Пламя Смутного времени

Кто знает, с чего началась Смута? Может быть, с бумаги, написанной от имени «спасшегося царевича Дмитрия», который двинулся на Москву, чтобы свергнуть Бориса Годунова?

А может быть, Смутное время было порождено возникшим вдруг ощущением неопределенности? Невозможностью отличить правду от лжи, необходимостью сложного выбора между «настоящим» и «ложным» царем? Кто знает…

Опричники. Худ. В.Г. Худяков. Вторая половина XIX века

«Проклятие делателя»

Смуту нередко связывают с результатами правления Ивана IV, вспоминая опричнину и поражение в Ливонской войне. И хотя от смерти Грозного до начала Смутного времени прошло около 20 лет, думается, такое мнение справедливо. Надо помнить, что изменил Иван Грозный в душах людей. Известны слова князя Андрея Курбского из переписки с царем: «Затворил… царство Руское, сиречь свободное естество человеческое, аки во аде твердыни». Один из видных участников Смуты боярин Михаил Глебович Салтыков вспоминал в 1610 году, как Грозный «присвоил» себе своих подданных. Недавно, читая одну из летописей, я встретил поразительную фразу об опричном походе, кем-то подчеркнутую красным карандашом: «В лето 7078 [1569/1570] государь грабил Великий Новгород». Обыденность зла и неопределенность судьбы любого человека – от простолюдина до боярина – утвердили новые правила жизни, привели к вынужденному подчинению обстоятельствам. А с другой стороны, создали слой людей, умевших приспосабливаться и даже извлекать выгоду из ситуации, например, служа в опричнине, отменявшей прежние устои. Со смертью Грозного ничего не закончилось: семена «самовластья» и террора, щедро брошенные на почву российской государственности, дали обильные всходы, а в Смуту началась жатва.

Часто одним из факторов Смуты называют пресечение династии Рюриковичей, а другим – голод начала XVII века. Можно ли было преодолеть возникшие проблемы, если бы у власти оставался потомок Ивана IV, а не избранный царь Борис Годунов? Недавние времена пандемии показывают нам, что природные явления бывают сильнее любых других обстоятельств. Летописцы рассказали о голоде, начавшемся в 1601-м с гибели урожая от внезапных ранних морозов, и о повторении природных катаклизмов в следующем году. При этом не видно, чтобы кто-то из современников в тот момент рассуждал о легитимности новой династии. Голод, испытанный многими тысячами подданных Годунова, заставлял думать о наказании за грехи. Но в их глазах царь Борис не являлся узурпатором власти – он был выбран решением Земского собора. Поэтому позднейшие упреки, что Смута случилась из-за того, что Борис Годунов неправомерно занял трон, тогда не звучали, да и не могли звучать.

Возможно, он даже лучше, чем Рюриковичи – Иван Грозный или его сын Федор, выдержал выпавшие на его долю испытания. Напомню, в конце XVI века, перед самой Смутой, в источниках фиксируется запустение обширных территорий страны, вместо прежних деревень и пашен в писцовых книгах стала упоминаться «худая» и незаселенная земля. И произошло это все без всякого голода, вследствие войн и опричных переселений. А Бориса Годунова настигло «проклятие делателя», когда все, что он ни делал, приводило к обратному результату. При этом поддержки от тех, кто мог ее оказать, не было. Например, крупные монастыри, по свидетельству келаря Троице-Сергиевой обители Авраамия Палицына, имели запасы хлеба на многие годы, но не стали ими делиться.

Ответ на кризис

Действия царя Бориса могут стать образцом поведения в чрезвычайных ситуациях. Удивительно, как он сумел использовать целый комплекс мер, по-настоящему смягчавших последствия неурожаев и голода. Самое простое и очевидное – раздать милостыню нуждающимся – было сделано в первую очередь. Однако дьяки и подьячие, обычно исполнявшие волю государя, на сей раз поступали вопреки его намерениям. Злоупотребляя своим служебным положением, они допускали к раздаче милостыни только своих родственников и доверенных людей, пренебрегая теми, кто в такой помощи действительно нуждался. Попавшие в источники сетования на эту «государеву» несправедливость потом отзывались годами, становясь оправданием отказа от подчинения Годуновым.

Царь Борис продумал и организовал систему общественных работ, на которых голодающие, покинувшие родные места, могли получить хоть какой-то кров и заработать на пропитание. В Москве распространялись болезни, и он позаботился о призрении больных и умирающих, а также об устройстве новых кладбищ (похороны проводились за счет казны).

Самым важным его шагом стали указы 1601–1602 годов о выходе крестьян. Именно с ними связывают одно из страшных исторических обвинений Бориса Годунова, называя его порой чуть ли не отцом крепостного права. Но надо внимательно читать эти законы, чтобы разглядеть в них отпечаток того времени, когда они создавались. Речь шла не о запрете выхода вообще, а о мерах по предотвращению ухода крестьян от мелких обедневших землевладельцев к богатым. Крестьянин или холоп могли уйти от одного уездного дворянина к другому такому же. Только, как правило, люди, которые уходили от землевладельцев, не имевших больше возможности их прокормить, выбирали путь спасения в крупных и экономически более устойчивых боярских вотчинах. Вот где желание царя установить справедливый порядок и сохранить свое войско, состоявшее преимущественно из небогатого уездного дворянства, сильнее всего разошлось со стремлением бояр к обогащению на бедствиях голодных лет. Все это стало основой розни между боярами и московскими и уездными служилыми чинами, которая не прекращалась все время Смуты. Годунов, видимо, слишком понадеялся, что сможет все контролировать, но не справился с созревшим против него протестом бояр, уставших от постоянного попирания их чести и интересов.

Для самого Бориса трудные годы у власти не прошли даром. Английский посол Томас Смит, приехавший в Москву осенью 1604-го, писал о переменах в облике и нраве Годунова. Царь стал раздражительным, подозрительным, недоверчивым и даже потерял интерес к делам. Он болел в последние годы жизни, и это заметно изменило его характер. Борис стремился опираться в управлении царством на своих родственников, но других Годуновых, блиставших такими же государственными талантами, как он, не нашлось.

Логично было бы связать перемены в настроениях царя с вторжением войска Лжедмитрия I на территорию Русского государства. Однако фортуна отвернулась от самозванца в январе 1605 года, когда от «царевича» уехал его главный сторонник – сандомирский воевода Юрий Мнишек. Григорий Отрепьев, объявивший себя чудом спасшимся младшим сыном Ивана IV, даже бросался «крыжем», распластавшись на дороге перед уходящим войском, но и этот театральный жест не остановил наемников, не получавших обещанных им походных денег. Все, что мог сделать самозванец, – это укрыться за стенами Путивльской крепости. Конечно, свою роль сыграло и его поражение в битве под Добрыничами. Одним из очагов сопротивления царской власти оставались малоприметные Кромы, где засели поддержавшие Лжедмитрия казаки во главе с атаманом Андреем Корелой. Странным образом московское войско увязло при осаде Кром, а может быть, ждало летнего времени, чтобы окончательно расправиться с самозванцем и его сторонниками. Все рухнуло с внезапной смертью царя Бориса от удара 13 апреля 1605 года. 

Пахота. Житие Сергия Радонежского. Конец XVI века

Царь Борис Годунов. Портрет конца XVII века

Царь Борис болел в последние годы жизни, и это заметно изменило его характер. Он стал раздражительным, подозрительным и даже потерял интерес к делам

Кто следующий?

Что больше мешало в последние годы жизни опытному и умному Борису Годунову – политические ошибки или фатальное невезение? Наверное, и то и другое. Основная драма Годунова состояла в том, что к нему предъявлялся другой счет – его все-таки воспринимали не только как государя, но и как бывшего подданного царей Ивана Васильевича и Федора Ивановича.

Поначалу он почти всех сумел убедить в благотворности состоявшихся перемен, но одновременно ему приходилось готовить передачу власти сыну. Об утверждении на троне династии Годуновых царь Борис стал заботиться сразу – достаточно вспомнить хорошо видную и сегодня надпись золотыми буквами под куполом надстроенной в 1600 году колокольни Ивана Великого в Кремле. Имена отца и его десятилетнего сына упомянуты в этой надписи рядом: «Изволением Святыя Троицы, повелением великого государя, царя и великого князя Бориса Федоровича, всея Руси самодержца, и сына его благоверного великого государя, царевича, великого князя Федора Борисовича всея Руси храм совершен и позлащен во второе лето государства их [7]108». Подчеркнем: «во второе лето государства их». Борис торопился, и можно не сомневаться, что если бы ему было отпущено больше времени на троне, то Годуновы укрепились бы у власти.

Он сразу же убрал из Москвы любых заметных соперников из аристократических родов (в первую очередь Романовых), опираясь на предсказуемый и податливый родственный круг, а также на доносителей, рассказывавших ему об «изменах». Фактически Годунов начал формирование «новой знати», в том числе приближая воевод, успешно проявивших себя в войне с самозванцем. Одним из таких приближенных царем стал сын и внук известных опричников Петр Федорович Басманов. И какой же политической слепотой надо было обладать наследникам Бориса, чтобы сделать из боярина Басманова самого верного сторонника Лжедмитрия!

Историки знают об этих событиях благодаря сохранившейся записи в разрядной книге, которая раскрывает драму человека, отправленного в первые дни после вступления на трон Федора Борисовича провести присягу войска под Кромами и обманутого в своих ожиданиях. Троюродный брат скончавшегося царя Семен Никитич Годунов, оказавшийся наиболее влиятельным человеком при юном Федоре, вопреки местническим счетам, поставил своего «зятя» князя Андрея Андреевича Телятевского выше воеводы Басманова (по родословцам княгиня Пелагея Телятевская была дочерью младшего брата временщика – Ивана Никитича Годунова). «И Петр Басманов, падчи на стол, плакал с час, лежа на столе», – записал составитель разрядной книги, обычно сухого документа, перечисляющего служебные назначения Государева двора. А далее приводятся слова самого Басманова, вспоминавшего, как его жаловал за службу царь Борис, и сетовавшего, как, напротив, «выдает меня зятю своему в холопи» Семен Годунов: «И я не хочу жив быти, смерть приму лутче тово позору».

В итоге вместо быстрого завершения войны с самозванцем случилось совершенно иное: главные воеводы царского войска перешли на сторону Лжедмитрия, открыв ему дорогу на Москву. А Федор Борисович, воцарение которого отец так заботливо готовил, не продержался у власти и двух месяцев…

Битва при Добрыничах. Худ. М.С. Решетнёв. 2001 год

Лжедмитрий и Петр Басманов. Последние минуты Дмитрия Самозванца. Худ. К.Б. Вениг. 1879 год

«Живая власть для черни ненавистна»

Когда в 1613 году был созван избирательный Земский собор, о Годуновых снова вспомнили, точнее, обречены были вспомнить. И не только потому, что призвание на царство Михаила Федоровича Романова происходило в стенах Ипатьевского монастыря в Костроме, где Годуновы в конце XVI века были главными ктиторами. Утвержденная грамота 1598 года, обосновавшая права на престол Бориса Годунова, боярина и родственника по жене царя Федора Ивановича, пригодилась для обоснования прав на трон Михаила Романова – двоюродного племянника этого же царя. Дьяки просто скопировали слова прежнего документа и вставили их в Грамоту 1613 года, использовав уже обоснованный им порядок передачи власти родственнику последнего легитимного царя из династии Рюриковичей. При этом они вынуждены были включить Бориса Годунова в перечень «правильных» царей: «И правяше скифетр великого Российскаго царствия семь лет во всем благочестиво и бодроопасно». То есть в самом первом официальном документе, утверждавшем у власти Романовых, содержится не просто согласие с историческим выбором 1598 года, но и фактическое опровержение всех слухов о «винах» Годунова (в том числе о его причастности к смерти царевича Дмитрия, младшего сына Грозного).

Отрицательное отношение потомков к царю Борису было связано прежде всего с историческим недоразумением и обычным человеческим неумением ценить то, что имеешь. Об этом гениально сказано у Александра Сергеевича Пушкина в монологе царя из драмы «Борис Годунов»: «Живая власть для черни ненавистна. Они любить умеют только мертвых».

Иногда можно встретить образные слова о Годунове как первом ученике школы Ивана Грозного. Но, заметьте, ученике, отказавшемся от главного урока – широчайшего использования террора, как было при Грозном. Во время венчания на царство в Успенском соборе Кремля Борис драматически приложил руку к груди и пообещал последнюю рубаху отдать подданным: «Никто же убо будет в моем царствии нищ или беден!» Были ли это только слова или искренняя убежденность – в любом случае такой редкий для московских правителей жест надо оценить. Тем более что первые годы царствования Годунова это подтвердили. Второй избранный царь Василий Иванович Шуйский тоже многое обещал при вступлении на престол и даже принял так называемую «крестоцеловальную запись», обязавшись не накладывать опалы без суда и не преследовать родственников «изменников». Но в итоге нарушил все свои обеты.

Именно поэтому тогда взгляды многих обратились к еще одному претенденту в цари из рода Шуйских – князю Михаилу Васильевичу Скопину-Шуйскому, освободившему столицу от осады войск Лжедмитрия II. Молодой князь происходил из старшей ветви рода Шуйских и вполне мог бы продолжить династию суздальских Рюриковичей. Однако этого не случилось. Причиной внезапной смерти воеводы, как подозревали, стало отравление на пиру. Говорили, что чаша с ядом была подана княгиней Екатериной Шуйской, женой царского брата князя Дмитрия Ивановича Шуйского и, между прочим, дочерью известного опричника Малюты Скуратова-Бельского и родной сестрой царицы Марии Годуновой. Вскоре после смерти Скопина-Шуйского царь Василий был отстранен от власти и насильно пострижен в монахи. Московский трон Боярская дума предложила польскому королевичу Владиславу.

Князь Дмитрий Пожарский, гонящий поляков из Москвы. Барельеф памятника Минину и Пожарскому на Красной площади в Москве

Угроза разделения

Смута не просто создала угрозу распада Русского царства – по большому счету этот распад произошел. Посмотрите хотя бы на название государства, которое в источниках все чаще теперь именовалось не Русским, а Московским царством. В 1611 году были потеряны Смоленск и Новгород. Смоленская крепость пала под ударами войска польского короля Сигизмунда III, несмотря на героическую оборону. И такое положение границы, отодвинутой к Вязьме, сохранялось сорок с лишним лет, пока Смоленск не был отвоеван царем Алексеем Михайловичем в 1654 году. Показательна и судьба Новгорода, попавшего под шведский протекторат. Правда, город удалось вернуть по Столбовскому мирному договору 1617 года, но для этого потребовалось огромное напряжение сил (на Земском соборе решали, где взять деньги, чтобы заплатить шведам за отказ от этих территориальных претензий).

Говоря о распаде страны, можно вспомнить и о внутренних центробежных силах. Интересна, например, судьба Казани во главе с Никанором Михайловичем… Немногие знают, что речь идет о казанском дьяке Никаноре Шульгине, захватившем власть в городе в том же 1611 году. Какое-то время после избрания на царство Михаила Романова в Казань, в присяге которой очень нуждалась Москва, посылались грамоты от Земского собора с уважительным обращением к Никанору Михайловичу. А тот все медлил с присягой и вплоть до своего ареста оставался полновластным казанским правителем…

Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Парсуна XVII века

Путь к спасению

Деятельность земских ополчений и «Советов всея земли» – это точка преодоления Смуты, не менее значимая, чем избрание на престол Михаила Романова. Только через создание ополчений был найден путь спасения Москвы и ее православных святынь. Показательно, что именно призыв «единокупно» стоять «за свою веру и за отечество» прозвучал в окружной грамоте второго ополчения, отправленной из Ярославля по многим городам 7 апреля 1612 года.

Надо понимать, какой отклик в душах людей должны были вызвать слова об «общем совете», сборе войска и других шагах, подтверждавших намерение руководителей ополчений избавить страну от врагов. Люди жертвовали свои деньги и имущество, чтобы поддержать ополчения, хотя было непривычно слушать не царские указы, а грамоты от имени думного дворянина Прокофия Ляпунова, стольника князя Дмитрия Пожарского и нижегородского земского старосты Кузьмы Минина. Цель этих ополчений – созвать выборных людей, чтобы избрать нового царя, – оказалась единственно возможным решением, чтобы закончить Смуту. Да, все пошло не совсем так, как предполагалось, но собирание сил происходило в стране воюющей и разделенной, а ополчения решали прежде всего главную военную задачу – очищения Москвы от врага.

Освобождение столицы от польско-литовских сил, как известно, состоялось в конце октября 1612 года, и только эта победа позволила приступить к избранию царя. Никакой предопределенности в пользу того или иного кандидата тогда не существовало – хотя бы потому, что не было уверенности в своевременном приезде выборных в Москву. Даже в Утвержденной грамоте об избрании на царство Михаила Романова не приводится точная дата открытия Земского собора, потому что ее просто не было. Известно лишь, что собор начал работу в январе 1613 года и вынужден был рассматривать все существовавшие к тому моменту кандидатуры. Выборные сразу договорились, что больше не хотят иметь дело с иноземцами, представителями чужих династий. Не было шансов и у бывших сторонников самозванцев, поэтому оставалось следовать по пути, предложенному когда-то Борисом Годуновым, и выбрать царя из представителей боярских родов.

Поначалу фаворитом был отнюдь не Михаил Федорович Романов, а один из руководителей ополчений князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой. Согласно «Повести о Земском соборе 1613 года», Трубецкой, занявший в Кремле двор Годуновых, устраивал там многочисленные пиры в надежде повлиять на своих главных «выборщиков» – «вольных» казаков, воевавших вместе с ним в полках подмосковных ополчений. Среди других претендентов на трон в «Повести» числятся бояре князья Федор Иванович Мстиславский и Иван Михайлович Воротынский. Но они, как члены «Семибоярщины», скомпрометировали себя подчинением представителям польского короля в Москве. Назывались и имена боярина Ивана Никитича Романова (родного брата митрополита Ростовского Филарета и дяди будущего царя), князя Ивана Борисовича Черкасского (племянника митрополита Филарета) и Федора Ивановича Шереметева, женатого на Ирине Борисовне, урожденной Черкасской (племяннице митрополита Филарета). Как видим, все они – представители одной, «романовской» партии. Кандидатами считались также воевода второго земского ополчения князь Дмитрий Михайлович Пожарский и почти забытый сегодня князь Петр Иванович Пронский.

Князья и бояре готовы были ограничиться обсуждением перечисленных имен и даже при необходимости решить дело «жребием». Но тут вмешались «вольные» казаки, по сути, навязавшие собору решение избрать в цари Михаила Романова, подозревая вельмож, как сказано в «Повести», в действиях «не по Божьей воле, но по самовластию». Так что в избрании Михаила Федоровича главную роль сыграла «улица», мятежные атаманы и казаки, поддержавшие когда-то самозванцев, а потом в составе ополчений принявшие участие в освобождении Москвы.

Выбор в цари Михаила Романова оказался случайным: кто мог подозревать какие-то государственные таланты в 16-летнем юноше? Даже его родной дядя Иван Никитич выступил против такого поворота дел. Главное – что юный Романов состоял хоть и в отдаленном, но все-таки родстве с царем Федором, последним из Рюриковичей. Это давало надежду на возвращение к порядку «как при прежних государях бывало», чего тогда желало большинство. Хотя вскоре предстояло убедиться, что возврата к прошлому быть не могло, – слишком большой след оставила Смута в делах царства и в душах поколения людей, переживших трагические времена. 

Венчание на царство Михаила Федоровича Романова. Рисунок XVII века

Что почитать?

Флоря Б.Н. Польско-литовская интервенция в России и русское общество. М., 2005

Козляков В.Н. Борис Годунов. Трагедия о добром царе. М., 2017 (серия «ЖЗЛ»)