Зеркало для императора

Портрет Петра III кисти Алексея Петровича Антропова на первый взгляд поражает странным сочетанием торжественной обстановки и почти карикатурным образом несчастного императора. Длинные ноги, делающие персонажа похожим на кузнечика, узкие плечи, «гусиный» живот, маленькая голова со скошенным подбородком и лягушачьим ртом слабо сочетаются с атрибутами императорской власти — державой, скипетром, короной и мантией. А маршальский жезл, на который опирается Пётр, и вовсе делает фигуру комичной. Однако эта картина заслужила полное одобрение как самого императора, так и Святейшего синода, для которого, собственно, и заказывалась. Вместе с тем пришедшая к власти после Петра III Екатерина Великая отстранила Антропова от должности придворного живописца, привлекая к написанию собственного портрета других людей. В чём же тут секрет?

Дело как в характере самого Алексея Петровича, так и в особенности личности императора Петра III.

Алексей Антропов был сыном солдата Семёновского полка, ставшего слесарным и инструментальным мастером при Оружейном дворе в Санкт-Петербурге. Старший брат Антропова тоже стал оружейным мастером, средний — часовщиком, а младший — художником. Сам Алексей поступил в Канцелярию от строений в «живописную» команду, целью которой являлось украшение архитектурных сооружений. Учился он у французского портретиста Луи Каравака, затем у Андрея Матвеева и Михаила Захарова. Расписывал триумфальные ворота в Аничковой слободе, писал иконы для Зимнего дворца; работал в Царском селе и Петергофе; украшал храм Андрея Первозванного в Киеве. В Москве Иван Шувалов пригласил художника преподавать на факультет искусства в создаваемый им Московский университет. А в Петербурге Алексей Петрович получил должность надзирателя за живописцами и иконописцами при Синоде. Он был признанным мастером, руководил частной школой. Его ученики — Дмитрий Левицкий и Пётр Дрождин.

Творчество Алексея Антропова явилось мостиком между искусством нач. и конца XVIII века. В нём соединились как иконописные (чёрный, жёлтый, оливковый цвета, фронтальная композиция, «глухой» фон), так и реалистические традиции русской портретной живописи, присущие Ивану Никитину и Андрею Матвееву. Его портреты всегда были объективны, не приукрашивая, а, скорее, раскрывая суть изображаемого персонажа.

 В 1762 году на престол взошёл Пётр III. «Как можно прожить двадцать лет в России и ненавидеть всё русское»? — возмущался кто-то, рассказывая об этом императоре с короткой и трагичной судьбой. Родившись в Киле и рано потеряв родителей: дочь Петра I Анну и голштинского герцога Карла Фридриха, он полюбил военные парады, и самым тяжёлым для него наказанием являлся запрет их смотреть. С детства он был погружён в мечты и фантазии, рос нервным и впечатлительным ребёнком и оказался весьма неподходящей парой для жёсткой и целеустремлённой Софьи Августы Фредерики Ангальт-Цербстской, будущей императрицы Екатерины. С 1742 года его перевезли в Россию: бездетная Елизавета Петровна готовила из него будущего наследника престола. Ему в то время исполнилось 14 лет. Он слабо и неохотно учился, но обожал смотреть на марширующих солдат и в свободное время играл в оловянных солдатиков и обучался скрипке. Фавориткой его стала Елизавета Воронцова, поскольку Екатерина, супруга с 1743 года, испытывала к мужу плохо скрываемое отвращение и вовсе не стремилась к близости.

Вызывающее поведение на церковных службах (будущий император вполне мог позволить себе громко разговаривать во время литургии, а то и вовсе громко рассмеяться и уйти); осуждение позиции России в Семилетней войне, преклонение перед прусским королём Фридрихом II, бывшим на то время врагом России (как язвительно замечал канцлер Алексей Бесстужев-Рюмин, Петра убедили, что Фридрих хорошо о нём отзывался), сыграли свою роль. После смерти Елизаветы Петровны в 1762 году нелюбимый, даже тайно презираемый многими дворянами император взошёл на престол, чтобы через полгода быть свергнутым собственной супругой. К числу его деяний, кстати, относятся отмена Тайной канцелярии (прототип ФСБ), Манифест о вольности дворянской (отныне дворяне служили исключительно по своему желанию, а не как раньше — по обязанности), отмена уголовной ответственности за убийство помещиками своих крестьян и прекращение преследования старообрядцев. Возможно, именно по двум последним причинам самозванцев из народа, претендующих на имя Петра III, насчитывалось в истории чуть не до сорока, самым известным из которых стал Емельян Пугачёв.

Наивное стремление к правде, сочетавшееся с мечтательностью, и привело к тому, что император, воцарившийся в Зимнем дворце, только недавно построенном по приказу покойной Елизаветы Петровны, озаботился своим парадным портретом. Однако работу Фёдора Рокотова он отверг за её недостоверностью и обратился к Синоду, который и порекомендовал ему Алексея Антропова.

Художнику удалось передать суть вещей. Среди разложенных в зале царских атрибутов величия — горностаевой мантии, шапки Мономаха, державы и скипетра — опирающийся на маршальский жезл император выглядит мальчишкой, нацепившим отцовский мундир с наградами. Длинные, как у кузнечика, ноги, кажется, находятся в постоянном движении; узкие плечи и маленькая голова с безвольным подбородком и большим ртом придают фигуре несуразность вкупе со смешным «гусиным» животом по немецкой моде. Сам император, хотевший увидеть себя великим правителем и полководцем, остался доволен. О точности изображения говорит то, что портрет высоко оценили современники: копию картины заказали для Сената, другая висела в Синоде. И, скорее всего, из-за этой же точности и Екатерина Великая неохотно обращалась к Антропову (существует два её портрета кисти этого художника), делая упор не на реалистичности, а на величии.

Сегодня копия картины Алексея Антропова, выполненная для Сената, находится в Третьяковской галерее.