«Правильно делают в Венгрии, что бьют коммунистов»
№22 октябрь 2016
Партийное руководство СССР очень рассчитывало, что все население страны с негодованием осудит венгерских мятежников и с пониманием отнесется к действиям Советской армии. Так оно в массе своей и было. Впрочем, имели место и отклонения от «генеральной линии». Материалы Государственного архива РФ свидетельствуют: некоторые граждане, находившиеся, как правило, «под градусом», говорили прямо противоположные вещи.
В метро. Худ. Д.Д. Жилинский. 1957
Одной из отправных точек развития диссидентского движения в СССР принято считать события августа 1968 года в Чехословакии, которые вызвали протесты, в том числе и публичные, со стороны советских граждан, критически настроенных по отношению к властям. Чехословацкие события во многом напоминали кризис в Венгрии осени 1956 года. Та же «народная революция», та же тяга «революционеров» к национальной независимости и декоммунизации страны, наконец, те же советские танки (впрочем, в 1968-м не только советские, а еще и болгарские, венгерские, польские и танки подразделений Народной армии ГДР).
Однако советские диссиденты 1960-х и последующих лет так до конца и не признали «своими» тех, кто выступал с аналогичными антисоветскими речами в середине 1950-х. Хотя эти люди за свои высказывания понесли весьма серьезные наказания, вплоть до 5–7 и даже 10 лет заключения, которые были предусмотрены 58-й статьей действовавшего тогда Уголовного кодекса.
Почему так случилось и что представлял собой «диссидентский» протест-1956?
Мы узнали истории, о которых пойдет речь далее, из надзорных производств Отдела по надзору за следствием в органах государственной безопасности Прокуратуры СССР. Таких дел были десятки и сотни. В этом смысле можно утверждать, что побочным следствием венгерских событий стало ужесточение политических репрессий в Советском Союзе, ведь на период с конца 1956-го по 1958 год приходится их послесталинский максимум[1].
«Устроить второй Будапешт»
Когда советское правительство объявило события в Венгрии контрреволюционным мятежом, оно, конечно, не могло не испытывать беспокойства в связи с тем, какой окажется реакция на все произошедшее населения собственной страны. Мнения, прозвучавшие в простых бытовых разговорах, а порой высказанные людьми и нарочито, и демонстративно, становились предметом пристального интереса органов государственной безопасности. И не зря: среди высказываний такого рода попадались весьма и весьма нетривиальные.
На улицах Москвы. 1956 год
Мнения, высказанные людьми в простых бытовых разговорах, становились предметом пристального интереса органов государственной безопасности
Так, 25 ноября 1956 года 38-летний пенсионер Н.Л. Дудко, партиец с низшим образованием, говорил попутчикам в автобусе, что имеет такие компрометирующие сведения на Никиту Хрущева и Климента Ворошилова, что «все советское правительство взлетит на воздух». «Зажимают т. Жукова, увольняют людей… Такое же положение вот к чему привело в Венгрии», – настаивал он (здесь и далее приводятся цитаты из документов, хранящихся в ГА РФ). 29-летний московский кочегар С.П. Вавулин 6 января 1957 года ехал в поезде нетрезвым и позволил себе заявить окружающим: «Никакой демократии в СССР нет, Хрущев и Булганин зажали демократию. Пойду в американское посольство, а на венгерской границе меня встретят». Приговор он получил молниеносно, уже 15 января.
Пьяная болтовня подводила многих. И повсюду в общественных местах: в транспорте, на вокзалах, в магазинах и на улицах – рядом находились свидетели, готовые хватать и тащить в милицию крамольника. Например, 36-летнего фельдшера, бывшего военного медика И.В. Веретильного (Киевская область), в нетрезвом состоянии говорившего о необходимости поддержать венгерских рабочих, или недавно освободившегося из заключения, неоднократно судимого 30-летнего Б.И. Базарова, который 24 ноября 1956 года буянил на станции Ижевск, браня при этом Хрущева и советскую власть и провозглашая, что напрасно наше партийное руководство вмешивается в дела Венгрии. Некто Ю.Н. Бокарев, также прежде судимый, 21 ноября был препровожден в одно из отделений милиции Рязани по подозрению в карманной краже и принялся там ругать советскую власть и угрожать восстанием, как в Венгрии. А.А. Белоусов, 25-летний фотограф из Ленинграда, 22 декабря 1956 года, находясь «под градусом», рассуждал на станции Зеленогорск, что всех коммунистов надо поставить к стенке, а коммунистическое общество уничтожить и построить другое, и заявлял о своей солидарности с венгерскими рабочими. В Полтавской области 43-летний Ф.М. Михалев, трижды судимый за хулиганство счетовод с низшим образованием, 19 декабря пил в станционном буфете, критиковал Ленина и Сталина и при этом хвалил Троцкого: «Троцкий вам не понравился, понравился Сталин. Вам не нравится перманентная революция, но подождите, придет пора, как в Венгрии. Вы испытаете свинцовой крови. Все вы здесь окоммунистившиеся».
38-летний шофер морского порта в Херсоне А.М. Пронь 1 декабря 1956 года угрожал коммунистам и обещал «устроить второй Будапешт». 28-летний рабочий одного из заводов Днепропетровска А.А. Кулаков в декабре 1956 года и в январе 1957-го неоднократно в нетрезвом состоянии на привокзальной площади и в других общественных местах выкрикивал призывы к вооруженной борьбе против коммунистов по примеру того, как это сделали в Венгрии. 33-летний сварщик из города Мукачево Закарпатской области Ю.Л. Розман 27 октября 1956 года, явившись пьяным в магазин, начал буянить и хвалить венгерских мятежников, утверждая, что тоже будет бить коммунистов. Кстати, этим дело не кончилось: 21 ноября он побил бригадира, причем называл его «коммунистом» и «шпионом».
«Коммунисты, вы продажные шкуры»
В известном смысле советская власть попадала в ловушку собственной пропаганды. Ведь рабочий класс считали гегемоном, прославляли революционную борьбу пролетариата против эксплуататорских классов. Теперь же, когда именно рабочие, да еще и прямо на заводах (зачастую при возникновении конфликтов с начальством), принимались ругать коммунистов и обещать «устроить как в Венгрии», представители партийного руководства оказывались в нелепом положении. Видимо, по этой причине некоторым таким рабочим повезло: их приговоры довольно быстро пересмотрели.
«Довольно лжи и обмана о счастливой и зажиточной жизни народа»
Так, в Дарнице 50-летний машинист завода К.И. Безносюк 31 декабря 1956 года повздорил с начальником и в его кабинете во всеуслышание объявил, что коммунисты издеваются над рабочим классом и что им нужно «устроить второй Будапешт». Его осудили в январе, но уже в конце месяца приговор отменили. Прекратили и дело по обвинению 57-летнего рабочего краматорского завода С.П. Ильенко, который 11 декабря на станции Славянск говорил: «Правильно делают в Венгрии, что бьют коммунистов, это надо сделать и у нас».
А вот 31-летний электромонтер из Таганрога А.А. Тарарин получил довольно суровый приговор за то, что 30 ноября, придя на завод нетрезвым, кричал: «Коммунисты, вы продажные шкуры, вас надо вешать и расстреливать, как в Венгрии». Посадили и 33-летнего рабочего автобазы из города Красный Луч Луганской области Л.А. Якунина, заявившего, что жалеет о своем возвращении из Западной Германии (во время войны он был угнан туда на работы), утверждавшего, что советская печать и радио говорят неправду о жизни трудящихся на Западе, рассуждавшего о преимуществах многопартийной системы и праве на забастовки и считавшего, что в венгерском восстании виновато советское правительство.
«Система Сталина была подкреплена долларами»
Удивительно, что некоторые не ограничивались разговорами. Возможно, свою роль сыграло воспитание на примере борцов революции, но так или иначе под впечатлением от событий в Венгрии люди принимались… сочинять и распространять листовки. Писали такие воззвания запросто, от руки, в одном или нескольких экземплярах. Такой была, например, история 26-летнего слесаря из Запорожской области Н.М. Васильченко. Еще летом 1956 года он пересказывал знакомым услышанное им по зарубежному радио и декламировал антисоветские стишки, а осенью решительно осудил действия советских войск в Венгрии. 17–18 ноября Васильченко раздал две листовки с призывом к борьбе с коммунистами и свержению советской власти. 49-летний рабочий из Ленинграда С.С. Атаманенко 1 декабря написал листовку якобы от имени венгерского народа и оставил ее в заводской раздевалке: «Товарищи рабочие! Вас призывает венгерский народ последовать нашему примеру. Вы нас называете цыганским и кочующим народом, но этот народ знает, что такое свобода и что такое насилие, мы знаем, что такое жизнь».
Две другие листовки появились в Ленинграде ранее, 30 октября. «Тов. русские граждане. События в Венгрии, где рабочий класс выступил против антинародного режима коммунистов, близки и понятны народу России. Довольно лжи и обмана о счастливой и зажиточной жизни народа. Они под флагом счастья народа, от имени народа, именем народа и во имя народа – уничтожают сам народ», – значилось в них. Листовки расклеил 46-летний научный сотрудник Института геофизики С.И. Осипов.
Были даже люди, не побоявшиеся выступить в открытую. В частности, 37-летний рижский кочегар Х.А. Бриедис прямо на торжественном собрании в честь годовщины Октябрьской революции спросил: «Скажите, когда у нас переменится власть так, как в Венгрии?» В тот же день, 7 ноября 1956 года, ярославский школьник Виталий Лазарянц во время демонстрации пронес перед трибунами самодельный лозунг с требованием о выводе советских войск из Венгрии.
Многим ошибочно казалось, что менее опасным способом выразить протест является отправка анонимных писем в редакции газет и партийные органы. Анонимность не спасала: авторов, как правило, вычисляли и привлекали по той же 58-й статье. К примеру, ряд писем в редакцию газеты «Правда» и старым товарищам по партии отправил живший в Москве 56-летний персональный пенсионер, член партии с 1919 года Ф.Ф. Шульц. Он писал об отходе от ленинских норм партийной жизни, утрате рабочей демократии, об извращении Сталиным марксизма-ленинизма и осуждал «попытку встать поперек дороги рабочему классу в Венгрии и Советском Союзе». «Экономика социализма по форме стала торжеством Сталина, озаренная чуждым народу кровавым светом террора и насилий, тюрем и лагерей. <…> Наше партийное руководство после смерти Ленина плетется в хвосте – при Сталине за МГБ, а сейчас за творчеством народа, пытаясь всячески затормозить всемирное и всестороннее развитие рабочей демократии. <…> Мы стоим накануне собственного Будапешта из-за сопротивления сталинцев, наших «стоялых» бюрократов. Чем сильнее это сопротивление, тем ярче и громче будет столкновение в предстоящем. <…> Если наша система выдержала, несмотря на восстание, войну, то только благодаря поддержке Америки. Народ готовился к тому, чтобы свалить коммунистов, но внезапное извещение о предоставлении займа и поддержке оружием правительства Сталина переориентировало большинство народа. В Москве и в других городах коммунисты слышали от рабочих и крестьян угрозы расправиться с ними, как только придет "немец". Система Сталина была подкреплена долларами», – сделал неожиданное умозаключение этот старый большевик.
«Но, может быть, их надо расстрелять»
Трансформация официальной риторики, разоблачение культа личности Сталина, резкие и плохо продуманные идеологические виражи, неясность новых границ дозволенного приводили на скамью подсудимых даже не особенно склонных к оппозиционному мышлению людей. Кажется, таким – думающим, но исходно не противопоставлявшим себя режиму – был студент московского Всесоюзного института кинематографии, комсорг курса А.Г. Кафаров. Он принимал участие в разговорах и спорах в общежитии, когда обсуждались решения XX съезда партии и роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым». Студенты также слушали передачи Би-би-си. На допросе Кафаров показал: «Из всех передач по событиям в Венгрии, переданных Би-би-си, в моей памяти сохранилась одна фраза о том, что якобы в Венгрии народ восстал против "коммунистического режима", и другая фраза: "Русские, убирайтесь домой". В ответ на это я бросил реплику: "Вот до чего мы дожили"». В найденной у него записной книжке выявились рассуждения о том, нужно ли вообще построение социализма. На допросе студент оправдывался тем, что будто бы он все это «написал для того, чтобы вложить эти слова в уста отрицательного героя при написании… рассказа». Нашелся в его записях и политический анекдот: «Нужны ли собственные самолеты при коммунизме? – Нужны. – Почему? – А вдруг в Архангельске начнут давать котлеты».
Рабочие завода «Труд». Нижний Новгород, 1950-е годы
На заседании суда Кафаров объяснял, что всегда много читал, любил романы «Овод», «Как закалялась сталь». «Мне хотелось походить на героев этих книг, – говорил он. – Я всегда был в гуще комсомольской жизни и старался дать то, на что я способен. И вот в 1956 году я споткнулся, и меня никто не поддержал. У нас у молодежи было убеждение о Сталине как о великом ученом человеке. Письмо о культе личности у нас все перевернуло, и мы стали высказывать свои умозаключения, было очень трудно перестраиваться. В конце октября 1956 года в общежитии… у нас произошел разговор, вернее, мы обсуждали вопрос о преодолении культа личности. В этой беседе был затронут вопрос о том, ответственны ли руководители советского правительства за последствия в связи с культом личности и почему они ничего не предпринимали для преодоления культа личности. В этой беседе я сказал, что Булганин и Хрущев сейчас делают хорошее дело, но, может быть, их надо расстрелять».
Что ж, вполне понятно, почему интеллигентные советские диссиденты более позднего периода не торопились солидаризироваться с авторами «антикоммунистических» высказываний 1956 года.
Ольга Эдельман,кандидат исторических наук
[1] Каталог всех выявленных дел: 58-10. Надзорные производства Прокуратуры СССР по делам об антисоветской агитации и пропаганде. Март 1953 – 1991. Аннотированный каталог // Под ред. В.А. Козлова и С.В. Мироненко. Сост. О.В. Эдельман при участии Э.Ю. Завадской и О.В. Лавинской. М.: Международный фонд «Демократия», 1999
Ольга Эдельман