Загадки Ермака Тимофеевича

«Ермаково взятие» Сибири остается не только одним из самых известных событий русской истории, но и одним из самых дискуссионных

Загадки похода Ермака (1582–1585) связаны с малочисленностью дошедших до нас источников, к тому же созданных спустя несколько десятилетий после описанных событий, а также с тем, что их свидетельства зачастую некритически воспринимаются в историографии и особенно в краеведческой литературе. Дискуссионными остаются не только вопросы хронологии знаменитой экспедиции за «Камень», то есть Уральские горы, но и определение ее инициаторов и предводителей, выяснение обстоятельств гибели самого Ермака и ряда его сподвижников, раскрытие ближайших последствий «хождения» казаков во владения сибирского хана.

Окружена загадками и сама личность казачьего «старейшины» Ермака Тимофеевича. Уже без малого полтора столетия историки и филологи спорят о том, где родился Ермак, настоящее ли это имя (полное или усеченное) либо его прозвище, из какой среды вышел «ратоборный» атаман, «единомысленная дружина» которого сумела «сбить с куреня» хана Кучума, и где и сколько он казаковал до похода в «Сибирскую землю».

Покорение Сибири Ермаком. Худ. В.И. Суриков. 1895 год

«Поволский» или донской?

Можно считать установленным, что Ермак – это не прозвище или кличка, а имя, причем довольно распространенное едва ли не во всех уездах Московского государства по меньшей мере со второй половины XV века. Чаще всего оно встречалось в Поморье, Новгородской земле и на Смоленщине. Порой о нем говорят как об уменьшительном варианте имени Ермолай (Ермола). Действительно, эти имена нередко становились синонимами: например, Ермаком называли видного казачьего атамана начала XVII века Ермолу Терентьева, современником которого был и другой атаман – Ермак Мошин. Однако предводителя похода за «Камень» ни в одном из источников Ермолаем не именовали. Зато везде он назван Тимофеевым сыном или Тимофеевичем.

Кроме того, в сибирских летописях его очень часто наделяли прозвищем «Поволский». Самые ранние из этих летописей – Есиповская и Строгановская – сложились в 1630-х годах (то есть спустя полвека после гибели Ермака Тимофеевича) в Тобольске, являвшемся тогда столицей русской Сибири, и в Соли Вычегодской соответственно. «Поволским» называют «старейшину» и в поминальном перечне (синодике) павших при завоевании Сибирского ханства атаманов и казаков, составленном в начале 1620-х годов по распоряжению первого тобольского архиепископа Киприана. В свою очередь, создатель «Погодинского летописца» конца XVII века, использовавший ранние документальные материалы о «Сибирском взятии», говоря о Ермаке, заметил: «Прозвище ему было у казаков Токмак». Это весьма популярное прозвище нет оснований считать уральским или тем более тюркским: оно может свидетельствовать о том, что «храбрый смлада» атаман являлся выходцем из вотчин князей Токмаковых, какое-то время состоял на службе у одного из них или воевал под его началом.

О Ермаке Тимофеевиче Поволском сказано во многих летописях. Иногда переписчики придавали этому прозвищу иные формы: «Павольский», «Подолский», «Повалский» и даже «Половский». Тобольский летописец и выдающийся картограф Петровской эпохи Семен Ремезов, также называвший предводителя экспедиции «Поволским», утверждал, будто настоящее его имя – Герман, Ермаком же своего «вождя» нарекли казаки. С точки зрения казачьего журналиста Николая Мельникова, автора вышедшей во Франции в 1961 году книги о покорении «Кучумова царства», атамана считали Поволжским, поскольку он, хотя и являлся по происхождению донским казаком, прибыл в Сибирь с берегов Волги. Несколько десятилетий спустя филолог Елена Ромодановская убежденно писала, что многие книжники называли Ермака «Поволским», так как он относился к числу волжских атаманов (о чем прямо говорится в грамоте царя Ивана Грозного, отправленной прославленным сольвычегодским промышленникам и владельцам земель на реках Каме и Чусовой Строгановым 16 ноября 1582 года: «…послали… из острошков своих волских атаманов и казаков Ермака»).

Такой взгляд подтверждается тем, что в ряде летописей сообщается о Самарской луке и устье Самары как местах, где накануне «пошествия» в вотчины «прикамских магнатов», а затем в «Сибирскую страну» находились Ермак и его «товарство». Атаманы, ставшие соратниками предводителя экспедиции против «кучумлян», а прежде вместе с ним воевавшие с ногаями на берегах Волги, носили прозвища Кольцо и Пан. Первое документированное сообщение о пребывании Ермака в Поволжье (и вообще самое раннее из известных о нем) – это поступившая в Москву 8 июля 1581 года жалоба ногайского мурзы Урмагмета, что «наперед сего», а затем «летось», то есть накануне, атаман отогнал с Волги сначала 60, а потом уже 1000 лошадей, с требованием к царю Ивану «животы [имущество] отдать» либо «Ярмака выдать».

Несомненный интерес представляет еще одна версия происхождения прозвища «Поволский». В повествовании о «Ермаковом взятии» «Бузуновского летописца», где явно ощутима фольклоризация событий, говорится о бегстве деда Ермака – Афанасия Григорьева сына Аленина – в город Юрьевец Поволжский. Сходный, но более подробный рассказ, почерпнутый, вероятно, из другой редакции того же сказания, мы находим в Черепановской летописи середины XVIII века. Отсюда известно, что дед легендарного покорителя Сибири, нареченного тут, кстати, Василием Тимофеевым сыном Алениным, из Суздаля перебрался во Владимир, где угодил в тюрьму, откуда бежал в уезд, центром которого был Юрьевец Поволжский. Сыновья Афанасия (в том числе Тимофей), прозванные поэтому Поволжскими, переселились из Юрьевца в строгановские владения на реке Чусовой. То же прозвище унаследовал и сын Тимофея Василий – атаман, которого казаки звали Ермаком. Таким образом, запечатленное многими сибирскими летописями прозвище «Поволский» можно объяснить и тем, что если не сам «великий ратоборец», то кто-либо из его предков жил, пусть даже самое большее всего лишь несколько лет, на берегах могучей реки Волги близ Юрьевца.

Историк и этнограф Нина Миненко со ссылкой на донское предание писала, что Ермак родился в 1540 году в станице Качалинской в семье донского казака Тимофея Чагина (в таком случае, заметим, неясно, почему Ермак нигде не называется Чагиным). Вместе с тем она рассматривала версию появления на свет знаменитого атамана не позднее рубежа 1530–1540-х годов в пермских вотчинах Строгановых. Так или иначе, затруднительно согласиться с еще одним существующим мнением, что он уже в середине XVI столетия казаковал между Доном и Волгой. Самые ранние документированные известия о пребывании Ермака в Поволжье относятся, повторим, к рубежу 1570–1580-х годов.

Ермак Тимофеевич. Неизв. худ. Первая половина XVIII века

Послы Ермака у Красного крыльца перед Иваном Грозным. Худ. С.Р. Ростворовский. 1884 год

В зауральском походе

Интересно, что, хотя летописи почти неизменно упоминают Ермака вместе с «дружиной», «воинством», «товарыщи», «прочими» казаками, представляя его неотделимым от своих соратников, в начале повествования о походе за «Камень» его имя появляется редко. Например, в Есиповской летописи оно встречается в названиях 7-й и 8-й глав, а непосредственно в тексте первый раз возникает лишь в обращении хана Кучума к своей свите на горе «под Чювашевым», где в решающей битве татары были разгромлены: «Ермак не со многими… воя моя изби, мене посрами».

Рассказывая о первых победах «вооруженных славою и ратоборством» казаков над «бусурманами», то есть о «брани велией» на Тоболе, возле урочища Бабасан (когда русские «побиша поганых множество»); о взятии улуса мурзы Карачи; о бое у Иртыша (где именно там «агарян» обратили в бегство, не уточняется); о захвате городка мурзы Атика и ночных спорах там, когда одни в силу численного превосходства врага хотели отступить, а другие бежать отказались; наконец, о самой «сече злой» «под Чювашевым», когда ранили «царевича» Маметкула, летописец даже не упоминает о Ермаке. Как не говорит о нем и в более поздних сообщениях о голоде в бывшей ханской ставке «граде Сибири» (Искере), когда умерли посланные за Урал царем князь Семен Болховский и многие «воинские люди», а также об отправке плененного казаками Маметкула в Москву (эти события происходили уже после гибели «ратоборного» атамана). Зато в других главах Есиповской летописи о Ермаке речь идет очень часто. Так, он с казаками, одолев «кучумлян» в «бранном ополчении» на подступах к Искеру, беспрепятственно вступил в этот город. Узнав там об истреблении Маметкулом «казачьей станицы», рыбачившей на Абалакском озере, атаман «погна вслед поганых» и, разгромив их в «великой брани», возвратился в «град Сибирь».

Потом Ермак «с товарыщи», согласно летописной версии, которая может считаться вымышленной, отправили «к Москве» послание о покорении Сибири (в ответ Иван Грозный предводителя экспедиции «заочным словом пожаловал», а ее участникам было выслано «многое жалованье» за службу и «за пролитие их крови»). Наконец, атаман с «дружиной», «храбровавшу… по всей Сибирстей земли», подчинил остяцкие городки по берегам Иртыша и Оби. А еще Ермак и «товарство», «посоветова», отпустил к откочевавшему от Кучума Караче, который просил о помощи, отряд Ивана Кольца, после чего, узнав о гибели этого атамана с четырьмя десятками казаков, «рыдаху на мног час, аки о чадех своих».

Любопытные известия о знаменитом предводителе и его соратниках имеются во вторичных редакциях «Повести о Сибири и о Сибирском взятии», датирующихся второй половиной XVII века. В частности, в «Лихачевском летописце», который объединяет показания Есиповской и Строгановской летописей, есть сведения о «воровстве» казаков перед походом за «Камень», о пути, которым они достигли владений Кучума, о первых боях с «погаными» (в этих боях ни один из русских не погиб, а ранены были немногие) и о том, как ермаковцы разделили между собой захваченные в Искере богатства.

В разных летописях говорится также о наградах, полученных атаманами и казаками от Ивана Грозного, а «Краткое описание о Сибирстей земле» сообщает даже, что царь присвоил Ермаку княжеский титул. Последнее известие многие историки решительно отвергают, считая, что если бы «великий ратоборец» остался в живых, то он, будучи «беспородным», мог достичь самое большее чина головы.

«Знамя Ермака», хранящееся в Оружейной палате

Гибель атамана

Смерть Ермака, побудившая его соратников, пусть и не сразу, вернуться в пределы Московского государства, получила отражение уже в первых памятниках русской книжной культуры Сибири. Еще до того о гибели «ратоборного» атамана рассказывалось в ранней версии «Краткого описания», созданной в Москве около 1620 года, а потом и в «Новом летописце», написанном при дворе с использованием сведений этой повести. Там говорится, что заночевавших на пути к Вагаю в «прелеве» (проливе), то есть, скорее всего, в большой излучине Иртыша (возможно, на острове), «Ермака и казаков [хан Кучум] поби». Спастись удалось лишь одному из русских, который «утече в город [Сибирь] к воеводе с вестию».

В Москве об этом могли узнать от ермаковцев, очутившихся там после гибели своего предводителя. Это произошло или зимой 1584–1585 годов, когда «станица» стрелецкого головы Ивана Киреева привезла к «царскому порогу» плененного на Вагае Маметкула, или осенью 1585-го, когда под началом Ивана Глухова, другого стрелецкого головы и тоже сослуживца погибшего воеводы Болховского, в столицу явились «остальцы» – менее сотни участников зауральской эпопеи. «Скаска» соратников Ермака, отложившаяся, видимо, в архиве Посольского приказа, со временем, надо думать, попала в распоряжение анонимного книжника, по официальному поручению сочинившего «Краткое описание». Вряд ли как-то иначе, а не благодаря казакам этому книжнику стало известно о татарине-смертнике, дважды побывавшем в стане ермаковцев, дабы убедиться, что они непробудно спят и, значит, их можно без труда умертвить.

В других источниках, как и здесь, речь идет об отсутствии «крепкой» стражи в русском стане, поскольку «ослабеша умы своими, яко приходит смертный час» (многие исследователи, правда, находят, что караул был выставлен, но заснул). Возникают там и новые подробности: Ермак, видя, что ни на чью помощь ему рассчитывать не приходится, то есть, судя по всему, оставшись в одиночестве, побежал к своему стругу, уже отплывшему «от брега», и бросился в воду, однако «понеже одеян бе железом… не дошед, утопе». Какие-то детали, конечно, могли стать известны книжникам от доживших до второй четверти XVII века соратников Ермака, слышавших рассказ единственного спасшегося в той ночной схватке. Летописцы взялись объяснить, почему «велеумный» атаман, много раз побеждавший «агарян», не сумел достичь струга, что давало надежду на спасение, и указали: тот уже отчалил от берега. Что касается обращающего на себя внимание выражения «одеян бе железом», то оно часто встречается в источниках того периода и является литературным трафаретом. Скорее всего, представление о некоем панцире, доспехах, в которые был облачен «старейшина» казаков в своем последнем бою, следует считать красивой легендой.

Свидетельства летописцев порой во многом расходятся, но кажутся более правдоподобными, нежели записанные гораздо позднее татарские предания о гибели Ермака. Они рассказывают о единоборстве атамана с дворецким Кучума Кучугаем во время «брани велией» в струге (приближенный хана якобы «прободе в гортань» своего соперника, вооруженного саблей) либо убийстве «вождя» казаков Куташем или батыром Темиром (последний будто бы застрелил из лука «русского князя», когда тот, спасаясь от преследователей, плыл по реке).

Кто руководил татарами в той схватке в начале августа 1584 года (а не 1585-го, как иногда считается), неизвестно. Согласно летописям, это был либо сам Кучум, либо еще и его бывший визирь Карача, либо, наконец, старший сын и наследник хана Алей (Али). Первой из этих версий следовало большинство сибирских книжников, две последние встречаются в одном из списков Строгановской летописи и «Кунгурском летописце» соответственно. Хотя многие источники говорят, что Ермак утонул, «Краткое описание» и синодик склоняют к мысли, что он был убит – или во время нападения «кучумлян» на казачий лагерь (в первую очередь ханские воины, разумеется, стремились покончить с «храбросердым» атаманом), или когда бросался в Иртыш.

Гибель Ермака. Худ. Б.А. Чориков. Вторая треть XIX века

Судьба ермаковцев

Зиму 1584–1585 годов уцелевшие в боях казаки провели в Искере, где от голода умерли многие из них, а также Болховский и почти все стрельцы, прибывшие из Москвы. «Остальцы» весной или летом 1585-го покинули Сибирь под началом Глухова (их, согласно известию «Погодинского летописца», насчитывалось 90). Из 540 атаманов и казаков, вступивших во главе с Ермаком в пределы Сибирского ханства, вернуться на «Русь» смогли менее 200 (кроме ушедших с Глуховым это были еще казаки атамана Матвея Мещеряка и те, кто сопровождал в Москву Маметкула). Впрочем, и эта цифра – менее 200 – представляется несколько завышенной. Помимо самого «старейшины» в экспедиции за «Камень» погибли атаманы Иван Кольцо, Никита Пан, Яков Михайлов и есаул Богдан Брязга. Поименно нам известно лишь около 60 атаманов и казаков, после «хождения» которых за Урал начало складываться «Сибирское царство» московских государей.

В 1586 году с воеводой Василием Сукиным и письменным головой Иваном Мясным, отряд которых срубил Тюменский острог, многие сподвижники Ермака вернулись в Сибирь. Там они несли службу порой не одно десятилетие, часто в гарнизонах первых городов новой восточной «украйны» Московского царства. При этом уже тогда соратниками знаменитого атамана считались люди, возможно не имевшие к нему отношения. Среди них стоит назвать Алексея Галкина, который, судя по челобитным его потомков, был ермаковцем и в течение 30 лет исполнял должность атамана города Березова, основанного в 1593 году. В одной из этих челобитных говорится, что он и его дети и внуки служили многим царям, вплоть до Ивана Алексеевича, и «в Сибире с Ермаком Тимофеевым и взяли Сибирское царство». Однако Галкин упоминается среди березовских атаманов в первые годы XVII века лишь однажды, а главным образом его имя встречается в документах, относящихся к двум следующим десятилетиям. Кстати, как сказано в той же челобитной, позже Галкина послали по государеву указу в Мангазею, основанную на Крайнем Севере Сибири, где он был «от иноземцев убит». И если последнее известие представляется вполне вероятным, то часто повторяемое в историографии мнение о 30-летнем пребывании Галкина в атаманах Березова должно считаться явным преувеличением. Быть может, его потомки, стараясь пробиться в дети боярские, на основе предания о покорении Сибири уверяли тобольских и московских приказных, будто их предок находился в числе казаков Ермака.

Здесь вспомним челобитную сына Истомы Аргунова, согласно которой тот участвовал в мангазейском походе 1600 года, хотя доподлинно известно, что в этой чрезвычайно трудной экспедиции отряд казаков возглавлял другой атаман – Яков Чермной. Сошлемся и на челобитную внука Василия Тыркова, утверждавшего, что его дед взял в плен последнего сибирского хана Алея. На самом деле заслуга «взятия» Алея в 1608 году принадлежит тобольским служилым людям под предводительством Черкаса (Ивана) Александрова. После гибели Кучума при неизвестных обстоятельствах его старший сын был самым опасным противником русских, и его пленение сделало присоединение Сибири к Москве окончательным и бесповоротным.

Не исключено, что со временем историкам удастся обнаружить новые документы, которые позволят расширить круг сподвижников «ратоборного» атамана и дополнить факты биографии самого Ермака, о котором все еще известно очень мало.

Страницы Есиповской летописи, составленной в 1630-х годах в Тобольске

Основание Тюмени. Ремезовская летопись. Конец XVII – начало XVIII века

Что почитать?

Скрынников Р.Г. Ермак. М., 2008 (серия «ЖЗЛ»)

Солодкин Я.Г. «Ратоборный» Ермак и его соратники. М., 2024