Сталин и тридцать седьмой год

Фото: РИА Новости

Если бы в биографии Иосифа Сталина не было 1937 года, скорее всего, споры по поводу его фигуры не велись бы с таким ожесточением вот уже несколько десятилетий

Старая как мир формула «Победителей не судят» в отношении него не действует.

Сталин вошел в историю победителем: под его руководством, благодаря его волевым качествам и каждодневным усилиям страна действительно выиграла самую кровопролитную войну ХХ века, разбив самого страшного врага.

Кроме того, одержав победу в войне, Советский Союз впервые в истории человечества стал одной из двух стран-лидеров, ядерной сверхдержавой, от позиции которой без преувеличения зависела судьба мира. Можно по-разному относиться к личной роли Сталина в этих событиях, но историческая память так устроена, что ассоциирует и падения, и взлеты государства в первую очередь с именем его лидера.

И все-таки Сталина судят. Ему ставят в вину прежде всего массовые репрессии в отношении граждан собственной страны. Иными словами, к предыдущей формуле оценки вождя добавляется вторая – та самая, что гласит о цели и средствах ее достижения.

Споры о цели и средствах

Конечно, Сталин не был «белым и пушистым». Наоборот, он действительно был самым жестоким правителем России. Однако важно разобраться в природе этой жестокости. В ней безусловно присутствовала личная составляющая, однако была и серьезная социальная привходящая.

Сталин был уверен: перед страной, а значит, и перед ним как ее лидером стоят сложнейшие задачи. И он – профессиональный революционер, как тогда говорили; человек с большевистским взглядом на мир (вспомним его слова, ставшие лозунгом: «Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять») и на людей (известное горьковское «если враг не сдается – его уничтожают») – вряд ли представлял, как можно решить их иначе.

Большевизм – жестокая вещь, если вдуматься. Сталин действовал по-большевистски и, как всякий сознательный большевик, скорее всего, не задумывался о цене.

Цель оправдывает средства.

Сталин, и не только он, а все большевистское руководство страны, в этом не сомневался. «1937 год был необходим. Если учесть, что мы после революции рубили направо-налево, одержали победу, но остатки врагов разных направлений существовали и перед лицом грозящей опасности фашистской агрессии они могли объединиться. Мы обязаны 1937 году тем, что у нас во время войны не было пятой колонны», – отмечал спустя много лет Вячеслав Молотов, который в то время занимал второй по значимости пост в советской иерархии – председателя Совнаркома.

Критики Сталина настаивают: это больше, чем ошибка. Оправдывать цель средствами («лес рубят, щепки летят») – самое настоящее преступление. Только одного ли Сталина? Вот в чем вопрос.

Тут-то и появляется аргумент под названием «1937 год».

Ощущение Большого террора

Ведь если посмотреть на динамику большевистских репрессий за период начиная с финальной фазы Гражданской войны и заканчивая смертью Сталина, а именно с 1921 по 1953 год, то без лишних слов ясно: уровень репрессий в собирательном «1937-м» (то есть в 1937–1938 годах) чуть ли не в десятки раз превышает показатели прочих лет.

Так, по подсчетам историка Виктора Земскова, в 1937–1938 годах было осуждено более трети (1,34 млн человек) от общего числа осужденных по политическим мотивам (за «антисоветскую деятельность») за весь период с 1921 по 1953 год (около 4 млн). Доля приговоренных за «контрреволюционные и другие особо опасные государственные преступления» к высшей мере наказания – расстрелу – в эти годы и вовсе составила свыше 80% от всех казненных советской властью за первые тридцать с лишним лет своего существования (681,6 тыс. из почти 800 тыс. человек). Есть отчего занести 1937 год в «особую папку» истории!

При этом затронув не только «бывших», коих подвергали репрессиям и прежде, но и «своих» (тех, кто долгие годы входил в партийную и государственную элиту и, даже более того, еще вчера сам активно карал «врагов народа»), а заодно прихватив и массы обычных, лояльных власти граждан, маховик репрессий 1937–1938 годов просто не мог не остаться в национальной памяти как один из самых мрачных периодов истории страны.

В народе это время окрестили «ежовщиной» – по имени главного исполнителя репрессий, наркома внутренних дел СССР Николая Ежова. Вряд ли Сталин был против такого наименования: скорее наоборот. Имя наркома, который вскоре сам повторил судьбу своих жертв, на долгие годы стало знаком эпохи, когда казалось, что брали ни за что и всех подряд.

Спасательный круг

О том, что эти репрессии именно сталинские, партии, а потом и всей стране сообщил с трибуны ХХ съезда Никита Хрущев. Для сталинского сменщика было важно сделать упор на феномене 1937 года: именно тогда, по его словам, Сталин уничтожил, среди прочих, огромное количество преданных делу революции ленинцев. И в этом, как считал новый партийный лидер, состояла главная вина «отца народов».

Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев выступает на ХХ съезде партии. 1956 год (Фото: РИА Новости)

«Партия не несет за это ответственности, это Сталин извратил учение Ленина, партия сама заплатила весьма высокую цену» – эту мысль последовательно проводил первый секретарь ЦК КПСС. Удобной фигурой на роль еще одного «палача» стал главный конкурент Хрущева в борьбе сталинских преемников за власть – Лаврентий Берия.

Цель была понятна: сделать так, чтобы в общественном сознании репрессии постепенно начали восприниматься не как реализованная (в том числе и при участии самого Хрущева) политика руководства большевистской партии, а как результат преступного сговора группы – сменявших друг друга кровавых наркомов Генриха Ягоды, Николая Ежова и Лаврентия Берии, разумеется, с Иосифом Сталиным.

Сталинские руководители НКВД Генрих Ягода, Николай Ежов, Лаврентий Берия

В известном смысле 1937 год с его расстрелами маршалов, бывших наркомов и членов ЦК давал единственный шанс преемникам Сталина свалить всю ответственность за Большой террор на самого вождя. И Хрущев им воспользовался. В итоге партии удалось осудить сталинские репрессии и одновременно сохранить в числе своих важных побед такие спорные по методам и средствам мероприятия, как раскулачивание и сплошная коллективизация.

Получалось, что посмертная репутация Сталина была принесена в жертву во имя сохранения репутации большевистской партии. Цель в очередной раз оправдала средства.

Два Сталина

В итоге споры о том, кто такой Сталин – победитель или тиран, идут до сих пор.

По данным ВЦИОМ, почти половина (49%) россиян уверены, что репрессии нельзя ничем оправдать, что это преступление против человечности. Однако практически столько же (43%), в свою очередь, полагают, что политические репрессии были вынужденной мерой, которая позволила навести в стране порядок.

Давно подмечено: массовое историческое сознание с большим трудом воспринимает двойственность. Очень тяжело совместить два образа – «плохого» и «хорошего» правителя. Сталин – кровавый тиран или же Сталин – победитель в войне и создатель сверхдержавы? Каждый раз сознание требует ответа по принципу: «А как все-таки на самом деле?» Двум диаметрально противоположным оценкам, как правило, тяжело ужиться.

Ведь в конце концов мы знаем и о другом 1937 годе. И это не только славные экспедиции советских летчиков и полярников или установка рубиновых звезд на башнях Московского Кремля, это еще и сохранявшиеся бытовые неурядицы, выработка привычки к жизни в городе, рабочая рутина, за которой действительно можно было не заметить страшных вещей, происходивших по соседству.

А итог всего этого – модернизация страны, строительство индустриальных гигантов, рост городов и, главное, одержанная через восемь лет после начала Большого террора победа над нацистской Германией.

Впрочем, попытка вывести фигуру Сталина за скобки в обоих случаях выглядит более чем искусственной. Отменять его роль в репрессиях, сославшись на «дурных бояр» и общую неосведомленность вождя, так же нелепо, как оценивать факторы победы в Великой Отечественной войне, игнорируя то, что именно Сталин в тот момент был Верховным главнокомандующим.

И с этим стоит считаться и тем, кто поднимает его на щит, и тем, кто вновь и вновь ниспровергает его с пьедестала.

Владимир РУДАКОВ (при участии Дмитрия ПИРИНА и Олега НАЗАРОВА)