«За Отрока – за Голубя – за Сына»

Поставленные в качестве заголовка слова из пронзительного до боли стихотворения Марины Ивановны Цветаевой, тоже разделившей трагическую судьбу России в XX веке, посвящены, наверное, самому светлому человеку из царского рода – цесаревичу Алексею Николаевичу, на котором, можно сказать, закончилась история русской монархии…

Фото: Фотохроника ТАСС

Долгожданный наследник

Сейчас, по прошествии почти ста лет после екатеринбургского злодеяния, эта боль не перестает бередить сердца людей, а самый образ царевича становится жестоким укором стране и народу и одновременно надеждой на исцеление. «Светлый Отрок» – так называли цесаревича в эмиграции, и эти слова как нельзя лучше подходят ему. Долгожданный наследник, лелеемый своей высокой семьей, нашел смерть в холодном подвале Ипатьевского дома, а спустя десятилетия был причислен Русской православной церковью к лику святых. Светлая жизнь, в которой немало места было отведено страданиям, стоит того, чтобы еще раз напомнить о ней.

Цесаревич Алексей Николаевич – младший ребенок и единственный сын Николая II и Александры Федоровны – появился на свет в Александрии, петергофской резиденции русских императоров конца XIX – начала XX века, 30 июля 1904 года.

У императорской четы долгое время не было сына-наследника. Хорошо известно, что одна за другой у Николая Александровича и его супруги родились четыре дочери – Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия (кстати, эта интересная генетическая особенность – рождение четырех дочерей подряд, недавно изученная с научной точки зрения, была наследственной в роду Романовых).

Наследником престола в первые годы правления Николая являлся его младший брат великий князь Георгий Александрович, а после его скоропостижной смерти в кавказском Абастумани таковым стал еще один сын Александра III – великий князь Михаил Александрович (именно в его пользу отречется от престола Николай II позже, в тяжелые мартовские дни 1917 года).

Рождение сына-наследника действительно было долгожданным, царская семья буквально вымолила его. Большое значение придавалось почитанию Серафима Саровского, и в молитвах о даровании наследника семья ездила в Саров, где в 1903 году, за год до рождения цесаревича, прошли торжества по случаю причисления Серафима Саровского к лику святых и перенесения его мощей. Сохранились даже киносъемки проходивших там церемоний с участием государя и других членов дома Романовых.

Наконец сын, с которым связывали самые светлые надежды, прямое продолжение царского рода, был рожден императрицей, но именно это событие стало одним из переломных в истории семьи последнего российского императора. 

Вопреки традиции

Младенец был наречен Алексеем. Сам Николай отзывался об этом так: «Императрица и я решили дать Наследнику имя Алексей; надо же нарушить эту линию Александров и Николаев».

Такой выбор явно отсылал к имени царя Алексея Михайловича, правление которого было символом русского XVII века, что прекрасно осознавал и государь, заметивший: «Я желаю лишь одного – чтобы Наследник дал России в лице своего сына второго Петра Великого».

Алексея Михайловича Николай II выделял из ряда многих своих предшественников. Именно идеал Московского царства казался ему наиболее близким и органичным порядком государственного устройства. Император даже предстал в образе Алексея Михайловича на знаменитом костюмированном балу в Зимнем дворце, который состоялся в феврале 1903-го – опять-таки в год, предшествовавший рождению цесаревича.

11 августа 1904 года государь записал в своем дневнике: «Знаменательный день крещения нашего дорогого сына. Утро было ясное и теплое. <…> Крестины начались в 11 час. Потом узнал, что маленький Алексей вел себя очень спокойно. <…> Главными восприемниками были Мама и д. Алексей [то есть вдовствующая императрица Мария Федоровна и дядя царя великий князь Алексей Александрович, соименный младенцу. – Е. П.]».

Викторианская болезнь

Однако вскоре тяжелое горе омрачило радость царской семьи. Александра Федоровна заметила у сына страшную болезнь, о возможности появления которой знали. Диагноз был подтвержден врачами, он оказался неутешительным – гемофилия.

Гемофилия – наследственное заболевание, связанное с нарушением процесса свертывания крови. Больные могут умереть от кровоизлияния, вызванного даже незначительной травмой, и потому риск их гибели в раннем возрасте очень велик, ведь ребенка сложно удержать в определенных рамках. Да и в целом такие больные живут не особенно долго. Иными словами, над цесаревичем незримо витала смертельная опасность с самого рождения.

Эта болезнь вызывается генетической мутацией, и носительницами гемофилии выступают женщины, в то время как заболевают ею мужчины, получившие соответствующее генетическое «наследство» от матери. Именно распространение гемофилии в монарших семьях Европы на рубеже XIX–XX веков позволило со всей точностью проследить возможности наследования заболевания, для которого даже возникло такое наименование, как «викторианская болезнь».

Дело в том, что первой известной женщиной – носительницей гемофилии в огромной европейской семье монархов была британская королева Виктория. От кого она могла унаследовать эту мутацию, неизвестно; так как случаев гемофилии у ее предков не зафиксировано, полагают, что мутация произошла именно в ее генотипе.

Поскольку Виктория оставила большое потомство, так что ее даже называли «бабушкой Европы», гемофилия распространилась во многих королевских семьях – через дочерей английской правительницы. У самой Виктории один из сыновей, принц Леопольд, герцог Олбани, страдал этой болезнью: он прожил всего 30 лет, скончавшись от кровоизлияния в результате несчастного случая. Его дочь Алиса передала заболевание своему сыну Руперту, также погибшему в молодом возрасте. Императрица Александра Федоровна унаследовала генетическую мутацию от своей матери, дочери королевы Виктории Алисы, которая стала супругой великого герцога Гессенского Людвига IV. Так через Гессенский дом гемофилия проникла и в российскую династию Романовых.

«Солнечный луч»

Заболевание наследника, которое стало причиной многих тягот в жизни августейшей семьи, тщательно скрывали. Во время приступов, вызванных случайными ушибами, цесаревич жестоко страдал. Его мучения, конечно же, очень тяжело переживали родители, особенно императрица, и, хотя они стремились всячески уберечь сына от любых опасностей, полностью исключить их вряд ли представлялось возможным, тем более что Алексей был очень живым и непоседливым мальчиком.

Хорошо известно, что именно способность облегчать страдания наследника (или убежденность в этой способности) обеспечила простому крестьянину Григорию Распутину столь значимое место в жизни как Александры Федоровны, так и всей царской семьи. Влияние это, далеко не всегда благотворное, стало одним из катализаторов формирования того негативного образа императрицы, а следовательно, и императора, который сложился в определенных общественных кругах особенно явно к середине 1910-х годов.

Александра Федоровна, с детства отличавшаяся глубокой религиозностью, все больше отдалялась от повседневной реальности: страдания матери, тяжело переживавшей болезнь сына, искали выход в мистическом настроении и невольно делали ее замкнутой и напряженной. Безусловно, мучения цесаревича не могли не отразиться как на характере императрицы, так и на жизни всей семьи.

Император Николай II с наследником цесаревичем Алексеем в действующей армии. 1915 год

Между тем сам царевич у всех общавшихся с ним и даже просто у видевших его мельком оставлял необыкновенно светлое и теплое впечатление. Он рос чутким и доброжелательным. Вот как вспоминает свою первую встречу с ним, тогда еще полуторагодовалым младенцем, его будущий воспитатель швейцарский француз Пьер Жильяр: «Я уже готовился кончить свой урок с Ольгой Николаевной, когда вошла Императрица с Великим Князем Наследником на руках. Она шла к нам с очевидным намерением показать мне сына, которого я еще не знал. На лице ее сияла радость матери, которая увидела наконец осуществление самой заветной своей мечты. Чувствовалось, что она горда и счастлива красотой своего ребенка. И на самом деле, Цесаревич был в то время самым дивным ребенком, о каком только можно мечтать, со своими чудными белокурыми кудрями и большими серо-голубыми глазами, оттененными длинными загнутыми ресницами. <…> Когда я подошел к нему, он посмотрел на меня серьезно и застенчиво и лишь с большим трудом решился протянуть мне свою маленькую ручку. Во время этой первой встречи я несколько раз видел, как Императрица прижимала Цесаревича к себе нежным жестом матери, которая как будто всегда дрожит за жизнь своего ребенка; но у нее эта ласка и сопровождавший ее взгляд обнаруживали так ясно и так сильно скрытое беспокойство, что я был уже тогда поражен этим. Лишь много времени спустя мне пришлось понять его значение».

Одним из семейных прозваний наследника было «наш солнечный луч» (подобно тому, как саму императрицу в детстве называли Sunny – «солнышко»), и Алексей действительно был такой отрадой и для родителей, и для всех, кто его окружал.

Анна Александровна Вырубова, фрейлина государыни и ее преданнейшая подруга, говорила о цесаревиче как о «прелестном, ласковом мальчике, самом красивом из всех детей». А тот же Жильяр так рассказывает о своем ученике, когда наследнику исполнилось уже девять с половиной лет: «Он был довольно крупен для своего возраста, имел тонкий, продолговатый овал лица с нежными чертами, чудные светло-каштановые волосы с бронзовыми переливами, большие сине-серые глаза, напоминавшие глаза его матери. Он вполне наслаждался жизнью, когда мог, как резвый и жизнерадостный мальчик. Вкусы его были очень скромны. Он совсем не кичился тем, что был Наследником престола, об этом он всего меньше помышлял. Его самым большим счастьем было играть с двумя сыновьями матроса Деревенко, которые оба были несколько моложе его. У него была большая живость ума и суждения и много вдумчивости. Он поражал иногда вопросами выше своего возраста, которые свидетельствовали о деликатной и чуткой душе. Я легко понимал, что те, которые не должны были, как я, внушать ему дисциплину, могли без задней мысли легко поддаваться его обаянию. В маленьком капризном существе, каким он казался вначале, я открыл ребенка с сердцем, от природы любящим и чувствительным к страданиям, потому что сам он уже много страдал».

Фрейлина императрицы Софья Яковлевна Офросимова оставила нам яркий портрет Алексея: «Мне смеется прелестное личико Царевича, искрятся тем же детским любопытством большие лучистые глаза, и маленькая пухленькая ручка чинно прикладывается к матросской шапочке, на которой золотыми буквами написано: "Штандарт"».

Этот образ прекрасного мальчика в морской форме стал поистине хрестоматийным. И кстати, такие матроски как одежда для подростков обрели большую популярность в дореволюционной России.

«Когда я буду царем…»

Обучением и воспитанием цесаревича руководила сама императрица. Преподаватели его были достойными, а Алексей Николаевич оказался очень способным учеником. Приведу еще несколько свидетельств. «Все его учителя говорили мне о выдающихся способностях Цесаревича, об его большом пытливом уме и о трудных вопросах, им задаваемых. Один из самых близких к нему учителей говорил мне в интимной беседе: "В душе этого ребенка не заложено ни одной скверной или порочной черты; душа его – самая добрая почва для всех добрых семян; если сумеют их насадить и взрастить, то Русская земля получит не только прекрасного и умного государя, но и прекрасного человека"», – писала Офросимова.

Классная дама Клавдия Михайловна Битнер, бывшая учительницей Алексея во время ссылки царской семьи в Тобольске, вспоминала: «Я любила больше всех Алексея Николаевича. Это был милый, хороший мальчик. Он был умненький, наблюдательный, восприимчивый, очень ласковый, веселый и жизнерадостный, несмотря на свое часто тяжелое болезненное состояние. Если он хотел выучить что-либо, он говорил: «Погодите, я выучу». И если действительно выучивал, то это уже у него оставалось и сидело крепко. Он привык быть дисциплинированным, но не любил былого придворного этикета. Он не переносил лжи и не потерпел бы ее около себя, если бы взял власть когда-либо. В нем были совмещены черты отца и матери. От отца он унаследовал его простоту. Совсем не было в нем никакого самодовольства, надменности, заносчивости. Он был прост. Но он имел большую волю и никогда бы не подчинился постороннему влиянию. <…> Он был страшно терпелив, очень аккуратен, дисциплинирован и требователен к себе и другим. Он был добр, как и отец, в смысле отсутствия у него возможности в сердце причинить напрасно зло».

По словам Вырубовой, «частые страдания и невольное самопожертвование развили в характере Алексея Николаевича жалость и сострадание ко всем, кто был болен, а также удивительное уважение к матери и всем старшим». Хрестоматийными стали слова наследника, зафиксированные Офросимовой: «Когда я буду царем, не будет бедных и несчастных. Я хочу, чтобы все были счастливы».

Судьба распорядилась иначе

Первая мировая война изменила жизнь царской семьи. Алексей Николаевич часто посещал лазареты и очень любил общаться с ранеными. Когда император принял на себя командование русскими войсками, было решено отправить вместе с ним в Ставку наследника.

Семья императора Николая II в 1913 году (Фото: Фотохроника ТАСС)

Это решение тяжело далось государыне, но все-таки цесаревич оказался рядом с отцом, являвшимся для него примером и непререкаемым авторитетом. Наследник очень гордился своим присутствием на фронте и старался со всем достоинством и ответственностью относиться к своему новому положению. Как высокую честь он воспринял награждение Георгиевской медалью.

Надо упомянуть, что это пребывание в действующей армии благотворно сказалось и на здоровье великого князя: он заметно окреп и возмужал. Алексей казался достойным преемником своего отца. Но судьба распорядилась иначе.

В тяжелые дни после Февральской революции, проконсультировавшись о состоянии здоровья сына и будучи не в силах расстаться с ним, Николай II принял трудное решение отречься от престола в пользу брата Михаила Александровича. А дальше была Голгофа царской семьи…

Перенеся все тяготы и страдания, эта святая семья оказывается вместе – как в жизни, так и в смерти. Красные изуверы пытались сжечь тела убитых и в конечном итоге разделили их. Тела цесаревича и Марии Николаевны были брошены в яму, над которой развели костер. Только в 2007 году они были обнаружены в результате раскопок. Генетическая и историческая экспертизы однозначно подтвердили принадлежность останков цесаревичу и одной из великих княжон, и теперь вся царская семья воссоединится в Екатерининском приделе Петропавловского собора в Петербурге…

На третий день Пасхи, 4 апреля 1917 года, Цветаева пишет свои замечательные строки:За Отрока – за Голубя – за Сына,За царевича младого АлексияПомолись, церковная Россия!

Очи ангельские вытри,Вспомяни, как пал на плитыГолубь углицкий – Димитрий.

Ласковая ты, Россия, матерь!Ах, ужели у тебя не хватитНа него – любовной благодати?

Грех отцовский не карай на сыне.Сохрани, крестьянская Россия,Царскосельского ягненка – Алексия!Не сохранила…

Евгений ПЧЕЛОВ, кандидат исторических наук