Восточная война

В сентябре 1854 года в разгар очередного русско-турецкого конфликта английские и французские войска высадились в Крыму. Зачем они это сделали и как оценивать исход той войны?

Англо-французский флот. Высадка экспедиционной армии союзных войск в Крыму.
Цветная литография М. Бигера и А. Фора. 1854 год

Поводом для Крымской (в западной историографии – Восточной) войны стал спор о покровительстве над святыми местами Палестины. В январе 1852 года под жестким давлением Наполеона III турецкий султан Абдул-Меджид I издал фирман (указ), по которому католики получили ключ от главного входа в храм Рождества Христова в Вифлееме. Николай I увидел в этом ущемление прав всех османских православных. В феврале 1853-го русский император отправил в Константинополь чрезвычайного и полномочного посла генерал-адъютанта Александра Меншикова с требованием обнародования фирмана о привилегиях Иерусалимской православной церкви и покровительстве России православному населению Турции. Султан ответил отказом, а Париж и Лондон стали подталкивать его к войне с Россией, суля свою помощь. Роль главного провокатора сыграла Великобритания, которая, по словам историка Дмитрия Олейникова, «всячески усыпляла бдительность русского царя, давая понять, что она совершенно не заинтересована в этом конфликте, что Николай может идти на обострение отношений с Оттоманской империей, не опасаясь британского сопротивления. И одновременно вела такой разговор с турками: "Не соглашайтесь ни на что, упирайтесь – мы вас поддержим в решающий момент"». В результате 4 октября 1853 года Турция объявила войну России.

Бой на посту Святого Николая

Боевые действия начались в ночь на 16 октября, когда 5-тысячная турецкая группировка атаковала располагавшийся на берегу Черного моря и не имевший укреплений и артиллерии российский пограничный пост Святого Николая (ныне поселок Шекветили, Грузия). За несколько дней до нападения на помощь гарнизону прибыли две неполные роты из Черноморского линейного батальона (255 стрелков) при двух полевых орудиях, несколько конных кубанских казаков для ведения разведки и доставки донесений, а также две сотни пешей гурийской милиции (местных добровольцев) под командованием князя Георгия Гуриели. Хотя десанта с моря не ожидали, первый удар турок оборонявшиеся во главе с капитаном Щербаковым сумели отбить. Отразив в течение суток несколько массированных атак противника, последние защитники поста Святого Николая прорвались из окружения. Капитан Щербаков, князь Гуриели и его сын Иосиф пали в неравном бою.

«При взятии крепости Святого Николая турки неистовствовали страшным образом. Они распяли таможенного чиновника и потом стреляли в него в цель; священнику отпилили голову; лекаря запытали, допрашивая, куда он спрятал деньги; перерезали женщин и детей и, наконец, у одной беременной женщины вырезали уже живого ребенка и тут же на глазах еще живой матери резали его по кускам», – сообщил великому князю Константину Меншиков.

Реакция так называемого «цивилизованного Запада» на трагедию показательна. Европейская пресса раздувала стратегическое значение захвата поста Святого Николая, преподнося его как героический подвиг турок и ни словом не упоминая об их зверствах. Победу же русского флота под командованием вице-адмирала Павла Нахимова над эскадрой Осман-паши 18 ноября 1853 года французская и английская печать окрестила «резней в Синопе».

Интерпретация этих событий показала, на чьей стороне будут Лондон и Париж в начавшейся русско-турецкой войне. Открытым оставался лишь вопрос о том, какую помощь Османской империи они окажут. Это зависело от целей, которые ставили перед собой Великобритания и Франция в противостоянии с Россией.

Цели союзников

По мнению доктора исторических наук, профессора Наталии Таньшиной, Крымская война «выросла в рамках Венской системы международных отношений, которая изначально формировалась исходя из идеи баланса сил между державами, чтобы не допустить укрепления одной из них». Вместе с тем Россия вышла из Наполеоновских войн сильнейшей державой, поэтому в Западной Европе сразу заговорили о «русской угрозе». Воображаемые страхи перед воображаемыми русскими активно нагнетались в первой половине ХIХ века: императора Николая I регулярно сравнивали с Наполеоном Бонапартом, а Россию воспринимали как главную угрозу европейскому равновесию и балансу сил.

В то же время, считает профессор Таньшина, «Крымскую войну надо рассматривать по линии развития Восточного вопроса и говорить о стремлении Англии и Франции не допустить укрепления позиций России в стратегически важном для них регионе – на Востоке, в зоне проливов, на Средиземном море». В этом смысле Крымская война была продолжением борьбы великих держав за наследство «больного человека Европы» – Османской империи.

28 февраля 1854 года был подписан договор о военном союзе между Турцией, Великобританией и Францией. Лондон и Париж, мечтавшие ослабить влияние России на Балканах и в Европе, приступили к реализации своей геополитической задачи.

Как полагает доктор исторических наук, профессор Елена Линькова, Николай I «до последнего не верил в возможность подобной коалиции, полагался на принципы Священного союза. Масштаб проблем им явно не осознавался». О чем свидетельствует и неготовность к ведению военных действий на некоторых направлениях – например, в Крыму и в Белом море.

В марте 1854-го Великобритания и Франция объявили войну России. «Цели союзников были довольно обширными. В первую очередь они связаны с попытками существенно ограничить влияние России на Ближнем Востоке, в Закавказье, на Балканах. Причем у каждой из стран были и свои собственные цели, которые планировалось реализовать через нанесение поражения России», – отмечает Линькова. Так, Лондон стремился остановить продвижение России в Закавказье и на Ближнем Востоке. Париж желал сломать Венскую систему международных отношений, которая была установлена после фиаско Франции в Наполеоновских войнах и связывала страну по рукам и ногам.

«Интерес Великобритании заключался во всем рынке Османской империи. Франции же нужна была маленькая победоносная война, которая усилила бы только что установившийся режим Наполеона III», – уверен автор многотомной «Истории внешней политики Российской империи» Олег Айрапетов. По его словам, «Париж и Лондон поставили перед собой цель полного уничтожения русских военно-морских сил на Черном море». Кроме того, союзники хотели подорвать позиции России на Кавказе, на Балканах, на Ближнем и Дальнем Востоке.

Портрет Николая I. Худ. Ф. Крюгер. 1852 год

Портрет графа Карла Нессельроде. Худ. Е.И. Ботман. 1860-е годы

 Просчеты императора

Боевые действия англо-французский флот начал 10 апреля, обстреляв Одессу с моря. Ответом Николая I стало объявление войны Великобритании и Франции. С его стороны это было вынужденной мерой, воевать с ведущими европейскими государствами он вовсе не собирался. Наталия Таньшина заметила, что до войны «Николай I оставался глух к той мысли, которую ему постоянно озвучивал глава российского внешнеполитического ведомства Карл Нессельроде, предупреждавший о том, что Россия столкнется с коалицией западных держав».

За Нессельроде со времен академика Евгения Тарле, автора вышедшего в первой половине 1940-х годов двухтомника «Крымская война», закрепилась дурная слава предателя, который вредил интересам России и привел ее к крымской катастрофе. «Между тем если мы почитаем переписку Нессельроде, то увидим, что он постоянно убеждал Николая в том, что надо решать конфликт о святых местах мирным путем, иначе Россия будет иметь перед собой не только слабую Турцию, но и Францию и Великобританию», – говорит профессор Таньшина. Нессельроде подчеркивал, что, вполне возможно, к этой коалиции присоединится и Австрийская империя, которая встанет на позиции католика Наполеона III. «Николай допустил ошибку, не прислушавшись к советам канцлера», – считает она.

Бомбардировка Одессы союзными флотами Англии и Франции 10 апреля 1854 года.
Литография Ж.-Б. Сабатье по рисунку, сделанному на месте событий

Вторым, самым большим просчетом были иллюзии в отношении возможности найти общий язык с Лондоном в Восточном вопросе, полагает Олег Айрапетов: «Николай I явно переоценил прочность своего влияния в Европе, так и не поняв значительных изменений, произошедших в том числе и благодаря постоянному усилению веса и влияния России на континенте». Политическое противостояние между Францией и Великобританией, столь характерное для середины и конца ХVIII столетия, во многом завершилось после Венского конгресса. При этом Россия теряла то выигрышное положение, при котором она находилась «на периферии конфликтов между державами, боровшимися за господство на море и суше». Если раньше она была желанным союзником практически для любой коалиции, которая складывалась в Европе, то теперь сама претендовала на первенство и потому объединяла основных участников европейского политического концерта против себя. «Это был колоссальный просчет, впрочем, не меньший, чем надежда на поддержку Австрии», – уверен Айрапетов.

В осажденном Севастополе. Худ. К.Н. Филиппов. 1862 год

Австрийский император Франц Иосиф, спасенный Николаем I в 1849-м от накрывшей империю революции, через пять лет ответил ему черной неблагодарностью, потрясшей русского государя. 2 декабря 1854 года Австрия подписала договор о союзе с Великобританией и Францией, по которому она не могла вступать в соглашения с Россией без консультаций с великими державами. Париж и Лондон обещали Вене помощь в случае войны. Договор содержал обязательства совместно защищать Дунайские княжества.

Историк Сергей Соловьев полагал, что падение Севастополя должно было сыграть «ту же роль, какую играла Москва в 1812 году». После этого «надобно было объявить, что война только начинается»

Историк Сергей Соловьев. 1880-е годы

Но еще до этого, в сентябре 1854-го, англичане и французы вышли к Севастополю и начали его бомбардировку. Позже к ним присоединились войска Сардинского королевства, которое в январе следующего года объявило войну России. Героическая оборона Севастополя продолжалась 349 дней. В ночь на 28 августа русские войска, взорвав пороховые склады и затопив последние корабли Черноморского флота, оставили южную часть разрушенного города.

«Мир во что бы то ни стало!»

За две с половиной недели до сдачи города, 11 августа 1855 года, новый император Александр II заявлял: «…если суждено Севастополю пасть, то я буду считать эпоху эту только началом новой настоящей кампании». Однако спустя четыре месяца война была фактически завершена.

Могла ли Россия продолжать противостояние после падения Севастополя и мог ли Александр II не подписывать унизительный мир? Этот вопрос вызывает горячие споры вот уже почти 170 лет.

В историографии прочно закрепился взгляд тогдашних либералов, активно подталкивавших царя к выходу из войны. Современный биограф Александра II историк Леонид Ляшенко полагает, что его герою досталось тяжелое наследство: «сбившаяся с ритма система управления государством, финансовый кризис, неразбериха на транспорте, брожение в обществе, разраставшиеся слухи о "воле" среди крестьянства».

Кроме того, к врагам России в любой момент могли присоединиться армии Австрии, Швеции и Испании. В ноябре 1855 года был создан оборонительный союз между Швецией, Англией и Францией, вследствие чего, по мнению Петербурга, возникла реальная опасность формирования нового, северо-западного театра военных действий. А это, в свою очередь, угрожало развертыванием войны по всей протяженности западной границы Российской империи. Лондону удалось сколотить мощную антироссийскую коалицию. Как отмечает Олег Айрапетов, в одной только Швеции для войны с Россией предполагалось собрать «до 165 тыс. шведских, норвежских, французских, английских и даже датских солдат и офицеров».

Но, судя по всему, свою роль сыграла и эмоциональная неготовность нового императора воевать дальше. Осенью 1855 года, когда англо-французский флот курсировал под Одессой, а десант союзников высадился под Очаковом, Александр II прибыл в Крым, чтобы ознакомиться с положением дел и принять окончательное решение. «Именно эта поездка убедила его в полной невозможности не только выиграть, но и просто продолжать войну», – считает Ляшенко.

Несмотря на это, готовность Александра II подписать мир подвергли критике весьма влиятельные и осведомленные лица. Анна Тютчева, дочь дипломата и поэта Федора Тютчева, фрейлина императрицы Марии Александровны, 8 января 1856 года записала в дневнике: «Уже вчера в городе разнесся слух, что мы соглашаемся на мир на унизительных основах австрийских предложений: свобода плавания по Черному морю, уступка части Бессарабии и крепости Измаил, отказ от покровительства восточным христианам. Я все еще не верила, хотя все об этом говорили на концерте у императрицы. <…> Я не выдержала и пошла к ней сегодня вечером. Если все ее обманывают, один человек, по крайней мере, скажет ей правду, один принесет ей отголосок общественного мнения. Она мне сказала, что им тоже это очень много стоило, но что Россия в настоящее время не в состоянии продолжать войну. Я ей возразила то, что повторяют все, что министр финансов и военный министр – невежды, что нужно попробовать других людей, прежде чем отчаяться в чести России. Она мне ответила, что я сужу слишком страстно и что об этих вещах нужно судить спокойно. Я отношусь страстно, это верно, как и вся Россия относится страстно к своей чести. Я была до такой степени вне себя, что мне ничего не стоило повторить императрице все самые суровые суждения, которым их подвергают».

Среди критиков решения о заключении унизительного мира был и выдающийся историк Сергей Соловьев. В конце 1870-х годов, еще при жизни императора Александра, в мемуарах «Мои записки для детей моих, а если можно, и для других» он писал: «При восшествии Александра II на престол внешние дела были вовсе не в таком отчаянном положении, чтоб энергическому государю нельзя было выйти из войны с сохранением достоинства и существенных выгод». По мнению Соловьева, «внутри не было изнеможения, крайней нужды; новый государь, которого все хотели любить как нового, обратясь к этой любви и к патриотизму, непременно вызвал бы громадные силы; война была тяжка для союзников, они жаждали ее прекращения, и решительный тон русского государя, намерение продолжать войну до честного мира непременно заставили бы их попятиться назад. <…> Но для этого кроме широты взгляда необходимы были смелость, способность к почину дела, энергия. Их недоставало у нового императора…»

Соловьев с горечью отмечал, что царя «окружали те же люди, с которыми и Николай из ложного страха воевать с целою Европою стал пятиться назад и этим навязал себе на шею коалицию…». Теперь же, писал историк, «раздавались одни возгласы: "Мир, мир во что бы то ни стало!" – и мир был заключен после падения Севастополя, тогда как Севастополь играл тут именно ту же роль, какую играла Москва в 1812 году» – то есть, наоборот, исходной точки будущей победы: «…тут-то, после этой жертвы, и надобно было объявить, что война не оканчивается, а только начинается, чтоб именно заставить союзников ее кончить».

Император Александр II. Литография П. Э. Десмейсонса. 1855 год

«Партия мира»

Некоторые современные историки также более сдержанны в оценках неизбежности поражения. По мнению Елены Линьковой, «теоретически Россия могла бы продолжить войну, учитывая степень измотанности коалиции». Финансы Великобритании и Франции были расстроены огромными расходами на военные действия, а их армии и флоты понесли большие потери. Причем были уничтожены лучшие части английской и французской армий, на подготовку которых ушли годы. Точное число погибших в Крыму англичан до сих пор неизвестно. Тяжелым оставалось психологическое состояние войск союзников, никто не желал вторично зимовать в Крыму.

Затопление кораблей Черноморской эскадры в Севастопольской бухте 11 сентября 1854 года. Худ. Н.П. Красовский. 1872 год

Важным было и то, что Россия обладала большими мобилизационными резервами на материке. После понесенных потерь к 1 января 1856 года в действующих войсках числилось 824 генерала, 26 614 офицеров, 1 170 184 нижних чина, а в резервных частях – 113 генералов, 7763 офицера, 572 158 нижних чинов. Вместе с ополчением под ружьем находились 2,3 млн человек. Боевой дух русской армии не был сломлен.

Главным образом, считает профессор Линькова, свою роль сыграли «общая усталость от войны, которая царила в тогдашнем российском обществе, и определенное разочарование ее результатами». Либерально настроенные образованные граждане, ликовавшие по поводу скоропостижной кончины Николая I, в основной своей массе требовали от новой власти серьезной модернизации армии и флота, масштабных внутренних реформ, в том числе отмены крепостного права, тем не менее это сложно было осуществить в условиях военного времени. Взойдя на престол, Александр II поначалу давал понять, что готов продолжать войну до победного конца, но скоро оказался под прессингом и объективных обстоятельств, и тех политических сил, на которые собирался сделать ставку в предстоящих преобразованиях. В итоге он уступил, безоговорочно встав на сторону тогдашней «партии мира».

Прекращения войны не хотели противники России в Лондоне. После падения Севастополя британский премьер-министр Генри Пальмерстон требовал продолжения военных действий, предлагая перенести их на Балтику и обещая в этом случае «расколотить русских» к октябрю 1856 года. Однако его призывы не были поддержаны Наполеоном III, который был удовлетворен символическим отмщением России за поражения 1812–1814 годов и взятие Парижа. Он так стремился поскорее выйти из войны, что фактически поставил Лондон, готовый сражаться с Россией «до последнего француза», перед необходимостью сесть с ней за стол переговоров.

Для этого у Наполеона III были веские причины. Затраты на войну больно ударили по бюджету страны, вздорожали зерно и другие товары. Но особенно чувствительными стали людские потери. По данным Олега Айрапетова, только за период с 19 сентября 1854 года по 28 сентября 1855 года в Крыму жертвами холеры и тифа стали около 63 тыс. французов, а общие их потери составили около 100 тыс. человек. При штурме Малахова кургана погибли генералы Жозеф-Десиус-Николя Майран и Жан-Андре Луи Брюне, а генерал Пьер Франсуа Боске, позже ставший маршалом Франции, был тяжело ранен.

Подписание Парижского договора. Худ. Л.-Э. Дюбюф. 1856 год

Наполеон III, император Франции. Худ. Ф. К. Винтерхальтер. 1850-е годы 

«Кто победитель, а кто побежденный»

Взявшие Севастополь союзники не могли похвастать победами на других фронтах. На Кавказе 16 ноября 1855 года войска генерала Николая Муравьева овладели крепостью Карс. Морские операции коалиции на Соловках, в Свеаборге и Кронштадте также не принесли ей желаемого успеха. Попытка захватить в августе 1854-го Петропавловск (ныне Петропавловск-Камчатский), главный опорный пункт России на Дальнем Востоке, завершилась конфузом. После того как морские пехотинцы и англо-французская эскадра контр-адмиралов Дэвида Прайса и Огюста Феврие де Пуанта не смогли взять город, который защищали около тысячи плохо вооруженных людей во главе с военным губернатором Камчатки Василием Завойко, не вынесший позора Прайс застрелился. «Франция обещала победы – терпит неудачи. Англия рассыпалась в угрозах и пришла к сознанию бессилия», – записал по этому поводу современник событий.

Переговоры о мире начались 13 февраля 1856 года в Париже. Российскую делегацию возглавлял участник Аустерлицкого, Смоленского, Бородинского сражений и взятия Парижа, шеф корпуса жандармов, генерал граф Алексей Орлов. Установив хорошие отношения с Наполеоном III, опытный дипломат небезуспешно старался углубить наметившийся раскол между Парижем и Лондоном. В результате надежды англичан на дипломатическую изоляцию России не оправдались.

18 марта 1856 года Россия, Османская империя, Великобритания, Франция, Пруссия, Австрия и Сардиния подписали Парижский мирный трактат, к которому прилагались три конвенции. В обмен на занятые русскими войсками Карс и его область России возвращались захваченные союзниками Севастополь, Евпатория и другие города в Крыму, но она лишалась южной части Бессарабии с устьем Дуная. Самым тяжелым для Петербурга условием Парижского трактата было провозглашение принципа «нейтрализации» Черного моря, на котором Российской и Османской империям запрещалось иметь военный флот, а на его берегах – военные арсеналы. Эта статья больше била по России, так как Турция имела флот в Мраморном и Средиземном морях. Для борьбы с контрабандой каждой из держав разрешалось иметь шесть пароходов и четыре фрегата. Черноморские проливы объявлялись закрытыми для иностранных военных кораблей в мирное время. Следовательно, в случае войны Черноморское побережье России оказывалось беззащитным. Парижский трактат устанавливал свободу плавания торговых судов всех стран по Дунаю, что открывало простор распространению на Балканском полуострове австрийских, французских и английских товаров и наносило сильный ущерб российскому экспорту.

«На фоне побед русской армии в кампании 1812–1815 годов, в Русско-турецкой войне 1828–1829 годов и Русско-иранской войне 1826–1828 годов поражение в Крыму воспринималось как катастрофа и утрата всяких надежд на возвращение Константинополя и объединение славянских народов под эгидой Санкт-Петербурга», – отмечает профессор Линькова. В итоге война была воспринята как национальное унижение, нанесенное России Великобританией и Францией. Впрочем, сами «победители» были несколько иного мнения. «Никак нельзя сообразить, ознакомившись с этим документом, кто же тут победитель, а кто побежденный», – заявил подписавший Парижский трактат французский посол в Вене барон Франсуа-Адольф де Буркене.

И в известном смысле он был прав. По крайней мере, еще в марте 1854-го в письме премьер-министру Великобритании Джорджу Абердину трижды занимавший должность министра иностранных дел Генри Пальмерстон (в начале 1855 года он сменит Абердина на посту главы кабинета) так формулировал цели в войне против России: «Мой идеал результатов войны заключается в следующем. Аланды и Финляндия возвращены Швеции; ряд германских провинций России на Балтийском море переданы Пруссии; независимая Польша вновь становится барьером между Германией и Россией; Молдавия, Валахия и устье Дуная переданы Австрии; Ломбардия и Венеция становятся свободными от Австрии и либо образуют самостоятельные государства, либо присоединяются к Сардинии; Крым, Черкесия и Грузия отделены от России, Крым и Грузия присоединены к Турции, Черкесия – либо независима, либо находится под суверенитетом Турции».

Потеряв в Крыму убитыми примерно 160 тыс. человек, Лондон и Париж ни на дюйм не приблизились к достижению «идеала Пальмерстона». Однако в России такая трактовка событий не прижилась: наступала эпоха Великих реформ, идеологам которых во что бы то ни стало нужно было показать как можно больше неприглядных сторон николаевского правления. В итоге в обиход прочно вошло определение «крымская катастрофа»…

ЧТО ПОЧИТАТЬ?

Ляшенко Л.М. Александр II, или История трех одиночеств. М., 2010

Айрапетов О.Р. История внешней политики Российской империи. 1825–1855. М., 2017

Айрапетов О.Р. История внешней политики Российской империи. 1855–1894. М., 2018