Последний год Гитлера

Уже в 1944-м близкий крах нацистской Германии был очевиден всем, кроме ее фюрера, физическое и психическое здоровье которого было далеким от нормы*

*Данный материал направлен на формирование негативного отношения к идеологии нацизма.

Последний год жизни главного преступника ХХ столетия стал и для него лично, и для всей Германии временем утраты надежд, что сокрушительного поражения в войне удастся избежать. Адольф Гитлер уцелел 20 июля 1944 года, когда на него было совершено покушение. Это стало последней его удачей. После нее тяжелые поражения и невосполнимые потери шли нескончаемой чередой, а восхищавшиеся своим фюрером немцы начали склоняться к несколько висельному юмору, сократив громкое «величайший полководец всех времен» (Größter Feldherr aller Zeiten) до иронично звучащей аббревиатуры «Грёфац» (GröFaZ). Гитлер, предчувствуя приближение расплаты за все совершенные им преступления, окончательно превратился в того бесноватого фюрера, которого мы знаем по советским военным фильмам.

Весной 1944-го главные военные преступники Адольф Гитлер и рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер еще не знали, что ровно через год нацистский режим рухнет под ударами Красной армии

«Либо – либо»

К началу 1944 года счет событий, явно сигнализировавших о коренном переломе во Второй мировой войне, шел на десятки. Начавшийся под Сталинградом масштабный разгром врага был уже необратим. На Курской дуге некогда непобедимый вермахт окончательно и бесповоротно выпустил из своих рук стратегическую инициативу, и теперь ему оставалось лишь отступать, отчаянно цепляясь за линии эшелонированной обороны, и, если удавалось накопить хоть какие-то резервы, огрызаться. Германский фронт стал сыпаться и на других участках: еще в мае 1943-го была потеряна Северная Африка, в Тунисе в плен к англичанам попали 250 тыс. немцев и итальянцев. А затем гитлеровскую Германию покинул главный союзник – Италия. Пал самый старый фашистский режим Европы – тот, который дал, собственно, название этому явлению.

Впоследствии большинство немецких генералов признавались: в последний год войны они прекрасно понимали, что выиграть ее уже невозможно. Были ли они искренни в своих запоздалых «озарениях», а главное, размышлял ли об этом сам Гитлер? Трудно сказать. Внешне он всегда демонстрировал неистовую веру в окончательную победу и ни в коей мере не собирался отказываться от высказанной еще в конце 1941-го позиции: сопротивляться во что бы то ни стало до последней капли крови, любое проявление слабости – это первый шаг к поражению. 26 мая 1944 года на встрече с военными фюрер завершил свой длинный и малосодержательный монолог словами: «В одном не может быть никакого сомнения: либо мы проиграем эту войну – и это будет концом нашего народа, либо мы победим – и так и будет! – и это станет началом нашего владычества над Европой».

Тем не менее можно заметить, что в риторике Гитлера начали появляться мотивы некой дилеммы «либо – либо». Этот его постулат уже никогда не исчезнет из повестки дня и будет только усиливаться, принимая все более радикальную форму: либо победа, либо смерть.

«Посмотри на этого старика!»

Теперь Гитлер стал абсолютно не похож на того фюрера Великогерманского рейха, которого немцы привыкли видеть на экранах в журналах кинохроники или на бесчисленных снимках, сделанных его личным фотографом Генрихом Гофманом. Поражения, которые терпел вермахт на востоке, проблемы на юге Европы – все это ввергало руководителя Германии в состояние непрестанного стресса. Конечно же, напряжение не добавляло ему здоровья, учитывая, что он не желал систематически лечиться и предпочитал препараты, которые давали быстрый и сиюминутный эффект. На этом и поднаторел его личный врач Теодор Моррель. К концу 1944-го Гитлер ежедневно принимал 24 препарата, в том числе речь шла о десятке внутривенных инъекций.

Многие оставили описание фюрера этого времени. Один генерал так передал шокировавшее его зрелище: «Гитлер, согнувшийся, словно под грузом тяжкого бремени, приблизился ко мне медленной, усталой походкой. Я как будто услышал внутренний голос: "Посмотри на этого старика! Он не может нести ношу, которую взвалил на себя!" Гитлер сильно сдал. Исполненный смущения, я смотрел в его тусклые, усталые глаза. Вне всякого сомнения, это были глаза больного человека».

Военные поражения еще больше обострили, с одной стороны, болезненную подозрительность Гитлера, а с другой – его непримиримость и жестокость. Он, мягко говоря, никогда не отличался гуманизмом, и не только в отношении «расово неполноценных», с его точки зрения, народов. Поскольку этот человек был единоличным правителем Германии и Верховным главнокомандующим, все это имело самые тяжелые последствия – как для других народов, так и для немцев. При отступлении на востоке Гитлер требовал оставлять за собой выжженную пустыню, даже не понимая, что таким образом лишь подтверждает тот факт, что ни он сам, ни его военачальники уже не рассчитывают на возвращение этих территорий.

Планы Гитлера были чудовищными и абсолютно четкими и ясными. Об этом можно судить, например, по письму рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера верховному руководителю СС и полиции на Украине Гансу Прютцману. «Надо добиться, – писал Гиммлер в конце 1943 года, – чтобы… не осталось ни одного человека, ни одного домашнего животного, ни центнера зерна, ни одной рельсы; чтобы не сохранился ни один дом, ни одна шахта, для восстановления которой не потребовались бы годы, ни одного колодца, который не был бы отравлен. Враг должен обнаружить действительно полностью выжженную и разрушенную страну. <…> Сделайте для этого все, что в человеческих силах».

В то же время у Гитлера начала развиваться мания преследования, первые признаки которой стали заметны после капитуляции сталинградской группировки генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса. Фюрер теперь без конца менял свою программу, если она была связана с появлением на публике, носил усиленную стальными пластинами фуражку. Закономерный финал: его речь в честь очередной годовщины «Пивного путча», одного из главных праздников нацистов, было поручено зачитать 12 ноября 1944 года… Гиммлеру.

Развалины Минска в годы Великой Отечественной войны

«Следите за Нормандией»

Гитлер все больше уходил в себя, отдаляясь от своего окружения, но при этом никуда не пропадала его беспредельная уверенность в исключительной правильности принимаемых им одним решений. Чрезвычайно показательной в этом отношении стала ситуация в дни высадки в Нормандии, на 80-километровом участке между устьем реки Орн и коммуной Озвиль, войск союзников СССР. Еще в декабре 1943-го фюрер сказал: «Если они нападут на западе, то это нападение решит исход войны». Однако 6 июня 1944 года для германского командования вторжение англичан и американцев оказалось практически полной неожиданностью. Стоит упомянуть, что накануне командующий группой армий «Б» в Северной Франции генерал-фельдмаршал Эрвин Роммель, отчитавшись перед главнокомандующим немецкими силами на Западе Гердом фон Рундштедтом, что никакой угрозы нет, уехал к семье в Германию.

Кроме того, военные настаивали, что высадку союзников следует ожидать на побережье пролива Па-де-Кале – самой узкой части Ла-Манша, где сегодня проходит знаменитый подводный Евротоннель. Соответственно, между Гавром и Дюнкерком была сосредоточена сильная группировка, которой предстояло сбросить в море англосаксов. Безусловно, это был полный провал немецкой разведки (который, кстати, в том же июне повторится на советско-германском фронте с операцией «Багратион»): немецкое командование не смогло получить никаких достоверных данных ни о подготовке вторжения, ни о месте высадки, ни о задействованных в ней силах. 

Здесь надо признать, что какая-то интуиция у Гитлера все-таки была. Он не раз заявлял, что Нормандия представляет собой не менее подходящий плацдарм для высадки войск. «Следите за Нормандией», – повторял он. Но на этот раз не стал настаивать на своей точке зрения и дал возможность своим генералам себя убедить.

Произошедшие далее события оказались весьма характерными для стиля руководства Гитлера. Дело в том, что еще с декабря 1941-го, будучи совершенно не в состоянии признавать свои ошибки, он стал подозревать, что военачальники саботируют его гениальные решения, а потому ни один из них не получал всей полноты власти и не мог действовать самостоятельно. Верный принципу «разделяй и властвуй», Гитлер формировал военные структуры с пересекающейся компетенцией, когда командующие вынуждены были постоянно апеллировать к нему лично. В шесть часов утра 6 июня начальник штаба Рундштедта генерал пехоты Гюнтер Блюментритт связался с альпийской резиденцией фюрера «Бергхоф» (Оберзальцберг), где тот находился, чтобы сообщить, что, скорее всего, союзники начали широкомасштабную высадку в Нормандии. 

Позже немецкие генералы утверждали, что решительные действия в первые часы операции союзников могли привести к ее срыву. Столь категоричные утверждения постфактум выглядят, конечно же, натяжкой и спекуляцией, но тем не менее даже этот гипотетический шанс был упущен. Решение сосредоточить танковые резервы под Парижем обернулось против командования вермахта. К тому же Гитлер заранее указал, что эти резервы могут быть использованы только по его прямому разрешению. А поскольку режим дня фюрера был довольно специфическим (он часто ложился спать уже под утро), охрана категорически отказалась его будить. В итоге танки остались стоять на своих позициях.

Военное совещание состоялось лишь в районе полудня. Генерал артиллерии Вальтер Варлимонт вспоминал: «Как это часто бывало, Гитлер решил устроить спектакль. Подойдя к картам, он беззаботно хмыкнул и повел себя так, будто давным-давно ждал такой возможности свести счеты с противником». Однако приказ «уничтожить противника» Верховный главнокомандующий отдал только около 17 часов. 

На Западный фронт из спокойного «Бергхофа» он собрался через 10 дней, да и то после настоятельных требований Рундштедта и Роммеля. Совещание проходило в ставке «Волчий овраг II» в Марживале, севернее Суасона. Начальник штаба Роммеля генерал-лейтенант Ганс Шпейдель запомнил Гитлера таким: «Бледный и усталый от бессонницы, он нервно перебирал свои очки и разноцветные карандаши, которые держал между пальцами. Только он один сидел, сгорбившись, на табурете, тогда как фельдмаршалы стояли. Казалось, что вся его прежняя гипнотическая сила улетучилась. После короткого ледяного приветствия он выразил, громко и желчно, свое недовольство тем, что высадка союзников удалась, и стал говорить об ошибках здешнего командования». Гитлер фактически отказался слушать доводы Роммеля и объявил о неких «решающих для исхода войны» ракетах «Фау» и «армадах реактивных истребителей». Когда же генерал-фельдмаршал позволил себе заикнуться об окончании войны, он резко оборвал его: «Вы должны беспокоиться не о дальнейшем ходе войны, а о своем фронте, на котором произошло вторжение».

Агитационный плакат. Худ. В. Дени. 1944 год

«Знак небес»

Покушение на Гитлера лишь усугубило ситуацию. Казалось бы, он благополучно пережил взрыв бомбы, активированной 20 июля полковником Клаусом фон Штауффенбергом в ставке «Волчье логово» в лесах под Растенбургом (ныне Кентшин, Польша). Синяк на правой руке, ссадины на тыльной стороне ладони, лопнувшие барабанные перепонки, небольшие ожоги – вот, в общем-то, и все. Но это только на первый взгляд. 

До нас дошло свидетельство отоларинголога Эрвина Гизинга, вызванного после покушения к Гитлеру: «Лицо его было бледным и слегка опухшим, под налитыми кровью глазами висели мешки. Его взгляд отнюдь не оказывал того гипнотического воздействия, о котором так много писала пресса. В глаза мне бросились резкие складки, пролегавшие от носа к уголкам рта. Пересохшие, потрескавшиеся губы, заметная проседь в не совсем опрятных волосах, полоса пробора, отступающая назад, почти до позвоночника. Лицо тщательно выбрито, но кожа довольно дряблая, что я отношу на счет усталости. Неестественно громкий, крикливый, хриплый голос… Пожилой, усталый, изможденный человек, который должен больше отдыхать, дабы беречь свои силы». И при этом фюрер окончательно и бесповоротно уверовал в свое высшее предназначение! 

В день покушения, показывая прибывшему в «Волчье логово» недавнему могущественному диктатору Бенито Муссолини место взрыва, он заявил: «После моего сегодняшнего спасения от смертельной опасности я больше, чем когда бы то ни было, убеждаюсь, что мне суждено довести теперь до счастливого конца и наше общее великое дело!» Муссолини подыграл Гитлеру: «Это было знаком небес!»

Вскоре последовали приказы фюрера о жесточайшем преследовании всех причастных к покушению («На этот раз я расправлюсь с ними безо всяких колебаний») и декрет о тотальной войне, означавший в том числе призыв в армию всех мужчин в возрасте от 16 до 60 лет. «Понадобилась бомба у Гитлера под задницей, чтобы он уловил суть», – отметил имперский министр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс.

Впрочем, часы Третьего рейха уже давно вели обратный отсчет. Приближался 1945 год, когда национал-социалистическая диктатура потерпела полный и сокрушительный крах, а ее создателю и вдохновителю, скрывшемуся в фюрербункере во дворе Имперской канцелярии, не осталось ничего другого, кроме как покончить с собой. Жизнь главного преступника ХХ столетия оборвалась под звуки советской артиллерийской канонады.

Колосс на глиняных ногах

В начале 1944 года в Германии мало кто сомневался, что Гитлер является одним из самых могущественных людей в мире. Формально это и было так. Под властью Третьего рейха все еще находилась значительная часть Старого Света – Франция, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Чехия, Польша, Австрия, Норвегия, Дания, Сербия, Греция. На востоке линия фронта (протяженностью 4400 км) проходила от полуострова Рыбачий в Баренцевом море до Керченского полуострова. Под оккупацией нацистской Германии оставались Литовская, Латвийская, Эстонская, Молдавская ССР, почти вся Белоруссия и Правобережная Украина. Еще сражался в кольце блокады Ленинград. Среди союзников Третьего рейха, не считая откровенных марионеток вроде Хорватии и Словакии, числились Румыния, Венгрия, Финляндия и даже далекая от Европы Японская империя. В январе 1944-го немецкое командование имело в распоряжении 179 дивизий на советско-германском фронте, 26 дивизий – на юго-востоке Европы, 22 – в Италии, 16 – в Скандинавии и 53 дивизии во Франции и Нидерландах. Но это Гитлеру не помогло.

Покушение в «Волчьем логове»

План убийства Гитлера и вывода Германии из войны созрел в среде немецкого офицерства еще в 1943 году и начал воплощаться в июле 1944-го. 20 июля один из заговорщиков – полковник из штаба Армии резерва Клаус фон Штауффенберг – вылетел на совещание в ставку фюрера «Волчье логово», взяв с собой не только документы для доклада, но и два пакета со взрывчаткой и детонаторы к ним. Совещание началось раньше, чем планировалось, и Штауффенберг в спешке сумел активировать только один детонатор. Из-за этого сила взрыва, прогремевшего в 12 часов 42 минуты, оказалась меньше, однако из 24 присутствовавших в помещении четверо были убиты, а остальные получили ранения разной степени тяжести. Гитлер чудом остался цел, но Штауффенберг этого не знал. За пару минут до взрыва он покинул совещание под благовидным предлогом и вылетел в Берлин, чтобы дать заговорщикам сигнал к захвату власти. Правда, они действовали крайне нерешительно, а узнав, что фюрер жив, сразу же сдались. Расправа над ними продолжалась до самого краха Третьего рейха: были казнены или покончили с собой около 200 чиновников и высших офицеров.