Пророк среди классиков

Федор Достоевский раскрыл такие стороны человеческой души, в которые до него просто боялись заглядывать

Место рождения писателя стало музеем – флигель московской Мариинской больницы для бедных. Лечебница – это всегда пристанище несчастных, «униженных и оскорбленных». А тем более больница для бедных, по соседству с которой располагались дом умалишенных, кладбище для бродяг и самоубийц, а также приют для подкидышей. Трудно удержаться от банальности: место рождения определило писательскую судьбу. Дух больницы для бедных остался с ним навсегда.

 

Инженер с писательским уклоном

Его отец никогда не улыбался. Восемь лет – с 1812 до 1820 года – Михаил Андреевич Достоевский служил военным врачом. Каждый день видел смерть, провел сотни ампутаций – разумеется, без наркоза – и вышел в отставку психологически раздавленным, раздражительным алкоголиком. Это важная грань писательского детства. Другая грань – богословская. Федор Достоевский рано познакомился со Священным Писанием. Много лет спустя он говорил о Книге Иова: «…одна из первых, которая поразила меня в жизни, я был еще тогда почти младенцем!» Вера всегда оставалась для него стержнем, основой, и лучшие страницы его произведений сопоставимы с пророческими озарениями.

В 17 лет будущий писатель столкнулся с потрясением, которое аукнулось во многих его книгах. При запутанных, темных обстоятельствах погиб его отец в своем имении Даровом, куда он перебрался с младшими детьми после смерти жены. «Выведенный из себя какими-то неуспешными действиями крестьян, а может быть только казавшимися ему таковыми, отец вспылил и начал очень кричать на крестьян. Один из них, более дерзкий, ответил на этот крик сильною грубостью и вслед за тем, убоявшись последствий этой грубости, крикнул: "Ребята, карачун ему", и с этими возгласами все крестьяне, в числе 15 человек, накинулись на отца и в одно мгновение, конечно, покончили с ним», – вспоминал младший брат писателя Андрей. Впрочем, официально Михаил Андреевич скончался от апоплексического удара.

В то время по настоянию отца Федор учился в петербургском Главном инженерном училище – армейском и по духу, и по сути. Сам государь Николай I считал себя военным инженером – и представители этой престижной профессии в России не знали нужды. Конечно, это было приключение – разлука с Москвой, с родными. Воспитанники училища жили в том самом Михайловском замке, в котором убили императора Павла I. Хотя Достоевский прошел здесь полный курс наук, уже тогда литература значила для него куда больше любых чертежей и конструкций. Среди товарищей он слыл замкнутым и даже несколько заносчивым одиночкой. Правда, с первых дней учебы у него появился единственный, зато драгоценный друг – Дмитрий Григорович, сын гусара и француженки, тоже мечтавший о литературном поприще. Григорович – человек мягкий и негорделивый – восхищался острым умом своего молчаливого приятеля и, по собственному признанию, полностью подпал под его влияние. Они всласть говорили и о Рафаэле, и о Бальзаке, роман которого «Евгения Гранде» Достоевский пытался переводить. Осенью 1844 года друзья поселились вместе, в одной квартире. Они делили безденежье, неделями питаясь одними булками и ячменным кофе. Ничто не уничтожило их дружбы, которая продолжалась несколько десятилетий, в том числе литературные дрязги, хотя Достоевский – такой уж характер! – даже Григоровича не подпускал слишком близко.

Может быть, поэтому в череде уязвленных, страдающих и замышляющих злодейства героев Достоевского есть один на удивление надежный «обыкновенный человек» – Дмитрий Разумихин, друг Раскольникова. Судя по всему, если бы не многолетняя дружба с Григоровичем, не родился бы и Разумихин…

Ф.М. Достоевский. Карандашный портрет работы К.А. Трутовского. 1847 год

«На носу литературы»

С товарищем по училищу связан и триумфальный литературный дебют Достоевского. Тайком ото всех он написал свой первый роман – «Бедные люди», горькую историю несчастной любви в письмах. Григорович – человек общительный, едва ли не лучше всех в Петербурге говоривший по-французски, – рано начал вращаться в литературных кругах. Он знал, что поэт и издатель Николай Некрасов собирает новый альманах – «Петербургский сборник», который наверняка станет сенсацией сезона. Григорович и передал первый роман Достоевского Некрасову с самыми восторженными рекомендациями.

Поэт просидел над «Бедными людьми» до глубокой ночи, восхищался и плакал. На следующий день ранним утром он принес рукопись Виссариону Белинскому – самому влиятельному литературному критику России – со словами: «Новый Гоголь явился!» «У вас Гоголи-то как грибы растут», – проворчал Белинский, но, прочитав роман, воодушевился не меньше Некрасова.

Они наговорили Достоевскому комплиментов, и начинающий автор простодушно предложил, чтобы каждая страница его книги в публикации была обведена черной каймой – с целью выделить сие гениальное произведение среди других рассказов, повестей и очерков. Конечно, Некрасов на это не пошел. Потом их ждали цензурные рогатки, но в итоге первый роман Достоевского стал одним из самых ярких русских литературных дебютов. И даже гонорар ему выплатили почти в два раза больший, чем изначально обещали.

Парад на площади перед Михайловским (Инженерным) замком. Литография по рисунку И.И. Шарлеманя. Первая половина XIX века

В 1846 году дебютант стал появляться в литературных кругах. «С первого взгляда на Достоевского видно было, что это страшно нервный и впечатлительный молодой человек. Он был худенький, маленький, белокурый, с болезненным цветом лица; небольшие серые глаза его как-то тревожно переходили с предмета на предмет, а бледные губы нервно передергивались», – вспоминала Авдотья Панаева, примадонна русской словесности того времени, перед которой неискушенный автор «Бедных людей» непритворно робел – совсем как князь Мышкин перед Настасьей Филипповной.

Он не умел с изяществом и иронией держаться в обществе. Всерьез считал себя гением – и демонстрировал это, снисходительно беседуя с другими литераторами. Конечно, над ним принялись потешаться. Самым болезненным ударом стала эпиграмма, сложенная веселой литературной компанией, которой верховодил Иван Тургенев:

Витязь горестной фигуры,

Достоевский, милый пыщ,

На носу литературы

Рдеешь ты, как новый прыщ…

Достоевский никогда не простил Тургеневу этой аристократической колкости. Он не стал сотрудничать с редакцией журнала «Современник», которую возглавил Некрасов, и даже при встрече на улице не кланялся недавним приятелям.

 

Путь в Мертвый дом

Литературу он не бросил, но вскоре очнулся в кругу отчаянного социалиста Михаила Петрашевского – и увлекся самыми радикальными революционными идеями. Каждую пятницу молодые люди собирались в библиотеке Петрашевского, обсуждали запрещенные книги, говорили о необходимости политических реформ. Достоевский читал бунтарское письмо Белинского Николаю Гоголю и с жаром декламировал «якобинского» Гаврилу Державина:

Цари! Я мнил, вы боги властны,

Никто над вами не судья,

Но вы, как я подобно, страстны

И так же смертны, как и я.

Слишком многое в нем восставало против чересчур практического (а значит, по мнению Достоевского, безбожного) мира. И он готов был уничтожить его – во имя «правды святой». С конспирацией у петрашевцев дела обстояли наивно. Весной 1849-го вошедшего в их кружок сочинителя, как и многих других, взяли под стражу. Следствие, допросы, каземат. Достоевский вспоминал, что после ареста у него прекратились странные припадки – кошмарные видения с потерей сознания, которые донимали его в прежние годы.

Развязку дела не придумал бы ни один романист. 22 декабря 1849 года всех осужденных, включая Достоевского, привезли на Семеновский плац. Зачитали смертный приговор. Священник благословил политических преступников перед казнью. На первых троих (писатель не попал в их число) надели колпаки. Прозвучала команда целиться. Достоевский прошептал: «Мы будем вместе с Христом». Тут-то смертникам и объявили о смягчении наказания – замене расстрела каторжными работами, последующей ссылкой и лишением всех прав состояния. Будущего автора «Бесов» ждали четыре года каторги в Омске, а потом солдатская служба в Семипалатинске (ныне город Семей в Казахстане). Такого хождения по мукам не испытывал ни один русский писатель. Все второстепенное отпало как шелуха, в том числе думы о реформах, – он только молился и мечтал вернуться в литературу с новыми знаниями о человеческом падении и духовном воскрешении.

Лишь после восшествия на престол Александра II стало возможным смягчение участи осужденных при его отце политических преступников, включая декабристов и петрашевцев. Достоевский смог вернуться в Петербург в конце 1859 года, хотя еще в течение 15 лет оставался под негласным надзором полиции. В это время в русской словесности царили Некрасов, Тургенев, Лев Толстой. Достоевский снова обратил на себя внимание «Записками из Мертвого дома». Их начала публиковать газета «Русский мир», а полностью они вышли в журнале «Время», который писатель основал и редактировал вместе с братом Михаилом. Нет, это была не автобиография. Герой Достоевского, от имени которого ведется повествование, попал на каторгу за убийство жены. Получились именно записки – зарисовки, очерки, или, говоря словами Александра Герцена, «он создал из описания нравов одной сибирской тюрьмы фрески в духе Буонарроти».

 

«Тварь ли я дрожащая?»

От Достоевского ждали новых откровений, но тут с ним случилась другая беда. Как немолодой человек, познавший и славу, и каторгу, не расстававшийся с Евангелием, мог стать рабом рулетки? Возможно, хотел испытать на себе демоническую силу денег, о которой столько писал?.. В любом случае эта страсть едва не растоптала Достоевского. Чтобы ее преодолеть, потребовалось почти 10 лет, после чего, как он писал, «исчезла гнусная фантазия». С другой стороны, лучшие романы писатель создал именно в эти «азартные» годы, спасаясь от безденежья после проигрышей.

Он – с подробным описанием психологических нюансов – показывал бездны человеческого падения, в которые сам заглянул. В 1866 году в журнале «Русский вестник» вышел роман «Преступление и наказание», философские глубины которого мастерски уложены в фабулу первоклассного детектива, каких еще и не существовало в то время. Давно замечено, что любой герой Достоевского больше, чем человек, – гигант, олицетворенная идея. Практицизм Лужина, болезненная страстность Свидригайлова, охотничий азарт Порфирия Петровича… А сам Раскольников в тесной студенческой каморке ощутил себя кандидатом в Наполеоны, сверхчеловеком: «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Каждый из этих грехов Достоевский испытал на себе. Знал, о чем писал.

Пожалуй, трудно было поверить, что Раскольников так быстро от «сложности» перешел к «простоте» и раскаянию. Но в этом романе идеи не перевешивали лирического напора, не перевешивали чувств. Быть может, самый сильный эпизод Достоевского – сон Раскольникова, когда тот видит себя мальчиком и на его глазах с остервенением бьют и убивают лошадь: «С криком пробивается он сквозь толпу к савраске, обхватывает ее мертвую, окровавленную морду и целует ее, целует ее в глаза, в губы…» Второй столь же целостной, гармоничной книги, как «Преступление и наказание», Достоевский не написал. Это история одного человека, одного раскаяния, а все остальные вертятся вокруг него – даже Сонечка, сильно повлиявшая на душевное преображение Раскольникова. Писательскому успеху способствовала и криминальная хроника: как раз во время публикации романа в газетных подвалах появились сообщения о злодеяниях студента Алексея Данилова, который убил и ограбил занимавшегося ростовщичеством отставного капитана и его служанку, не вовремя вошедшую в комнату. Удивительное совпадение с фабулой романа! Словом, это произведение принесло Достоевскому славу писателя сенсационного и притягательного.

Следующим его героем стал «князь Христос», праведный, беззлобный человек Лев Мышкин, который совершенно запутался в мелочных неурядицах своих спутников, в постоянной предгрозовой атмосфере наплывающего скандала. А столкнувшись с настоящей трагедией, с убийством женщины, в которой видел страдальческий идеал, он укрывается от мира пеленой безумия. Ноша праведника оказалась неподъемной. Этот роман притягивает непредсказуемостью: до последних страниц непонятно, на что способен Мышкин и куда приведет его автор, хотя в сравнении с первыми частями финал «Идиота» получился несколько скомканным. «Это такая сказка, в которой чем больше неправдоподобностей, тем лучше. Люди сталкиваются, знакомятся, влюбляются, дают друг другу пощечины – и все это по первому капризу автора, без всякой художественной правды. Миллионы наследства летают в романе, как мячики», – посмеивался в одном из отзывов-фельетонов профессиональный острослов Дмитрий Минаев.

Иллюстрация к роману «Преступление и наказание». Худ. Н.Н. Каразин. 1893 год

Не секрет, что Достоевский хотел противопоставить своего, христианского праведника праведнику социалистическому – Рахметову из «Что делать?» Николая Чернышевского. Как художник – автор романа «Идиот» победил: его книга куда сложнее и тоньше той, что начинается с главы «Дурак». Но по влиянию на умы современников Чернышевский с его Рахметовым остался недостижимым. Студенты хотели видеть себя борцами, а не пациентами швейцарского санатория для умалишенных. Политический трафарет у Достоевского не вышел, зато получился художественный образ.

Обряд казни петрашевцев на Семеновском плацу. Рисунок Б. Покровского. 1849 год

Евангелие и памфлет

К тому времени сформировался стиль писателя, по поводу которого много лет спустя Иван Бунин скрежетал: «Ненавижу вашего Достоевского». Работая над каждой книгой, бывший каторжник непременно торопился, потому что мечтал расплатиться с кредиторами, в чем так и не преуспел. Однако не стоит объяснять горячечный, лихорадочный строй прозы Достоевского только спешкой. Ему необходима именно такая – сбивчивая авторская речь, со вспышками абсурдистского сарказма, иногда с ехидцей, нередко с молитвенным восторгом. Сочетание несочетаемого.

Достоевский гордился, что ввел в русскую речь один глагол – «стушеваться», то есть, по авторскому определению, «деликатно опуститься в ничтожество». Это не просто изобретательное словотворчество. Он всю жизнь изучал это состояние человеческой души – конфузное, надломленное, когда стыдно в чем-то признаться и одновременно нестерпимо хочется уязвить собеседника. Правил хорошего тона, меры и общепринятого вкуса для него не существовало. Небрежный, торопливый бег его романов вызывал недоумение эстетов, хотя некоторые, напротив, в языковых «заусенцах» Достоевского видели истинное мастерство – неприглаженную, ненапомаженную, настоящую высокую литературу. Кроме того, в противовес большинству современников Достоевский воспринимал христианскую проблематику как нечто насущное, вовсе не отжившее, не ритуальное – и этим отличался от большей части официальных православных, включая лиц духовного звания. На неискренность и ложь перед самим собой он не был способен, даже когда нетерпеливо писал, громоздя длинноты, чтобы побыстрее выполнить контракт и получить гонорар. Даже худшие его страницы – это попытка написать пятое Евангелие.

В последние годы он обрел влиятельного друга и единомышленника – обер-прокурора Святейшего синода Константина Победоносцева. Они оба побаивались полярных искушений своего времени – социализма и буржуазности, а идеал видели в народном православии допетровской эпохи. Достоевский почти еженедельно советовался с ним, сочиняя политические эссе из «Дневника писателя» и роман о революционерах. Петр Верховенский, один из главных героев «Бесов», рассуждал: «Одно или два поколения разврата теперь необходимо; разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь – вот чего надо! А тут еще "свеженькой кровушки", чтоб попривык». Конечно, это памфлет. А главное, в «Бесах» Достоевский почти отказался от своей основной идеи – сочувствия грешникам в их падении и веры в их духовное возрождение. Карикатурные заговорщики сострадания не вызывают.

Евангелие, подаренное Федору Достоевскому женами декабристов в январе 1850 года в Тобольске

«Братья Карамазовы» стали для него последней попыткой «выговориться». Это действительно литературно-философское завещание – сбивчивое, взвинченное, что соответствовало характеру писателя. Это роман об искушениях и страданиях, об истинной – как виделось Достоевскому – природе человека, быстро переходящего от соблазна к преступлению, а от него и к раскаянию и перерождению. Есть там и сильнейший вставной эпизод – «Легенда о великом инквизиторе», которую можно воспринимать не только как притчу о будущем всевластии атеистов, но и как рассказ о выхолащивании христианских ценностей в церковных стенах. Такая трактовка даже очевиднее. И неудивительно, что Победоносцев, оценивая силу этого сюжета, недоумевал: что же Достоевский противопоставит великой лжи инквизитора?..

 

«Вы наш пророк!»

Но настоящим завещанием писателя оказался не роман. Его прощальным триумфом стала речь, произнесенная на заседании Общества любителей российской словесности 8 июня 1880 года. Тогда несколько дней Москва чествовала Александра Пушкина. Был открыт памятник поэту на Тверском бульваре, повсюду звучали его стихи, а лучшие русские литераторы рассуждали о роли Пушкина в их жизни и судьбах Отечества. Но только Достоевскому удалось сказать нечто необыкновенное и сокровенное. Куда-то исчез категоричный автор «Бесов». Достоевский негромко, но пылко и напористо говорил о всемирной отзывчивости русской души, которую уловил Пушкин, об идее всечеловеческого единения, о «всепримирении». В эту минуту он был пророком среди писателей – и его слова произвели настоящий фурор. Без преувеличений, публика ревела и плакала от восторга. «Вы наш святой, вы наш пророк!» – кричали даже искушенные материализмом студенты. И старый его враг – Иван Тургенев – поспешил обняться с героем дня. А потом слабым, сипловатым голосом Достоевский читал пушкинского «Пророка» – и всем казалось, что это написано именно о нем. Вот только времени, чтобы пожинать успех, у писателя уже не оставалось.

В ночь на 26 января 1881 года он, как всегда, работал – и выронил вставку с пером, при помощи которой и писал, и набивал папиросы. Достоевский нагнулся, стал искать эту дорогую для себя вещицу под этажеркой. Горлом пошла кровь. Оставшиеся два дня он провел с Евангелием, в молитвах. Эту священную книгу ему подарили жены декабристов Наталья Фонвизина и Прасковья Анненкова в январе 1850 года в  Тобольске, когда писатель следовал на каторгу в Омск. С тех пор он с ней не расставался. Получилось, что до последнего часа.

Лев Толстой, узнав о его смерти, выговорился в частном письме: «Я никогда не видал этого человека и никогда не имел прямых отношений с ним, и вдруг, когда он умер, я понял, что он был самый, самый близкий, дорогой, нужный мне человек. <…> И я плакал и теперь плачу». И это притом, что литературную манеру Достоевского Толстой (как и многие) считал «безобразной». Он видел в нем самого искреннего заочного собеседника – единственного, кто не способен к лицемерию. В 1880-х годах слишком широкая пропасть пролегла между интеллигенцией и властью. Но Достоевскому – во многом стараниями обер-прокурора Синода – оказали посмертную честь: император помог его семье с похоронами, вдове и детям назначили пенсию в размере 2 тыс. рублей.

В ХХ веке оказалось, что озарения, цепочки ассоциаций важнее гладкости стиля и четкости сюжетных линий, и Достоевского стали ценить сильнее, чем при жизни. Не только в России, но и в Европе, где у него появилась целая плеяда знаменитых подражателей. И для всех он больше, чем писатель, – учитель жизни, пророк.

 

 

Лента времени

 

30 октября 1821 года

В семье врача московской Мариинской больницы для бедных Михаила Достоевского родился сын Федор.

 

1834–1837 годы

Федор Достоевский и его старший брат Михаил учились в пансионе Леонтия Чермака в Москве.

12 августа 1843 года

Будущий писатель окончил полный курс Главного инженерного училища в Санкт-Петербурге.

21 января 1846 года

Вышел в свет «Петербургский сборник» с первым романом Достоевского – «Бедные люди».

 

Январь 1847 года

Писатель начал посещать собрания кружка Михаила Петрашевского.

23 апреля 1849 года

Арест Достоевского по делу петрашевцев.

 

23 января 1850 года – 23 января 1854 года

Пребывание писателя на каторге в Омском остроге.

2 марта 1854 года

Зачисление Достоевского рядовым в Сибирский 7-й линейный батальон, расположенный в Семипалатинске.

 

Декабрь 1859 года

Автор «Бедных людей» вернулся в Петербург, получив разрешение на возобновление литературной деятельности.

 

1 сентября 1860 года

В газете «Русский мир» началась публикация «Записок из Мертвого дома».

 

1861–1865 годы

Вместе с братом Михаилом Федор Достоевский издавал журнал «Время», а после его запрещения – журнал «Эпоха».

 

Июль-октябрь 1865 года

Поездка писателя в Европу, крупный проигрыш в рулетку в Висбадене.

29 января 1866 года

В журнале «Русский вестник» началась публикация романа «Преступление и наказание».

 

Январь 1868 года

В «Русском вестнике» напечатаны первые главы романа «Идиот».

 

Январь 1873 года

Впервые отдельным изданием вышел роман «Бесы».

 

2 декабря 1877 года

Достоевского избрали членом-корреспондентом Санкт-Петербургской академии наук по отделению русского языка и словесности.

 

8 июня 1880 года

Достоевский произнес речь о Пушкине на заседании Общества любителей российской словесности.

 

Ноябрь 1880 года

Окончание работы над романом «Братья Карамазовы».

 

28 января 1881 года

Смерть Достоевского.

 

1 февраля 1881 года

Похороны писателя на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге.

 

Что почитать?

Гроссман Л.П. Достоевский. М., 2012

Сараскина Л.И. Достоевский. М., 2013 (серия «ЖЗЛ»)

Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 2017

 

 

 

Главные цитаты Достоевского

 

Если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной.

Письмо Наталье Фонвизиной, жене декабриста Михаила Фонвизина. 1854 год

***

Деньги есть чеканенная свобода, а потому для человека, лишенного совершенно свободы, они дороже вдесятеро.

«Записки из Мертвого дома». 1860 год

***

Власть дается только тому, кто посмеет наклониться и взять ее.

«Преступление и наказание». 1866 год

***

Атеистом же так легко сделаться русскому человеку, легче, чем всем остальным во всем мире! И наши не просто становятся атеистами, а непременно уверуют в атеизм, как бы в новую веру, никак и не замечая, что уверовали в нуль.

«Идиот». 1868 год

***

Мир спасет красота.

«Идиот». 1868 год

***

Наш русский либерал прежде всего лакей и только и смотрит, как бы кому-нибудь сапоги вычистить.

«Бесы». 1872 год

***

Наступает… матерьялизм, слепая, плотоядная жажда личного матерьяльного обеспечения, жажда личного накопления денег всеми средствами… вместо христианской идеи спасения лишь посредством теснейшего нравственного и братского единения людей.

«Дневник писателя». 1877 год

***

Слишком много загадок угнетают на земле человека. Разгадывай как знаешь и вылезай сух из воды. Красота! Перенести я притом не могу, что иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его и воистину, воистину горит, как и в юные беспорочные годы. Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил.

«Братья Карамазовы». 1880 год

***

Каждый единый из нас виновен за всех и за вся на земле несомненно, не только по общей мировой вине, а единолично каждый за всех людей и за всякого человека на сей земле.

«Братья Карамазовы». 1880 год

***

Братья, не бойтесь греха людей, любите человека и во грехе его, ибо сие уж подобие божеской любви и есть верх любви на земле.

«Братья Карамазовы». 1880 год

***

Для чего познавать это чертово добро и зло, когда это столького стоит? Да ведь весь мир познания не стоит тогда этих слезок ребеночка к «боженьке». <…> Пока еще время, спешу оградить себя, а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка…

«Братья Карамазовы». 1880 год

 

Фото: РИА НОВОСТИ ©РУССКИЙ МУЗЕЙ, FINE ART IMAGES/LEGION-MEDIА, РИА НОВОСТИ