Окаянный и недооцененный

Московские Рюриковичи сами себя перехитрили. Стремясь обезопасить свою власть от возможных поползновений, на протяжении многих десятилетий они всячески старались отодвинуть от трона своих ближайших родственников. Их можно понять: еще не затянулись раны жесточайшей династической войны, развернувшейся между потомками Дмитрия Донского в 20–50-х годах XV века. Тогда все началось с конфликта дяди и племянника, которые не смогли договориться о том, кто имеет больше прав на престол. В ходе бескомпромиссной борьбы великий князь Василий, вошедший в историю как «Темный», лишился зрения, а ослепившие его двоюродные братья – жизни. Урок не прошел даром: начиная с Ивана III, детство которого выпало как раз на годы этой родственной разборки, правители России не брезговали никакими средствами для сохранения своей власти и власти своих детей. Кому-то из братьев во избежание появления потомства долго запрещалось жениться, и они умирали бездетными, кого-то из родственников и вовсе морили в заточении. При Иване III не повезло его братьям и племянникам, его сноха великая княгиня Елена Глинская умертвила двух его сыновей – своих деверей. Ее сын Иван Грозный извел двоюродного брата – сына убитого матерью старицкого князя. К концу его царствования древо московских Рюриковичей истончилось…

А дальше вмешался случай: из трех сыновей Ивана IV от первого брака один (Дмитрий) по недосмотру нянек умер в младенчестве, другой (Иван) то ли был убит яростным отцом, то ли скончался по какой-то иной причине. И лишь третий – Федор Иванович – после смерти родителя взошел на трон. Во время его царствования при весьма странных обстоятельствах оборвалась жизнь еще одного Дмитрия – сына Грозного от неканонического (то ли шестого, то ли седьмого) брака. Самому царю Федору Бог не послал ни наследников, ни желания властвовать над людьми. Он умер, едва перешагнув сорокалетний рубеж. На нем династия прервалась. Нужно было выбирать нового царя. 425 лет назад, 17 (27) февраля 1598 года, по решению Земского собора им стал царский шурин боярин Борис Федорович Годунов.

Это был самый необычный государь всея Руси. Если посмотреть на деяния Бориса (а де-факто он начал править страной еще при Федоре – примерно с середины 1580-х, то есть в общей сложности находился у власти около двух десятилетий), его вполне можно отнести к весьма успешным правителям. Разбил крымских татар, учредил патриаршество, вернул часть потерянных при Грозном балтийских земель, первым решил направлять отпрысков благородных фамилий учиться за рубеж, не чурался западных новшеств, но и не порывал с русской традицией, во время голода помогал нуждающимся, карал своих врагов, однако делал это точечно и в разумных пределах. Если вдуматься, получается эдакий «добрый Петр I» – не столь радикальный в своих поступках (и, чего уж там, не такой кровавый), просто живший на сто лет раньше. Они даже умерли в одном и том же возрасте – в 52 года! Каждый, кстати, self-made man – то есть «сделал себя сам»: и царь Петр, постигший азы множества ремесел, и царь Борис, добившийся высшей власти благодаря своему уму, хитрости и умению управлять людьми.

Однако есть три немаловажных отличия. Во-первых, у Бориса Федоровича не было того уровня легитимности, который в то время мог быть обеспечен лишь царским происхождением. Вспомним у Александра Сергеевича Пушкина: «Вчерашний раб, татарин, зять Малюты…» Будь Борис царского рода, думаю, он бы устоял в годы начинавшейся Смуты: свергать законного царя в России в начале XVII века еще не научились, так что у самозванца, скорее всего, не было бы шансов. Петр был легитимен на все сто. Многие подданные считали его «царем-антихристом» и даже подмененным в Европе государем, но всерьез усомниться в его праве властвовать не решился никто.

Во-вторых, Борису крупно не повезло: в решающий момент, когда судьба только-только зарождавшейся династии Годуновых, да и всей страны в целом, висела на волоске, он внезапно умер (впрочем, есть свидетельства, что в последние годы жизни первый избранный царь уже утратил прежнюю страсть к власти – возможно, как раз по причине нездоровья). Петр же к тому возрасту, когда Борис только подбирался к шапке Мономаха, главную угрозу и своей власти, и России в целом уже устранил – разбил шведов в Полтавской битве.

И третье. Петр оставил по себе славную память – как об одном из демиургов российской государственности, создателе флота, прорубившем «окно в Европу», великом государственном деятеле, жестоком, но справедливом. Память о Борисе оказалась иного свойства. «Зять палача и сам в душе палач»: о заслугах Годунова перед государством надолго забыли, прочно увязав его имя с убийством царевича Дмитрия, причисленного к лику святых! Получился этакий Святополк Окаянный эпохи Смутного времени. Впрочем, одно из значений слова «окаянный» – «отверженный, несчастный». Борис был именно таким. Несмотря на его старания, царствование окончилось бедой – и для его собственной семьи, и для всего Русского государства. Для меня это одна из самых трагических и самых недооцененных фигур нашей истории…