, что означало и тяжелейший удар по авторитету СССР, не сумевшего поддержать союзника, и появление на его южных границах резко враждебного экстремистского режима. Генштаб вынужден был в экстренном порядке планировать операцию по вводу войск в Афганистан. Требовалось убрать Амина, потерявшего доверие Москвы, и гарантировать несменяемость власти правящей партии. Ахромееву пришлось лично выезжать в Кабул, чтобы на месте руководить боевыми действиями – мирного присутствия Ограниченного контингента советских войск было уже недостаточно. В 1983 году ему присвоили высшее армейское звание…

Вывод советских войск из Афганистана. Первая колонна бронетехники пересекает афгано-советскую границу. Май 1988 года

Маршалы Советского Союза Сергей Ахромеев (слева), Сергей Соколов и посол СССР в Афганистане Фикрят Табеев (справа) на торжествах по случаю второй годовщины Апрельской революции. Кабул, апрель 1980 года

Маршал разоружения

В сентябре 1984-го, незадолго до своей смерти, Дмитрий Устинов сместил Огаркова с поста начальника Генштаба и заменил его на Ахромеева. Тогдашний генсек Константин Черненко и другие «кремлевские старцы» не возражали. Впрочем, почти все время своего пребывания в должности начальника Генштаба Ахромеев проработал при другом генеральном секретаре: Черненко ненамного пережил Устинова и в марте 1985-го страну возглавил энергичный и молодой по меркам Политбюро Михаил Горбачев. 

В армии началась зачистка. После Устинова министром стал 73-летний Сергей Соколов. Его назначили как заслуженного фронтовика, закончившего войну в звании полковника. К тому же он почти 20 лет тянул лямку первого зама министра и отвечал за Афганистан. Однако было понятно, что он пришел ненадолго. Дерзкий полет в мае 1987-го немецкого авиахулигана Матиаса Руста, приземлившего свою «Сессну» на Васильевском спуске, поставил точку в карьере Соколова. Но министром стал не Сергей Ахромеев… Горбачев предпочел Дмитрия Язова, которого несколькими месяцами ранее перевели в Москву с Дальнего Востока на должность заместителя министра по кадрам. Язов тоже воевал, был сверстником Ахромеева, ничем примечательным не отличался, и его назначения никто не ожидал. Горбачеву на этом посту требовался человек, который бы целиком от него зависел. Продвигая не прошедших все карьерные ступени людей, генсек считал, что они будут ему признательны и поэтому легко управляемы. Вплоть до августа 1991-го так оно и было. 

Язов пришел с данной ему четкой установкой на решительные перемены. Никаких собственных планов у него не имелось, он не являлся стратегом, да и теоретиком военного дела, реформатором армии его тоже не назовешь. Министру было бы логично во всем полагаться на Ахромеева и его огромный опыт. Но Язов постарался избавиться от начальника Генштаба, который затенял его своим авторитетом и знаниями. Да и Горбачев считал, что Ахромеев за время долгой работы под Гречко и Устиновым стал консерватором и не готов к задуманным изменениям. Так что Ахромеев пробыл во главе Генштаба – «мозга армии» – только четыре года, до декабря 1988-го. Его сменил Михаил Моисеев, ставший первым начальником Генштаба из невоевавшего поколения. Протеже Язова, до этого командующий войсками Дальневосточного военного округа, Горбачеву он, разумеется, понравился. В итоге руководить завершением вывода войск из Афганистана в феврале 1989-го Ахромееву не довелось.

Уйдя из Минобороны, он не выпал из большой политики. Горбачеву все-таки был нужен знающий и компетентный военный, причем с самостоятельным взглядом. Способностям Язова он не доверял. Поэтому назначил Ахромеева своим военным советником. В этом качестве в марте 1989-го маршал был избран народным депутатом СССР, оставшись публичной фигурой.

Горбачев, особенно поначалу, прислушивался к его мнению. Но вскоре их пути кардинально разошлись. При взгляде из сегодняшнего дня кажется, что в 1988–1991 годах лидер СССР вел себя как сумасшедший – последовательно выбивал опоры своей власти, создавал сам себе врагов. Уже первые свободные выборы нардепов в 1989-м показали, что во взбудораженном и голодном обществе к власти путем голосования будут приходить демагоги и националисты, ведущие дело к развалу единой страны. Ахромеев видел это. Между тем Горбачев, ставший в марте 1990 года президентом СССР, рассчитывал, что сможет всегда быть посредником между республиками, а они, в свою очередь, образуют некое подобие конфедерации. Глава государства преследовал две цели: лишить полномочий КПСС, чтобы коллеги по партии не сняли его, как Никиту Хрущева, за провалы в работе, и понравиться Западу, на поддержку которого он теперь делал ставку.

Саммит лидеров СССР и США на Мальте. Третий слева – Сергей Ахромеев. Декабрь 1989 года

Время отчуждения

Маршал Ахромеев с его подходом государственника в важных внешнеполитических и оборонных делах, безусловно, не мог одобрять скоропалительных решений президента. Он ясно понимал последствия горбачевской демагогии для державы, но был одинок в среде, где тон задавали хитрые подхалимы, которым был выгоден развал страны. Все чаще он высказывался против уступок Горбачева американцам. Это началось с 1987 года, когда при подготовке Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности Ахромеев до последнего боролся за сохранение ракетного комплекса «Ока», по принятым критериям не попадавшего в число систем, подлежащих ликвидации. Но Горбачев настоял на внесении «Оки» в документ, по существу, за спиной у маршала. Одним из первых Ахромеев заговорил об опасности расширения НАТО, но тогда это казалось надуманными фантазиями. Влиятельная перестроечная пресса превратила маршала в пугало. О нем писали как о консерваторе, милитаристе, стоявшем на пути реформ и скорейшего разоружения. Его выступления с трибуны Верховного Совета давали некоторый повод к такой трактовке. К публичной борьбе Ахромеев не привык и журналистские наскоки воспринимал болезненно, нервно. Постепенно он оказался в изоляции. Последние годы перестройки стали для него чужим временем, и выжить в нем человеку с такими принципами было непросто. 

Среди официального истеблишмента соратников у него не было. Будущие гэкачеписты до последнего помалкивали, опасаясь за свои места. К тому же Ахромеев казался им человеком из прошлого и без реальных властных полномочий. Поэтому о планах по введению чрезвычайного положения его не информировали. В начале августа 1991-го советник президента СССР отправился в отпуск в Сочи.

Именно там утром 19 августа он, как и вся страна, узнал о создании ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР) и незамедлительно вернулся в Москву, где его принял и. о. президента Геннадий Янаев и пригласил к сотрудничеству. В комитет входили старые соратники и знакомые маршала, и он не мог остаться в стороне. Ахромеев активно включился в работу, но она представляла собой имитацию – как и вся деятельность ГКЧП. Он анализировал поступающую информацию, готовил проекты документов, писал текст для программного выступления Янаева. Однако это было никому не нужно. Члены ГКЧП оказались не готовы к жесткому противостоянию. По сути, их акция являла собой жест отчаяния. Они не могли и помыслить о силовой зачистке – как в Китае на площади Тяньаньмэнь…

Оперативно-тактический ракетный комплекс 9К714 «Ока» в музее полигона Капустин Яр. Астраханская область

Члены ГКЧП на пресс-конференции после объявления о введении в СССР чрезвычайного положения. Москва, 19 августа 1991 года

Две петли

Когда 21 августа 1991-го все закончилось победой «демократов», Ахромеев впал в глубокую депрессию. Его не арестовывали, да и не планировали задерживать. Максимум, что ему грозило, – это отставка. Но он покончил с собой. Из записей маршала ясно, что мысли о самоубийстве посещали его и раньше – когда он осознал тупик, в который завели страну и армию реформы Горбачева. Субботним вечером 24 августа Ахромеева нашли повешенным в его кремлевском кабинете, где он пробыл все это время, забытый всеми в суете событий. С первого раза свести счеты с жизнью не удалось – шпагат порвался. Стреляться он не мог, поскольку сдал личное оружие еще при уходе в отставку с поста начальника Генштаба. Со второго раза получилось…

Ахромеев сделал это по той же причине, что и глава МВД СССР Борис Пуго и управделами ЦК КПСС Николай Кручина, видевшие, что рушится держава, с которой они связывали смысл своей жизни. «Начиная с 1990 года я был убежден, как убежден и сегодня, что наша страна идет к гибели, вскоре она окажется расчлененной. Я искал способ громко заявить об этом», – писал Ахромеев. Эти люди не были безыдейными карьеристами. Они имели свои ценности и остались им верны. Не видели себя в будущем, где нет той страны, которой они служили всю жизнь. 

В своих записках, оставленных перед самоубийством, маршал сказал все: «Не могу жить, когда гибнет мое Отечество и уничтожается все, что я всегда считал смыслом в моей жизни. Возраст и прошедшая моя жизнь дают мне право уйти из жизни… Всегда для меня был главным долг воина и гражданина». Еще он просил прощения у Горбачева: тот по-прежнему оставался для него авторитетом – не как личность, но как глава страны. 

Слухов о трагической смерти маршала было трудно избежать – так уж устроена свободная пресса. Похоронили Ахромеева по-тихому, без лишней помпы, на Троекуровском кладбище. Но в первую же ночь могила была вскрыта, а из гроба похищен маршальский мундир с наградами. Наступали иные времена…