Царь русской оперы

Федор Шаляпин – голос России, который невозможно ни заглушить, ни забыть. Он богат на оттенки, как богата резкими поворотами судьба всемирно известного артиста, который всегда понимал, что на сцене важна не только маска, но и душа

Стояли морозы. Его крестили в огромном холодном Богоявленском храме в Казани. Церковный писарь торопился и с ошибкой записал фамилию младенца в метрическую книгу: «Шаляпкин». Он родился 150 лет назад – 1 (13) февраля 1873 года. Его отец – крестьянский сын, но не из помещичьих крестьян, а из государственных (то есть лично свободных) – служил писцом в уездной земской управе. В детстве будущего всемирно известного артиста обучали сапожному делу, но главное – мальчик пел на клиросе и местный регент познакомил его с нотной грамотой. В 15 лет Шаляпин держал экзамен в хор казанской оперной труппы. Но у него ломался голос – и он не прошел строгого отбора. Вместо него взяли окающего парня, будущего писателя Максима Горького: тот был старше на пять лет и задержался в театре ненадолго. Когда спустя годы они подружились, то так часто со смехом вспоминали этот случай, что их слушатели сомневались, правда сие или байка. Вскоре после того провала Шаляпин поступил статистом в драматическую труппу в Казани, потом, переехав в Уфу, сменил ее на другую, затем на третью. Он выходил на сцену и в драматических, и в оперных спектаклях. Хотя порой будущему миллионщику доводилось работать и грузчиком. Он почти не учился вокалу. Только в Тифлисе (Тбилиси), куда его на год занесла актерская судьба, ему давал уроки известный певец Дмитрий Усатов. «Тифлис оказался для меня чудодейственным», – вспоминал Шаляпин. Там он стал исполнять первые басовые партии. 

Без фальши в интонации

Первым по-настоящему поверил в него Савва Мамонтов – меценат и промышленник, истинный знаток искусства. В Частной русской опере – в том здании, где в наше время располагается Московский театр оперетты, – Шаляпин за несколько лет превратился в ярчайшую звезду. Благодаря исключительным условиям, созданным для творчества в этом театре, со всей полнотой развернулось его могучее дарование. Слава его росла: в мамонтовскую оперу ходили именно на Шаляпина. Здесь артист за короткое время изменил всю сценическую конъюнктуру и, будучи певцом-новатором, фактически породил феномен русской исторической оперы. Ему было что взять за основу – уже существовали музыкальные полотна Модеста Мусоргского, Николая Римского-Корсакова, Александра Даргомыжского. Шаляпин вдохнул в их произведения жизнь, наполнил их своим темпераментом, лукавством, расцветил характеры. Плечистый, ростом под два метра, но невероятно пластичный певец и актер иногда находил ключ к роли в необычном жесте, в походке героя. «Такие люди, каков он, являются для того, чтобы напомнить всем нам: вот как силен, красив, талантлив русский народ! Вот плоть от плоти его, человек, своими силами прошедший сквозь тернии и теснины жизни, чтобы гордо встать в ряд с лучшими людьми мира, чтобы петь всем людям о России, показать всем, как она – внутри, в глубине своей – талантлива и крупна, обаятельна», – писал о нем Горький.

Шаляпин не поражал трубной мощью вокала. Для русской традиции его голос был высоковат для баса. Но все это не имело значения, когда он выходил на сцену. Мастер умел и вполголоса петь так, что зал замирал от ощущения чуда. Это чудо актерской подлинности, которого он сознательно добивался, создавая свои образы, – штрих за штрихом. «Холодно и протокольно звучит эффектная ария, если в ней не разработана интонация фразы, если звук не окрашен необходимыми оттенками переживаний», – говорил певец. Он прежде всего был артистом. И не случайно Константин Станиславский разрабатывал свою систему, взяв за образец мастерство Шаляпина. Он достиг неповторимой манеры. Иногда шептал. Иногда пел, не разжимая губ, подвывал – если это помогало раскрыть характер героя или глубину романса. И – покорял публику.

А началось с того, что молодой солист мамонтовской труппы получил роль пушкинского Мельника в «Русалке» Даргомыжского. Легкомысленный князь погубил его дочь – и старый Мельник сходит с ума. И хотя эту партию Шаляпин уже исполнял раньше, несчастный старик не давался ему. Помог драматический актер Мамонт Дальский. Он попросил Шаляпина не спеть, а прочитать вслух текст арии. И, выслушав певца, сделал замечание: «Интонация твоего персонажа фальшивая – вот в чем секрет. Наставления и укоры, которые Мельник делает своей дочери, ты говоришь тоном мелкого лавочника, а Мельник – степенный мужик, собственник мельницы и угодьев». «Как иголкой, насквозь прокололо меня замечание Дальского. Я сразу понял всю фальшь моей интонации, покраснел от стыда, но в то же время обрадовался тому, что Дальский сказал слово, созвучное моему смутному настроению. Интонация, окраска слова – вот оно что!..» – вспоминал Шаляпин. Он нашел суть образа: трагическое безумие сильной личности. Таким и пел Мельника – с небывалым успехом. Эта роль на десятилетия стала для него одной из коронных.

Не менее ярким получился Ерёмка из оперы Александра Серова «Вражья сила». Сложная фигура! Обаятельный, но эгоистичный, даже коварный. Удаль, хитрость, ощущение трагедии – все это есть в Ерёмке. И диапазон настроений – от смирения до мордобоя. Многие недюжинные таланты пели эту партию, но даже после несовершенной по техническому качеству записи Шаляпина слушать других исполнителей Ерёмки трудновато.

А ключ к характеру Ивана Грозного в «Псковитянке» Римского-Корсакова он нашел, научившись с особой вкрадчивостью пропевать одну фразу: «Войти аль нет?» В ней и непредсказуемость царя, и его лицедейская натура. Отсюда один шаг к другому шаляпинскому образу-шедевру – Мефистофелю. Он пел его в двух разных операх – Шарля Гуно и Арриго Бойто. Куда-то исчезала волжская стать певца – и на сцену выходил высокий, но худощавый дух лжи, настоящий искуситель. От его цинизма и насмешек брала дрожь. Шаляпин перевоплощался с такой страстью, что, не будучи сильно религиозным человеком, после исполнения этой роли ходил в церковь на исповедь.

Портрет певца Федора Шаляпина. Худ. Б.М. Кустодиев. 1921 год

«Такие люди являются для того, чтобы напомнить всем нам: вот как силен, красив, талантлив русский народ!»

«Как русский страус будет петь»

О шаляпинских разносторонних талантах слагали легенды. Он и рисовал, и работал с гримом не хуже профессионалов. А нередко блистал и литературными способностями. Он перевел на русский язык серенаду Дон Кихота из одноименной оперы Жюля Массне. Но лучше всего ему удавались остроумные стихи «на случай», в том числе эпиграммы на самого себя. В 1901 году его впервые пригласили на родину оперы – в Италию, выступить на сцене знаменитого театра «Ла Скала». В то время русских оперных певцов там почти не знали – и гастроли Шаляпина воспринимались как сенсация. Журналисты непременно упоминали, что у русского баса жена – итальянка. Но часть миланской клаки, оскорбленная, что в Италию выписали русского солиста, готовилась освистать Шаляпина. Он знал об этом – и послал своей московской знакомой шуточные стихи:

Я здесь в Милане – страус в клетке.

(В Милане страусы так редки.)

Милан сбирается смотреть,

Как русский страус будет петь.

Давали «Мефистофеля» Бойто. Шаляпин пел заглавную партию, знаменитый тенор Энрико Карузо – Фауста. С первой реплики публика приняла Шаляпина. Впечатляло и его одеяние – странное трико, пошитое в Москве по задумке самого певца. Итальянцы к таким костюмам не привыкли: как говаривал Шаляпин, они все пытались дьявола «представить в пиджаке и брюках». Достаточно было одной походки, которую он придумал для своего черта, чтобы миланцы признали в этом русском большого актера. Дебют прошел удачно, хотя Шаляпин привык к более шумному успеху. Но вскоре он снова и снова пел в «Ла Скала» – и звание солиста Его Величества итальянского короля, полученное в 1912 году, подтвердило его репутацию. Впрочем, к тому моменту русский певец уже покорил весь мир – и даже в тех странах, где он не гастролировал, его признавали образцом баса. Шаляпин приучил Европу к русскому романсу и народной песне. Его взлетом стало «Сомнение» Михаила Глинки на стихи Нестора Кукольника: «Уймитесь, волнения страсти…» Казалось, что он не поет, а рыдает – и при этом передает всю глубину глинковской мелодии, все ее переливы.

Притчей во языцех стала практичность Шаляпина. Он не забывал своего казанского детства и умел считать деньги. Не любил заниматься благотворительностью, постоянно заботился о выгодных контрактах и старался не платить налогов. Зато пристрастился жить по-барски – в замечательном особняке на Новинском бульваре в Москве, с садом, спускавшимся к речке Пресне. Говорят, что, когда император Николай II подарил ему золотые часы, Шаляпин огорченно пожал плечами: он уже привык носить более дорогие. «Даром только птички поют» – эту ироническую шаляпинскую поговорку в актерском мире до сих пор помнят все. В то же время он с удовольствием – и, конечно, даром – пел в дружеском кругу. Такие домашние и дачные концерты певец ценил, считал, что лишь там, среди музыкантов, писателей и художников, он и поет по-настоящему.

Ужиная в ресторане с друзьями, Шаляпин имел обыкновение рисовать – на листках бумаги, на манжетах, а иногда и на скатертях. Многие заведения десятилетиями гордились, что у них остались шаляпинские автографы. Но однажды в Праге хозяйка не узнала знаменитого певца и, когда он собрался уходить, потребовала заплатить за «испорченную» скатерть. Шаляпин дал ей 10 крон, но и скатерть прихватил с собой. Пока он ждал такси, ей объяснили, что эту «мазню» можно было выставить на самое видное место – и это была бы лучшая реклама для ее кабачка. Хозяйка догнала певца и с извинениями протянула ему 10 крон. «Простите, мадам, но эта вещь стоит 50 крон». Что делать? Пришлось ей заплатить эту сумму. Шаляпин твердо знал: деньги счет любят. Он не гнушался выступать и на званых вечерах, развлекая жующих гостей какого-нибудь миллионера. А иначе большого состояния не сколотить.

Афиша «Русских сезонов» в Париже. 1909 год

«Эй, ухнем!». Автопортрет Федора Шаляпина. Стокгольм, 1930 год

Народный артист Республики

Любимец публики в те годы обязан был быть вольнодумцем, сочувствовать подпольщикам. А Шаляпин еще и дружил с «буревестником революции» Горьким. Писатель то и дело буквально принуждал прижимистого артиста материально помогать то большевикам, то эсерам. Правда, в политических сходках и митингах певец не участвовал. Но «Дубинушку» пел ярко, с пониманием каждого слова этой русской бунтарской песни. И мало кого удивило, когда после свержения самодержавия он, вспомнив традиции Великой французской революции, написал песню во славу свободы – и стихи, и музыку:

К оружию, граждане, к знаменам!

Свободы стяг, несись вперед!

Во славу русского народа

Пусть сгинет враг, пусть враг падет!

Шаляпин много пел и при Александре Керенском, и при большевиках. В белогвардейской прессе о нем писали презрительно. Ему благоволил нарком просвещения Анатолий Луначарский. Ученик сапожника, ставший первым певцом мира, – такого человека большевики не могли не ценить. Специально для него неутомимый нарком учредил звание народного артиста Республики, назначил его художественным руководителем Мариинского театра. Впрочем, в революционной суматохе должности не имели веса. Но Шаляпину даже позволили жить в собственном доме, правда, оставив ему лишь комнаты на втором этаже. И все-таки Луначарский прекрасно понимал, что обнищавшая Россия не способна платить певцу на мировом уровне. А певческое время уходило! Еще несколько лет – и заработать приличные деньги артист уже не сумеет… 

Весной 1921 года Шаляпин попросился на гастроли за границу, в том числе в США, где ему предлагали фантастические гонорары. Вопрос решался на самом высоком уровне. Постановили отпустить товарища Шаляпина с условием выплаты половины заработанных долларов в советскую казну. В 1922-м он ненадолго вернулся на родину, а потом снова отправился за рубеж, где подписал новые контракты. На этот раз его путешествие по Штатам и Европе затянулось, но он еще заглядывал в советское посольство и отдавал часть заработков – как обещал. Ему рукоплескал мир, однако русская эмиграция относилась к «красному басу» без пиетета. Все изменил один случай: Шаляпин пожертвовал небольшую сумму на нужды детей эмигрантов. В СССР это вызвало бурю: как же так, наш певец поддерживает белогвардейцев! 24 августа 1927 года Совнарком РСФСР лишил Шаляпина звания народного артиста Республики, а вскоре и советского гражданства. Владимир Маяковский бушевал: «Вернись теперь такой артист назад на русские рублики – я первый крикну: – Обратно катись, народный артист Республики!» 

«Живи я сейчас в России…»

Шаляпин тосковал по родине, в каждом концерте непременно пел по-русски, в какой бы стране ни выступал. Он уже тяжело болел, когда ему довелось посмотреть советский фильм «Петр Первый». Певец увидел знакомые места – дворцы, музеи, сады, Неву. И актеры играли превосходно. Он произнес: «А все-таки жива Россия».

Много лет Шаляпин писал мемуары. Сначала с помощью Горького, потом почти самостоятельно, при участии журналиста Соломона Полякова-Литовцева. Сочинял и наговаривал историю своей жизни с той же неуемной силой, с какой пел. Субъективно и страстно, с бурными фантазиями. Он хотел, чтобы получилась «биография моей души и моего искусства». Шаляпин так и назвал книгу – «Маска и душа». Ее сразу перевели на несколько европейских языков. Выпускали и в СССР – правда, уже после смерти певца.

Свой голос он не берег никогда. Любил ухарство напоказ – это стало частью шаляпинского образа, который ухватили художники Борис Кустодиев, Валентин Серов. Смолил папиросы, в морозные дни мчался на тройках в шубе нараспашку. В последние годы жизни певца его голос стал терять краски и звучность. Иван Бунин вспоминал, как однажды в Париже Шаляпин, пригласив его на завтрак, завел граммофон и «стал ставить напетые им в прежние годы пластинки и слушал самого себя со слезами на глазах, бормоча: "Неплохо пел! Дай Бог так-то всякому!"» Жаль, что записи не могут передать все оттенки шаляпинского пения. А все равно слышно: несравненный артист!

Он умирал не только от неизлечимой болезни крови, но и от тоски. Шаляпин уверял друзей: «Живи я сейчас в России, на даче, где пахло сосной, я бы выздоровел». В Париже весной, 12 апреля 1938 года, он прошептал: «Тяжко мне… Где я? В русском театре? Чтобы петь, надо дышать, а нет дыхания… За что я должен страдать? Я пропадаю». Он столько раз прощался с жизнью на сцене, но эти последние слова произнес по-особенному. Тихонько, для себя самого.

После смерти певца в «Известиях» за подписью солиста Большого театра Марка Рейзена вышел бестактный некролог: «В расцвете сил и таланта Шаляпин изменил своему народу, променял родину на длинный рубль. <…> Все его выступления за рубежом носили случайный характер. Громадный талант иссяк уже давно». А ведь Рейзен – замечательный бас – всю жизнь не без успеха копировал шаляпинские интонации. Но прошло несколько дней – и газета извинилась «за выражения о творчестве Шаляпина, недопустимые в советской печати». Многие подозревали, что резкость некролога пришлась не по душе «лучшему другу музыкантов» и именно Иосиф Сталин настоял на перемене официального отношения к мастеру. О том, что царь русской оперы умер в эмиграции, постарались забыть. В нем снова видели эталон актера и певца. И это навсегда. Кого бы сегодня ни называли «золотым голосом России», Шаляпина заменить невозможно. Он – звезда, которая не погаснет и не потускнеет.

Дасия Шаляпина с отцом. 1936 год 

Что почитать?

Шаляпин Ф.И. Маска и душа. М., 2013

Дмитриевский В.Н. Шаляпин. М., 2014 (серия «ЖЗЛ»)

Теляковский В.А. Мой сослуживец Шаляпин. М., 2022