Гимн непобедимым

Седьмая симфония Дмитрия Шостаковича показала всему миру, что дух нашего народа не сломлен. Исполнение этой музыки стало крупнейшим событием культурной жизни 1942 года

Для миллионов людей это произведение стало символом сопротивления, голосом блокадного Ленинграда, о трагедии которого композитор рассказал, пожалуй, точнее всех. Седьмая – Ленинградская – симфония Шостаковича и в наше время звучит чаще других крупных музыкальных произведений ХХ века. Слишком много она значит для нас.

Продажа билетов на концерт с исполнением Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича. Ленинград, август 1942 года

Классик в пожарной каске

Композитора Дмитрия Шостаковича смолоду считали небожителем, который с головой погружен в свой внутренний мир, полный созвучий и необычных музыкальных замыслов. Но с первых часов Великой Отечественной он жил только ее событиями, переписывая от руки скупые сводки с фронта, звучавшие по радио. И считал своим долгом борьбу против нацизма – без компромиссов. 4 июля 1941 года «Известия» напечатали письмо Шостаковича: «Вчера я подал заявление о зачислении меня добровольцем в народную армию по уничтожению фашизма… Я иду защищать свою страну и готов, не щадя ни жизни, ни сил, выполнить любое задание, которое мне поручат. И если понадобится, то в любой момент – с оружием в руках или с заостренным творческим пером – я отдам всего себя для защиты нашей великой Родины, для разгрома врага, для нашей победы». На фронт Шостаковича не взяли. Зато штаб народного ополчения назначил его заведующим музыкальной частью своего театра – и он написал для ополченцев марш «Идут бесстрашные полки».

В пожарной каске вечерами композитор дежурил на крыше консерватории, тушил возгорания после бомбежек, гасил немецкие зажигательные бомбы. Но в его кармане неизменно лежали нотные листы – он сочинял новую симфонию, а неожиданная идея, нота могли прийти в голову в любой момент. Шостакович вспоминал: «С болью и гордостью смотрел я на любимый город. А он стоял, опаленный пожарами, закаленный в боях, испытавший глубокие страдания бойца, и был еще более прекрасен в своем суровом величии. Как было не любить этот город, воздвигнутый Петром, не поведать всему миру о его славе, о мужестве его защитников… Моим оружием была музыка». Это оружие он не выпускал из рук с первых дней войны. Лишь когда начинались обстрелы, оставлял партитуру, а между нотами ставил буквы «в. н.», что означало «воздушный налет».

Некоторые мотивы новой симфонии родились еще до 1941 года. Трагических впечатлений хватало и тогда: торжество «коричневых» в Германии, гражданская война в Испании, ожидание японской агрессии с востока, победы гитлеровцев в Европе… Стальная поступь «сверхчеловеков», рыцарей бесчеловечной идеи, которую композитор ненавидел. Но только в первые недели Великой Отечественной он сумел полностью посвятить себя этому замыслу. 3 сентября Шостакович окончил первую часть симфонии, а вскоре вокруг Ленинграда замкнулось кольцо блокады.

16 сентября ранним утром к нему приехал редактор радиокомитета Георгий Макогоненко. В тот день в жизнь блокадного города вошла суровая формула: «Враг у ворот». Гитлеровцы прорвались к Финскому заливу, шли бои в Колпине. Шостакович и Макогоненко вместе отправились на студию, по дороге попали под бомбежку… Тогда по радио композитор впервые рассказал о своем новом произведении: «Я говорю с вами из Ленинграда, в то время как у самых ворот его идут жестокие бои с врагом, рвущимся в город, и до площадей доносятся орудийные раскаты… Два часа назад я окончил две первые части симфонического произведения. Для чего я сообщаю об этом? Я сообщаю об этом для того, чтобы радиослушатели, которые слушают меня сейчас, знали, что жизнь нашего города идет нормально. Все мы несем сейчас боевую вахту». Это выступление перевели на несколько европейских языков: слов Шостаковича ждали многие.

Он не хотел покидать родной город, кабинет, рояль, к которому привык. Несколько раз отказывался от эвакуации. Получал по рабочей карточке 500 граммов хлеба в сутки – и сочинял свою симфонию. «Постепенно замысел разросся. Главное, что мне казалось важным раскрыть в музыке, – это любовь к людям, составляющим оплот культуры, цивилизации, жизни», – писал композитор. Он наметил для частей симфонии краткие названия: «Война», «Воспоминания», «Родные просторы» и, наконец, «Победа». Но потом решил, что заголовки только сужают восприятие музыки.

Из Ленинграда эвакуировали консерваторию, в которой преподавал Шостакович, чуть позже филармонию. Уехал на Большую землю его ближайший соратник дирижер Евгений Мравинский – и снова без Шостаковича. Но в конце сентября второй секретарь Ленинградского горкома Алексей Кузнецов распорядился безапелляционно: «Вас приказано вывезти в Москву».

Симфония на весь мир

1 октября Шостаковича с семьей переправили в столицу. Там работа расклеилась. Правда, в Москве он пробыл недолго: вместе с другими известными музыкантами семью композитора эвакуировали в Куйбышев (ныне Самара). По дороге он едва не потерял тюк с рукописью симфонии!.. Но на волжских берегах Шостакович сумел сосредоточиться и к концу декабря завершил симфонию.

Кадр из фильма «Седьмая симфония». Режиссер Александр Котт. 2021 год. В роли дирижера Карла Элиасберга – народный артист России Алексей Гуськов

Премьера состоялась 5 марта 1942 года в куйбышевском Театре оперы и балета. «Нет более благородных и возвышенных задач, чем те, которые вдохновляют нас на борьбу с темными силами гитлеризма. И когда грохочут наши пушки, поднимают свой могучий голос наши музы» – с такими словами, немного запинаясь, обратился Шостакович к публике. Дирижировал оркестром еще один эвакуированный – знаменитый Самуил Самосуд, главный дирижер московского Большого театра. «Седьмая симфония возникла из совести русского народа, принявшего без колебаний смертный бой с черными силами. Написанная в Ленинграде, она выросла до размеров большого мирового искусства, понятного на всех широтах и меридианах, потому что она рассказывает правду о человеке в небывалую годину его бедствий и испытаний. Симфония прозрачна в своей огромной сложности – она и сурова, и по-мужски лирична, и вся летит в будущее, раскрывающееся за рубежом победы человека над зверем», – писал в ту же ночь Алексей Толстой, побывавший на куйбышевском концерте.

В музыке, как никогда явственно, слышалось дыхание истории – грозное, трагическое, но воспламененное верой в победу. Потом симфонию исполнили в Москве, Новосибирске, Свердловске… Трансляции шли на весь мир. Зарубежная пресса посвятила Ленинградской симфонии сотни публикаций. Американский журнал Time поместил на обложке портрет композитора в форме пожарного на фоне полыхающего Ленинграда. Идеями Седьмой симфонии проникались все – даже те, кто прежде не увлекался серьезной музыкой. Шостакович затронул нерв великого противостояния, который чувствовали и в Лондоне, и в Нью-Йорке… В стране, которую многие считали почти разгромленной, родилось музыкальное произведение, вдохновленное верой в бесстрашие непокоренного народа.

Фотокопии партитуры на самолетах (через Иран) отправились в Великобританию. Зарубежная премьера Седьмой симфонии состоялась 22 июня 1942 года в Лондоне – ее исполнил симфонический оркестр под управлением Генри Вуда. Через месяц она прозвучала в Нью-Йорке – в исполнении оркестра Артуро Тосканини, которого Шостакович считал своим единомышленником. Ведь итальянский дирижер покинул родину, не выдержав фашистского режима Муссолини.

Блокадная премьера

«Моя мечта, чтобы Седьмая симфония в недалеком будущем была исполнена в родном моем городе, который вдохновил меня на ее создание», – говорил Шостакович. Это казалось невозможным: Ленинград голодал, там почти не осталось музыкантов. И все-таки 2 июля 1942 года молодой летчик Василий Литвинов, прорвав огненное кольцо немецких зениток, несмотря на ранение, доставил в блокадный город медикаменты и четыре нотные тетради с партитурой симфонии.

Главный дирижер единственного оставшегося в Ленинграде симфонического коллектива, оркестра радиокомитета, 35-летний Карл Элиасберг раскрыл партитуру – и опешил. Для этой симфонии труб, тромбонов и валторн предполагалось вдвое больше, чем обычно. К тому же Шостакович сделал категоричную приписку: «Участие этих инструментов в исполнении симфонии обязательно». А у Элиасберга не было стольких музыкантов…

Валторнист Николай Дульский рассказывал, как дирижер добирался на велосипеде в действующую армию, чтобы пригласить музыкантов в оркестр. Велосипед ему подарили в ГАИ – и дирижер ездил на нем повсюду, разыскивая соратников. Был во многих госпиталях. Ударника Жаудата Айдарова он отыскал в мертвецкой, вдруг заметил, что пальцы музыканта слегка шевельнулись. «Да он же живой!» К тому моменту после самой страшной, первой блокадной зимы оставшиеся в живых музыканты уже возобновили концерты. Гобоистка Ксения Матус вспоминала: «На первую репетицию оркестр целиком еще не мог собраться. Многим просто не под силу было подняться на четвертый этаж, где находилась студия. Те, у кого сил было побольше или характер покрепче, брали остальных под мышки и несли наверх. Репетировали сперва всего по 15 минут. Помню, как Карл Ильич Элиасберг сказал: "Ну, давайте…", поднял руки, а они – дрожат… Так у меня и остался на всю жизнь перед глазами этот образ, эта подстреленная птица, эти крылья, которые вот-вот упадут, и он упадет…» Им увеличили паек. Пианист Александр Каменский просил ставить рядом с роялем раскаленные кирпичи, чтобы время от времени согревать окоченевшие пальцы.

К концерту, на котором должна была прозвучать симфония Шостаковича, задолго готовились и в армии. Тщательно спланированная операция получила название «Шквал». За полчаса до премьеры командующий Ленинградским фронтом Леонид Говоров поглядел на часы и сказал: «Наша симфония уже началась». Общественный транспорт не работал – и люди пешком заранее двинулись к филармонии, на улицу Исаака Бродского (ныне, как и до 1918-го, Михайловская). Они шли на концерт в праздничных костюмах и платьях, которые всем без исключения были велики. Армия обеспечила ленинградцам безопасность: ни одна бомба не упала на улицы, ни один самолет не сумел подняться в воздух с вражеских аэродромов ни во время исполнения симфонии, ни когда люди возвращались из филармонии домой. Наши артиллеристы выпустили 3 тыс. снарядов по заранее разведанным и намеченным немецким позициям. Они выполнили боевое задание и заставили врага замолчать на 2 часа 20 минут.

В этот день, 9 августа 1942 года, Элиасберг, пошатываясь, вышел к пульту в самом настоящем черном фраке. Как трудно ему было найти в городе картофелину, чтобы накрахмалить манжеты и манишку… Некоторые оркестранты даже на сцену вышли в валенках: ноги, опухшие от голода, не влезали в концертные туфли. Но и музыкантов, и публику поразило, как ярко горели хрустальные люстры. За дни блокады они отвыкли от такого света. Торжественный, триумфальный Большой зал филармонии предстал во всей своей красе, что тоже стало для многих предзнаменованием Победы. Разве можно поработить народ, создавший такие дворцы искусств? И музыка рвалась со сцены – в сердца людей.

Слезы стояли в глазах всех, кто пришел в тот день на концерт. На рыдания не хватало сил. Далеко не все доживут до снятия блокады, до праздничных салютов, но не верить в победу после такой музыки было невозможно. На музыкантов смотрели сосредоточенно и восхищенно. «Когда мы отыграли, – вспоминала Ксения Матус, – нам аплодировали стоя. Откуда-то вдруг появилась девочка с букетиком живых цветов. Это было настолько удивительно!.. За кулисами все бросились обниматься друг с другом, целоваться. Это был великий праздник. Все-таки мы сотворили чудо. Вот так наша жизнь и стала продолжаться. Мы воскресли». С таким воодушевлением они не играли никогда. Поэтесса Ольга Берггольц назвала этот концерт «Днем Победы среди войны». И Элиасберг признавался, что в финале концерта ему на мгновение показалось, что блокада прорвана, немцы побеждены, зло наказано – как в музыке. И те, кто стоя аплодировал музыкантам, тоже на минуту поверили, что больше не будет ни голода, ни обстрелов. Что Ленинград уже выстоял.

Симфонию, которая транслировалась по радио и уличным громкоговорителям, слушали не только жители Ленинграда, но и осаждавшие город немецкие войска. Для солдат и офицеров вермахта было потрясением, что в «городе трупов», как называл его Йозеф Геббельс, торжествовала музыка. Им внушали, что город гибнет, что ленинградцы больше не способны сопротивляться, – а «эти русские» создают, исполняют, слушают мощную музыку, музыку борьбы!

В годы холодной войны появился миф: дескать, тему бесчеловечного нашествия из Седьмой симфонии Шостакович писал не про войну, а про 1937 год. Это не более чем вымысел. Ленинградская симфония была создана в дни борьбы с нацизмом, когда под ударом оказались и родной город композитора, и вся наша страна, и все человечество. Борьба с агрессором – вот нерв этого великого произведения. И недаром в 2008 году оркестр Валерия Гергиева в освобожденном, полуразрушенном Цхинвале исполнил фрагменты именно этой симфонии. Ленинградская и в наше время остается сильнейшим музыкальным образом борьбы с захватчиками.

Что почитать?

Михеева Л.В. Жизнь Дмитрия Шостаковича. М., 1997

Ширинян Р.К. Шостакович. Симфонии. 1936–1953. М., 2007

«Нет более благородных и возвышенных задач, чем те, которые вдохновляют нас на борьбу с темными силами гитлеризма»

Фото: LEGION-MEDIA, БОРИС КУДОЯРОВ/ТАСС, ©»НОН-СТОП ПРОДАКШН», ©»58,5 ПРОДАКШН», PRLIB.RU,