«Если я не вернусь, то вот вам командир»

О разрыве и контрасте эпох Николая I и Александра II писали и еще много будут писать. Но была и преемственность –
о ней тоже стоит поговорить

Черта, разделяющая римские десятки в начертании XIX века, – не просто граница между двумя половинами столетия. Для России это граница между «апогеем самодержавия» и «эпохой Великих реформ», между правлением императора Николая, считающимся консервативным, и царствованием его сына Александра Николаевича, признанным либеральным, между традиционным обществом с его «властью земли» и индустриальным с его «властью денег»…

И все-таки… Неужели все переменилось разом, в полдень 18 февраля 1855 года, вместе со смертью царя Николая? Неужели только тогда, по выражению историка-публициста Григория Джаншиева, «невесть откуда явилась фаланга молодых, знающих, трудолюбивых, преданных делу, воодушевленных любовью к отечеству государственных деятелей, шутя двигавших вопросы, веками ждавших очереди», а во главе ее – старшие сыновья Николая I Александр и Константин?

«Люблю Мердера моего»

«Государь уехал, и мы с женою остались в положении, которое уподобить могу только тому ощущению, которое должно поразить человека, идущего спокойно по приятной дороге, усеянной цветами и с которой всегда открываются приятные виды, когда вдруг разверзается под ногами пропасть, в которую непреодолимая сила ввергает его, не давая отступить или воротиться…» Это произошло в Красном Селе в погожий июльский день 1819 года. Александр I только что объявил младшему брату Николаю Павловичу и его супруге Александре Федоровне, что завидует их счастью иметь сына и видит в этом «знак благодати Божией», символ благополучного продолжения царского рода. Именно поэтому император и считавшийся наследником великий князь Константин Павлович решили, что со временем престол перейдет к Николаю и его потомству.

Портрет великой княгини Александры Федоровны с детьми Александром и Марией. Худ. Дж. Доу. 1821–1824 годы

Так первенец Николая и Александры Саша, «прелестнейший маленький ребенок, беленький, пухленький, с большими темно-синими глазами», родившийся 17 апреля 1818 года, определил судьбу русской монархии на ближайшие сто лет. А Россия испытала редкий шанс – получить императора, который с детства пройдет профессиональную подготовку к своей будущей высочайшей должности.

Николай Павлович показал, что отрицательный опыт – тоже опыт. Он помнил свой довольно занудный «роман воспитания»: отчужденность приставленных к нему кавалеров, холодность и жестокость главного наставника генерала Матвея Ламздорфа, скуку на уроках добротных ученых, оказавшихся никудышными учителями.

С Александром, решил Николай, все будет иначе. В наставники ему был выбран офицер-воспитатель из Первого кадетского корпуса Карл Мердер – «знаток детства», как отмечали современники. Мердер читал педагогическую литературу и соединял редко соединимые качества – любовь к детям и умение их воспитывать. С восхищением о нем отзывался поэт Василий Жуковский: «Вся тайна состояла в благодетельном, тихом, но беспрестанном действии прекрасной души его… Его питомец слышал один голос правды, видел одно бескорыстие… могла ли душа его не полюбить добра, могла ли в то же время не приобрести и уважения к человечеству, столь необходимого во всякой жизни, особливо в жизни близ трона и на троне!» Сохранилось тщательно выведенное в одной из первых тетрадок совсем юного Александра: «Люблю Мердера моего».

Великий князь Александр Николаевич на коне. Худ. Ф. Крюгер. 1832 год

Меж тем пришел и минул мятежный день 14 декабря 1825 года, когда семилетнего великого князя, одетого в красно-золотой мундир лейб-гвардии Гусарского полка, император Николай взял на руки и вручил гвардейцам со словами: «Я не нуждаюсь в вашей защите, но его я вверяю вашей охране!» (эта сцена запечатлена на барельефе памятника Николаю I, установленному на Исаакиевской площади в Петербурге).

«Образование для добродетели»

Утвердившись на престоле, Николай Павлович объявил: «Я хочу воспитать в моем сыне человека прежде, чем сделать из него государя» – и для достижения этой цели пригласил давнего друга семьи Василия Жуковского. Поэту была поручена разработка подробной программы воспитания «монарха великой империи». Изложенные в ней идеи об «образовании для добродетели», о том, чтобы военные игры проходили лишь во время каникул и «не вмешивались в остальное ученье», о необходимости дать наставнику (то есть Жуковскому) «и право, и полную свободу действовать» нашли полное одобрение императора.

Он изменил всего два положения: отменил преподавание латинского языка (вспомнив, как сам мучился с ним в детстве) и отказался от плана создания потешного полка по примеру того, что был у молодого Петра. Вместо потешных войск государь повелел внести Александра в число воспитанников Первого кадетского корпуса, но к практическим военным занятиям наследнику следовало приступить только в 11 лет. Именно для старшего сына Николай I придумал штурм Петергофских каскадов юными кадетами – с июля 1829 года этот озорной праздник стал традиционным. Воспитанники корпуса выстраивались внизу, в парке, у фонтана «Самсон». Император командовал: «Раз, два, ТРИ!», и они с криками «ура» бросались вверх, навстречу потокам воды, овладевали уступами бьющих фонтанов и добирались до грота, где императрица сама раздавала подарки тем, кто пришел первым. Среди весело барахтающихся в воде кадетов – и среди первых при штурме! – был и наследник.

Генерал-адъютант Карл Мердер (1787–1834), воспитатель великого князя Александра Николаевича. Худ. Ф. Крюгер. 1830-е годы

А вот выбором преподавателей для Александра занимались серьезно, созывали специальный комитет. «Для истории, – сказал на его заседании Николай I, – у меня есть надежный человек, с которым я служил в Инженерном училище, – Арсеньев. Он знает дело, отлично говорит и сыну будет полезен». Это был тот самый профессор Константин Арсеньев, который говорил о моральном долге «непроизводящего» класса перед «производящим», то есть прежде всего крестьянством; провозглашал превосходство свободного труда над крепостным и в последний период царствования Александра I был объявлен отъявленным либералом. Его даже отставили от должности в Петербургском университете – и взял преподавать в свое подведомственное Главное инженерное училище тогда еще великий князь Николай Павлович. При этом он даже с сарказмом благодарил управляющего Петербургским учебным округом «за изгнание Арсеньева… и просил выгнать из университета еще несколько человек подобных, чтоб у себя с пользою употребить их на службу».

Критерии императора Николая по отношению к Арсеньеву – честный, надежный человек, знающий дело, – были применены и при поиске других кандидатов, и подобранные учителя для наследника действительно заслуживали звания учителей. Словесности Александра и его сестер обучал литератор Петр Плетнёв, один из ближайших друзей Пушкина (ему посвящены две главы «Евгения Онегина»). Великая княгиня Ольга Николаевна потом вспоминала: «С нами, детьми, он [Плетнёв. – Д. О.] обращался так, как это надлежало педагогу. В Мэри он поддерживал ее воображение, в Саше – доброту сердца и всегда обращался с нами, подрастающими, как со взрослыми. <…> Из всех наших преподавателей он был тем, кто особенно глубоко указывал и разъяснял нам цель жизни, к которой мы готовились».

«Обручение наследника с Россией»

Принесение присяги наследником престола – сразу вслед за его шестнадцатилетием, на Пасху 1834 года, – запомнилось современникам сочетанием торжественности и сентиментальности. Московский митрополит Филарет (Дроздов) описал трогательную сцену в Большой церкви Зимнего дворца, где к блеску бриллиантов царских регалий добавился блеск слез цесаревича, императора, императрицы… и самого митрополита Филарета.

И тут же Николай I начал вводить взрослеющего сына в курс реального государственного управления. Во-первых, последовало высочайшее повеление присутствовать наследнику на заседаниях Правительствующего сената, во-вторых, в 1835 году Александр Николаевич стал членом Святейшего синода, дабы, как заметил его отец, «приобретал сведения, потребные и по сей части для его высокого назначения». Для серьезных бесед о законодательстве император пригласил к цесаревичу знаменитого правоведа Михаила Сперанского, некогда, по выражению Пушкина, «гения блага» александровского царствования и одного из теоретиков русского либерализма. «Право потому и есть право, – говорил Сперанский будущему государю, – поскольку основано на правде. Там, где кончится правда и где начинается неправда, кончится право и начинается самовластие. Ни в каком случае самодержец не подлежит суду человеческому; но во всех случаях он подлежит, однако же, суду совести и суду Божию». Николай I остался доволен. Он писал впоследствии составителю Свода законов империи: «Мы предоставили Вам приучать юный ум [наследника] вникать в истинное свойство и дух нашего законодательства, соображать постановления оного с потребностями края и тщательно наблюдать их действие на благосостояние и нравственное достоинство народа. Вы совершенно оправдали наш выбор».

Император Николай I и цесаревич Александр Николаевич среди офицеров лейб-гвардии Конного полка. Худ. К.К. Пиратский. 1843 год (Фото: FAI/LEGION-MEDIA)

Завершением и итогом «годов учения» стали весенние экзамены и следом – путешествие по империи 1837 года. Жуковский назвал этот вояж «обручением наследника с Россией». «Пусть, – пояснял он императрице, – это похоже на такое чтение книги, при котором великий князь ознакомится только с оглавлением. Зато он получит общее понятие о ее содержании».

Проделав тысячи верст, побывав даже в Сибири, в Тобольске, познакомившись в Вятке (ныне Киров) со ссыльным Александром Герценом и отправив из Кургана прошение о смягчении участи декабристов, Александр встретился с отцом на кавалерийских маневрах в херсонских степях. Оттуда их общий путь лежал в Одессу. Из Одессы пароход «Северная звезда» понес императора и наследника к Севастополю, где Черноморский флот в полном составе и во всей красе – огромные белые крылья парусов – маневрировал под высочайшими взорами в открытом море.

«Мера вполне человеческая и христианская»

Достигнув 21 года, «совершенного совершеннолетия», великий князь Александр Николаевич стал полноправным, с правом голоса, членом Государственного совета, с 1842 года – полноправным членом Комитета министров. Император ввел сына в работу важнейших комитетов того времени: финансового, кавказского, комитета по строительству железной дороги Петербург – Москва и комитета по строительству постоянного моста через Неву. Как заметил обстоятельный биограф Александра II Сергей Татищев, «с каждым годом досуг цесаревича сокращался, и время его все более и более поглощалось обширной и разнообразной государственной деятельностью».

Составитель Свода законов Российской империи Михаил Сперанский, преподававший цесаревичу Александру Николаевичу юридические науки. Худ. В.А. Тропинин. 1839 год

31 августа 1842 года Николай I впервые возложил на сына часть настоящих императорских обязанностей: он вручил ему «решение дел» по всем высшим и центральным учреждениям и ведомствам империи на время своего «отсутствия из Петербурга». Опыт оказался удачным и вошел в обычай в последующие годы. Государь с удовольствием удостоил цесаревича «достопамятной грамоты»: «Возвратясь ныне, по благословению Божию, удостоверился я, что надежды мои увенчались к утешению родительского моего, нежно Вас любящего сердца. В вящее доказательство моего удовольствия жалуем Вас кавалером ордена Святого равноапостольного великого князя Владимира 1-й степени, коего надпись: Польза, честь и слава укажет и впредь Вам, на что промысел Всевышнего Вас призывает для России». А уезжая по делам в Берлин, Николай I прямо указал военному министру Александру Чернышёву на цесаревича: «Если я не вернусь, то вот вам командир».

Во второй половине 1840-х годов император доверил своему наследнику тайные государственные дела. Тот стал председателем двух особых комитетов, обсуждавших меры «к улучшению участи крепостных крестьян». Александр Николаевич председательствовал в Секретном комитете 1846 года, разбиравшем в узком кругу записку министра внутренних дел Льва Перовского «Об уничтожении крепостного состояния в России». «Не подлежит никакому сомнению, – писал в ней Перовский, – что освобождение крестьян, или уничтожение крепостного права, было крайне желательно как мера вполне человеческая и христианская».

Пусть и этот комитет, и комитет 1848 года сделали только небольшие шажки к изменению положения крестьянства, но сам факт участия в них будущего Царя-освободителя весьма примечателен. Министр внутренних дел Александр Тимашев, увековеченный А.К. Толстым в «Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева», отвечая на вопрос: «Откуда явилась у императора Александра II мысль освободить крестьян?», совершенно недвусмысленно объяснял: «Мысль эта унаследована от его державного родителя, который во все время своего царствования имел постоянно в виду упразднение крепостного права. Император Николай своим светлым умом сознавал всю громадность этой реформы и потому считал необходимым соблюдение постепенности…»

Великая княгиня Анна Павловна, принцесса Оранская, по русскому обычаю встречает племянника, наследника российского престола Александра Николаевича в домике Петра I в Заандаме (Голландия). Худ. К. Портман. 1839–1840 годы (Фото: FAI/LEGION-MEDIA)

Ту же мысль проводил в воспоминаниях один из главных поборников решения крестьянского вопроса граф Павел Киселёв: «Император Николай Павлович изволил мне сказать, что, занимаясь подготовлением труднейших дел, которые могут пасть на наследника, он признает необходимейшим преобразование крепостного права, которое в настоящем его положении более остаться не может». В форме слухов намерения царя дошли и до народа. В апреле 1841 года, в день бракосочетания цесаревича Александра Николаевича с Марией Александровной, в столицу сходились толпы крестьян: поговаривали, что с балкона Зимнего дворца, обращенного к Адмиралтейству, будут бросать «билеты», освобождающие от крепостного состояния.

«Идти смело, но тихо»

Этого не случилось и не планировалось. Но трудно утверждать, что император Николай намеренно оттягивал наступающую эпоху. Он говорил старшему сыну: «Во всю свою жизнь я имел только одно желание – это покончить со всем жестоким и тягостным, что я должен был сделать для счастья моей страны, чтобы тебе оставить царствование легкое». То есть, взваливая на себя труд подготовить будущее правление, в определенном смысле Николай стремился выполнить всю грязную работу, чтобы расчистить площадку для постройки нового.

Крайне важно подчеркнуть, что в мышлении императора движение страны к лучшему – повторяющийся, вовсе не случайный образ. Вот он писал своему близкому соратнику генерал-фельдмаршалу Ивану Паскевичу о том, что видит Россию «идущей смело, тихо, по христианским правилам к постепенным усовершенствованиям, которые должны из нее на долгое время сделать сильнейшую и счастливейшую страну в мире». Вот инструктировал главноуправляющего кавказскими делами генерала Евгения Головина «идти смело, но тихо», «ничего наудачу не начинать и лучше откладывать до времени, когда успех несомненен; словом, так вести дело, чтобы, сделав шаг вперед, отнюдь назад не идти».

Присяга цесаревича Александра Николаевича в Зимнем дворце на Пасху 1834 года. Худ. Г.Г. Чернецов. 1837 год

Как действовать в будущем – Николай I оставлял решать своему преемнику. Дмитрий Блудов, один из наиболее близких к императору государственных деятелей, заметил о завещании Николая старшему сыну: «Нет ни одной статьи, ни одного слова, относящегося к политике – не только внешней, но и внутренней. Он знал, что всякое указание сего рода, сделанное государем и отцом, могло бы до некоторой степени стеснить или затруднить действия преемника престола его при какой-либо внезапной перемене обстоятельств. Он знал также и правила и сердце сего преемника и не сомневался, что все будет сделано им во благо России, как бы он сделал сам на его месте и в его положении».

Император застраховал государство от неожиданности вроде той, что ошеломила его самого в Красном Селе в 1819 году. В 1843–1847 годах семья наследника подарила ему трех внуков, старшего из которых – Никсу – стали воспитывать как будущего преемника престола. Программу воспитания разрабатывали выпускники легендарного Царскосельского лицея – сначала Яков Грот, а затем Александр Горчаков. Увы, о царствовании несостоявшегося Николая II сегодня можно лишь гадать. По отзывам Бориса Чичерина, читавшего великому князю Николаю Александровичу курс права, он мог бы стать самым образованным и либеральным монархом в российской истории… Однако болезнь не дала старшему внуку Николая I дожить и до 22 лет.

Перо, которым Александр II подписал Манифест об отмене крепостного права

Но это произойдет уже в 1865 году, через десять лет после последней зимы николаевского царствования. Тогда, 12 февраля 1855-го, в Петербург из Крыма пришли известия об очередном поражении в Восточной войне – под Евпаторией. Подкошенный тяжелым воспалением – «Евпаторией в легких» – Николай I лежал в своем кабинете на походной кровати, укрывшись заношенной шинелью. Он не был в силах даже выйти к заутрене в дворцовую церковь и «с докладом господ министров принимать не соизволил, но отсылал дела к его высочеству государю цесаревичу». Настал неизбежный момент «смены караула» у руля власти, и отец передал дела сыну со спокойной уверенностью. Знаковое письмо об отставке неудачливого главнокомандующего в Крыму князя Александра Меншикова было написано 15 февраля уже будущим императором Александром II: «Государь, чувствуя себя не совершенно здоровым, приказал мне, любезный князь, отвечать Вам его именем. <…> Государь высочайше увольняет Вас от командования Крымскою армиею». Никакого больше междуцарствия – предвестника смут. Почти неделю именем Николая правил Александр.

Император Николай благословляет своего сына Александра Николаевича на царство. Гравюра из альбома «История царствования императора Александра II (в картинах)» 1882 года

И вот будто не мы, проходя по галерее Русского музея, смотрим на них, а они замечают нас, полуоборачиваясь с картины Богдана Виллевальде «Император Николай I с цесаревичем Александром Николаевичем в мастерской художника в 1854 году». Похожи их сдержанно спокойные взгляды, похожи величественные позы, на обоих – мундиры с густыми эполетами. Николаю 58 лет, Александру – 36. Через год начнется эпоха Великих реформ…