«Нас могут забыть поименно…»

Чем больше лет отделяет нас от войны, чем меньше остается в живых тех, кто на себе испытал, что это такое, тем ценнее становится наша общая, коллективная память о ней

Сделать эту память зримой, яркой, берущей за душу и помогает в том числе кинематограф. Художественный фильм – не историческое исследование, абсолютное соблюдение реалий минувшего в нем невозможно. Документальная достоверность очень важна, но еще важнее правда эмоциональная. Когда мы работали над фильмом «Седьмая симфония», нам хотелось рассказать о людях, находившихся в нечеловеческих условиях, о том, как сила воли, мощь духа подняли их на такую недосягаемую высоту. Существуют воспоминания солдат вермахта, как они на боевых позициях по радио слушали симфонию и в тот момент поняли, что этот город не сдастся никогда.

Вспоминая о Великой Отечественной, мы прежде всего говорим о мужестве сражавшихся на фронте и стойкости трудившихся в тылу. Однако Победу приближали и те, кто не умел держать в руках оружие или вытачивать снаряды, – благодаря им ни пушки, ни танки, ни авиабомбы не смогли заглушить голоса муз. Об этих людях вспоминают нечасто, имена многих незаслуженно забыты. Но в памяти о войне не должно быть белых пятен.

Весь мир знает, что летом 1942 года в осажденном немцами Ленинграде была исполнена Седьмая симфония Дмитрия Шостаковича. Вам смогут рассказать об этом немцы, французы, американцы. Но вряд ли кто-то назовет фамилию дирижера оркестра, и уверен, что практически никто не сможет рассказать, почему оркестр не был эвакуирован и как музыканты прожили 872 дня блокады. Порой даже профессионалы путают Карла Элиасберга с также исполнявшим Шостаковича Евгением Мравинским. То есть в памяти остался факт исполнения, а имена и лица музыкантов забыты. Это именно то, о чем Элиасберг говорил после того исторического концерта: «Нас могут забыть поименно, но исполнение Седьмой симфонии Шостаковича запомнят навсегда!» Снимая фильм о том, как это было, мы хотели вернуть подвигу имена и лица…

Думаю, что для каждого в этом фильме есть что-то личное. В моей семье не было блокадников, мы родом из Архангельска, но оба моих деда воевали. Мне сложно подобрать слова, чтобы сформулировать мое собственное эмоциональное ощущение от всего того, что теперь после съемок я знаю о блокаде Ленинграда. Это было невероятное сползание человечества из ХХ столетия в какое-то дичайшее средневековье: окружить город и уморить жителей голодом! Минувший век был очень жесток, но так не поступали ни с одним городом. Прошло столько лет, а следы блокады внимательному взгляду заметны до сих пор – прошлое продолжает существовать в настоящем. И можно только радоваться, что есть люди, заботящиеся о том, чтобы память о прошлом передавалась дальше, тем, кто будет жить после нас.

В Петербурге есть народный музей «А музы не молчали», созданный подвижниками – учителями и учениками средней школы № 235 имени Д.Д. Шостаковича. В его фондах более 20 тыс. подлинных документов блокадного искусства. Ни один музей так подробно не рассказывает о творческой жизни в осажденном городе. И это память, не назначенная «особой» датой, не спущенная сверху руководством, – она сохраняется людьми, в том числе и совсем юными, потому, что они не могут иначе. Этим ребятам не нужно доказывать, что мы имеем полное право гордиться своей историей, ее героическими страницами, они сами знают, что это так. И не позволят никому в этом усомниться. Прежде чем укорять молодое поколение в беспамятстве, в равнодушии к своей истории, наверное, стоит спросить себя, а всё ли мы, старшие, сделали для того, чтобы история страны была для них не сводом сухих цифр и фактов, а событиями и судьбами, имеющими к ним, сегодняшним, самое непосредственное отношение. Вот это мне кажется особенно важным.

Фото: PHOTOEXPRESS