Восточный вопрос

Смотр Черноморского флота в 1849 году. Худ. И.К. Айвазовский. 1886 год

После триумфальных екатерининских войн Османская империя сама по себе перестала быть опасной, но, как писал историк Сергей Соловьев, «к Турции и Польше не переставали обращаться люди, считавшие своей обязанностью возбуждать вражду к России». В итоге русской армии пришлось воевать с османами в 1806–1812 и 1828–1829 годах. Подстрекательницей раз за разом выступала европейская дипломатия, разыгрывавшая балканскую карту, к которой Россия не могла быть равнодушной.

Как позднее разъяснял выдающийся русский дипломат Александр Горчаков, Россия не способна была «относиться к Востоку лишь с точки зрения чистой политики». «Родовые и религиозные симпатии» связывали ее с братскими славянскими народами, выступая неким «моральным мотивом», которым нельзя пренебрегать. При этом, решая совместно с европейскими державами тогдашние греческие и сербские проблемы, император Николай I заявлял в 1828 году: «Я докажу Европе, что не мечтаю ни о каких завоеваниях, будучи доволен своим положением, как оно есть». Приказывая генералу от инфантерии графу Ивану Дибичу в конце войны отступить от Константинополя, он объяснял: «Наша умеренность зажмет рты всем нашим клеветникам, а нас самих мирит с нашей совестью». Такая позиция вовсе не была проявлением благотворительности. Николай никогда не отказывался от стремления расширить территорию и влияние России, в том числе и в Черноморском регионе. Но в данной ситуации он действовал как политик, учитывающий возможности и потребности страны.

В русском обществе и правящих кругах распространялось представление о ненужности и опасности продолжения завоеваний на юго-западе. Наиболее ярко позицию по этому поводу выразил поэт Василий Жуковский в письме великому князю Константину Николаевичу, наставником которого он был. В 1845 году 18-летний Константин, охваченный волнением в связи с посещением столицы Османской империи, вспоминал о походе киевских князей на Царьград. Однако поэт предостерегал его: «…Избави Бог нас от превращения Русского царства в империю Византийскую. <…> Лучше тех границ, которые теперь имеет Россия, и выдумать невозможно. <…> Ей не нужно внешнего ослепительного великолепия, ей нужно внутреннее… строго постоянное национальное развитие». Казалось, что и император придерживается столь же умеренных позиций. Суть, однако, заключалась несколько в ином.

Черноморский узел

Еще Священный союз, определявший общую европейскую политику в посленаполеоновский период, провозгласил одним из главных направлений своей деятельности решение Восточного вопроса. Это было развитием старой идеи католического мира об изгнании турок-мусульман из христианской Европы. В XIX веке это стремление приобрело более широкие масштабы и стало прикрывать собой многие иные цели европейского капитализма и колониализма, связанные с судьбами находящихся под османским владычеством народов.

Николай I искренне желал участвовать в разрешении Восточного вопроса, надеясь, что это будет и в моральном, и в материальном плане выгодно его стране. Чувствуя настороженность по отношению к России со стороны других участников, он хотел умеренностью своих требований заслужить их доверие. Но в своих уступках Западу император допускал порой явные просчеты, причем в самых чувствительных для России вопросах. Примером этого может быть история решения черноморской проблемы.

Черное море вплоть до 1774 года оставалось внутренним «турецким озером». Лишь по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору Россия получила часть черноморского побережья. Она сразу же начала развивать мореплавание, вести морскую торговлю, создавать военный флот и строить военно-морские базы. 

Поскольку Черное море – это закрытый водный бассейн, проблема утверждения на нем России влекла за собой и проблему Черноморских проливов. В сентябре 1798 года русская эскадра вице-адмирала Федора Ушакова была пропущена через Босфор, а в январе 1799-го Россия и Турция заключили союзный договор, направленный против Франции (это было время наполеоновской экспедиции в Египет, входивший тогда в состав Османской империи). По этому договору впервые Босфор и Дарданеллы были открыты для русского военного флота. Чуть позже появилось еще несколько договоров о статусе проливов. Вплоть до 1840 года все документы, регулирующие режим проливов, а следовательно, и разграничение сфер влияния в этом регионе, являлись двусторонними. Однако русская дипломатия отказалась от практики двусторонних отношений. С подписанием в Лондоне международных конвенций 1840 и 1841 годов режим проливов, как и многие другие османские вопросы, стал зависеть от коллективной воли европейских держав, то есть держав нечерноморских. Проблема, таким образом, ушла из личной компетенции не только Османской, но и Российской империи. Николай I считал эти конвенции успехом своей дипломатической деятельности, поскольку, по его тогдашнему убеждению, лишь коллективные усилия Европы могли обеспечить России нужную ей безопасность.

Как известно, в конце концов это привело страну к печально знаменитой Крымской войне. Сегодня о действиях Николая I в преддверии войны принято говорить как о «неуклюжей политике» и «личной трагедии царя, неспособного осознать утрату своего влияния и не желающего смириться с этим». Все это, очевидно, справедливо, как справедлив и отказ от ранее господствовавшей точки зрения историка Евгения Тарле о том, что император якобы сознательно вел дело к войне.

Надеясь на взаимопонимание с участниками европейского политического концерта, Николай I попытался предложить свое решение Восточного вопроса. Оно состояло в следующем. «Все христианские области Турции, – заявил император британскому послу в Петербурге, – по необходимости станут независимыми, вновь станут тем, чем были, княжествами, христианскими государствами, и как таковые вернутся в семью христианских стран Европы». Казалось бы, бесспорное, разумное и очень умеренное предложение.

Священный союз. Первая встреча австрийского императора с императором России и королем Пруссии в августе 1813 года. Худ. Ф. Камп. Первая четверть XIX века

Василий Жуковский писал: «Избави Бог нас от превращения Русского царства в империю Византийскую. Лучше тех границ, которые теперь имеет Россия, и выдумать невозможно»

Личная трагедия царя

Конечно, Николай при этом рассчитывал на усиление влияния России, чему должно было способствовать ее традиционное покровительство над православными народами. Многолетнее сотрудничество с европейскими державами и особенно помощь им в подавлении революционных выступлений 1848–1849 годов позволяли императору надеяться на понимание его партнеров и благосклонность к продвижению российских интересов. Именно в этом и был просчет царя. В Европе его по-прежнему не считали ни своим, ни равным, более того, видели в нем опасного конкурента. Эта неспособность оценить реальное положение России в европейском сообществе и привела к тому, что требования признать российское покровительство над единоверцами в Османской империи и восстановить привилегии православной церкви в Святых местах были восприняты как агрессивные намерения. Вступление же русских войск в Дунайские княжества, пользовавшиеся российским покровительством согласно заключенным ранее договорам, неожиданно для Николая I переросло в европейскую войну, закончившуюся, как мы знаем, поражением России.

Этот роковой внешнеполитический просчет дорого обошелся и самому императору, и всей стране. Он действительно стал личной трагедией царя, но за этим стояла и трагедия Российской империи, которую ведущие европейские страны фактически вычеркнули из своего сообщества.

В исторической литературе не раз цитировались слова канцлера Карла Нессельроде, предостерегавшего Николая I еще перед войной, что «проникнуть в Черное море, уничтожить здесь русскую торговлю, сжечь города, перебросить подкрепление повстанцам на Кавказ – все это в раскладе на троих [имеются в виду Османская империя, Великобритания и Франция. – С. О.] не потребует слишком разорительных жертв людьми и деньгами». Именно по предсказанному Нессельроде сценарию и развивались события Крымской войны. Правда, следует добавить еще четвертого участника – Сардинское королевство, а также отметить, что к вступлению в войну были готовы Австрия, Швеция и ряд других менее активных недоброжелателей России. Военные действия велись не только в бассейне Черного моря, на Кавказе и Балканах, но и на Балтике, в Белом море и Тихом океане. Тяжелейшую осаду пришлось пережить Севастополю. Фактически это была война со всей Европой, и речь тогда шла совсем не об Османской империи и ее отношениях с Россией. Стоял вопрос о самой России, которую великие державы не прочь были отодвинуть в северные восточноевропейские леса и болота. Однако это им не просто не удалось – участникам европейского концерта пришлось смириться с тем, что Россия остается могущественной державой, которую можно временно немного потеснить и ослабить, но исключить из числа вершителей судеб мира уже невозможно.

В русском обществе Крымская война 1853–1856 годов и Парижский трактат были восприняты как жесточайшее поражение и позор для России. Причем наибольшее значение придавалось не территориальным уступкам, а объявлению нейтральным Черного моря, в связи с чем обе причерноморские державы – и Россия, и Османская империя – не могли возводить на его берегах никаких военно-морских баз и иметь в этом бассейне военный флот. Именно это воспринималось наиболее трагично, как потеря всего, чего удалось добиться в продвижении на юг начиная с Петра. Показательно, что черноморские запреты касались не только проигравшей войну России, но и участвовавшей в победившей коалиции Османской империи. Правда, ее они затронули мало, поскольку традиционно базой османского флота служило Мраморное море, откуда он мог свободно проходить как в Черное, так и в Средиземное море. В России же условия Парижского трактата представлялись истинной национальной катастрофой.

Бой на Малаховом кургане в Севастополе в 1855 году. Худ. Г.Ф. Шукаев. 1856 год

А была ли катастрофа?

Однако посмотрим на последствия этих запретов объективно. История показывает, что нейтрализация Черного моря не препятствовала, а, может быть, даже и поспособствовала последующим успехам России в развитии торговли и почтового сообщения в этом регионе. Более того, географический центр русской экспортной торговли именно после Крымской войны переместился с Балтийского моря в бассейн Черного и Средиземного морей. В августе 1856 года было создано Русское общество пароходства и торговли, сыгравшее значительную роль в развитии отечественного экспорта на Ближний Восток. Уже к концу 1850-х – началу 1860-х оно установило регулярное пароходное сообщение между Одессой и Константинополем и далее с крупнейшими центрами Восточного Средиземноморья, а также осуществляло торговые и почтовые перевозки между русскими черноморскими портами и портами Дуная и североанатолийского побережья. Российский торговый флот стал завсегдатаем всех наиболее важных портов Османской империи. В первые десятилетия своей деятельности компания держала такое высокое качество обслуживания торгово-пассажирских перевозок, что англичане, турки и арабы, как сообщали очевидцы, зачастую предпочитали русские пароходы французским и своим национальным. Поэтому можно утверждать, что нейтрализация Черного моря оказалась не столь трагичной для России, как ее восприняли современники.

Бесспорно и то, что эти ограничения стали определяющими для выработки нового курса внешней политики. Потрясение, вызванное настолько единым коллективным выступлением против России стран Европы, было таким сильным, что подход к внешнеполитическим целям в этом регионе не мог оставаться прежним.

Ущемляющая национальное достоинство России статья Парижского трактата о нейтрализации Черного моря была отменена Лондонской конвенцией 1871 года. Русская дипломатия сумела воспользоваться возникшими тогда внутриевропейскими противоречиями и вернуть себе право строительства укреплений на черноморском побережье и создания военно-морских сил в этом районе. Великий визирь, как сообщал русский посол в Константинополе Николай Игнатьев, определил подписание Лондонской конвенции как отправную точку новой эры в отношениях России и Османской империи, поскольку, по его мнению, этим «устранялись какие-либо основания для недоразумений между двумя странами». В России с этим, однако, не были согласны. На Османскую империю продолжали смотреть прежде всего как на антипода и противника. 

Бой на Малаховом кургане в Севастополе в 1855 году. Худ. Г.Ф. Шукаев. 1856 год