Отличный генерал

Считается, что в этом году исполняется 250 лет со дня рождения прославленного русского полководца князя Петра Ивановича Багратиона, умершего от раны, полученной им на Бородинском поле. Нераскрытых тайн биографии героя войны 1812 года до сих пор остается немало, но в отношении его полководческих талантов споры историков давно прекратились

Фото предоставлено М. Золотаревым

В официальном (да и неофициальном) пантеоне героев незабвенного для России 1812 года Петр Багратион стоит на втором-третьем месте, сразу после М.И. Кутузова, рядом с М.Б. Барклаем-де-Толли и значительно выше других видных и талантливых военачальников того времени – М.А. Милорадовича, Н.Н. Раевского, Д.С. Дохтурова, П.Х. Витгенштейна, А.П. Ермолова, П.П. Коновницына, хотя те – так уж распорядилась судьба – прожили дольше его, геройски воевали и победно завершили великую войну с Наполеоном во Франции. Бородинское сражение стало для князя Багратиона последним, но ни один из них так и не смог затмить его полководческой славы.

В принципе в том, что перед Казанским собором в Санкт-Петербурге рядом с памятниками Кутузову и Барклаю-де-Толли не был установлен памятник Багратиону, заключалась историческая несправедливость, которую уже, к сожалению, не исправишь: ансамбль Невского проспекта и Казанской площади давно сложился и устоялся. В утешение лишь можно сказать, что наши современники отчасти извинились перед князем Петром за ту несправедливость, возведя ему памятник в Северной столице в 2012 году – перед бывшими казармами лейб-гвардии Егерского полка, который Багратион когда-то создал и любил: он, уже будучи генералом, по-прежнему воевал в мундире своего полка.

Из царского рода Багратиони

Писать биографию князя Петра трудно, особенно ее начало. Мы не можем точно назвать год и место рождения героя (1762, 1764, 1765 или даже 1769-й; русская крепость Кизляр или все-таки Грузия), не знаем имени его матери, весьма путаные сведения сохранились и о его отце, хотя принадлежность того к древнему грузинскому царскому роду Багратиони бесспорна.

Княгиня Анна Александровна Голицына, урожденная княжна Грузинская (1763–1842). Ее правнучка Е.Ю. Хвощинская писала: «Россия ей обязана одним из героев 1812 года князем П.И. Багратионом, которого она выписала из Грузии» (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Нет ясности и в истории начала военной службы князя Петра. Считается, что он отличился в боях с горцами, а затем при взятии Очакова (1788) армией Григория Потемкина и что именно светлейший еще в 1782 году дал толчок к развитию карьеры юного грузинского князя. В связи с этим немаловажны сведения о деятельном участии в судьбе Багратиона его родственницы княгини Анны Александровны Голицыной, урожденной княжны Грузинской. Близкие отношения князя Петра с семьей Бориса Андреевича Голицына и его супруги Анны – факт в самом деле неоспоримый. Обычно в условиях эмиграции, отрыва от родины родство или землячество воспринимаются по-особому. Так что, как раньше говорили, «предстательство» Анны Александровны перед влиятельным вельможей за провинциального симпатичного юношу – бедного родственника было вполне возможно (хотя, по мнению некоторых исследователей, именно в начале службы Багратиона она вряд ли могла оказывать ему содействие, поскольку в 1782 году еще не была замужем). Наконец, хочется подчеркнуть и другое: часто очень важно «подсадить», как это бывало (да и бывает до сих пор), молодого человека на первую ступеньку служебной лестницы, а далее все зависит от него самого – или сорвется, или станет карабкаться вверх и достигнет успехов уже благодаря собственным талантам.

Как бы то ни было, связь Багратиона с этой ветвью Голицыных оказалась длительной и прочной: не забудем, что генерал нередко проводил время в селе Сима – владимирском имении мужа княгини Анны. И не случайно осенью 1812 года именно туда привезли раненого князя Петра: другого дома (да и, по сути, семьи) у него не было. Там он и умер.

Наверное, нет смысла повторять данные послужного (формулярного) списка Петра Багратиона: они займут много страниц. Вся его жизнь была посвящена службе и почти беспрерывной войне. В конце XVIII – начале XIX века Россия постоянно воевала: дважды с турками, дважды со шведами, четырежды с французами. И всякий раз князь Петр не просто принимал участие в походах, а отличался в них, обращая на себя внимание незаурядными способностями.

«Мудреное дело»

Военный историк А.Ф. Петрушевский отмечал, что люди зачастую не отдают себе отчета, рассуждая о таком понятии, как военное искусство. А между тем это действительно искусство, которым владеют единицы. Сотни тысяч человек видели, какими были на полях сражений Наполеон или Суворов, каждый их шаг фиксировался и изучался потом в академиях, но повторить всего этого никто не мог, как невозможно повторить Рубенса или Веласкеса, ибо это именно искусство – высшая степень творчества гениальной индивидуальности.

Багратион считал себя учеником А.В. Суворова и, собственно, им и был, усвоив ряд важнейших принципов русского генералиссимуса, главным из которых являлся так называемый «глазомер» – интуитивное чувство военачальника, дар, подобный ощущению цвета у художника или слуху у музыканта. Князь Петр обладал истинно суворовским глазомером, и это нашло отражение в операциях, которыми он руководил, особенно когда ему поручалось (и не раз) сложнейшее дело – замыкать движение отступающей армии, командовать арьергардом.

Дело казаков Платова под Миром 27 июня (9 июля) 1812 года. Худ. В.В. Мазуровский. 1912. Казаков атамана Матвея Платова генерал Багратион успешно использовал для арьергардных боев летом 1812 года (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Организация отступления – одно из выдающихся проявлений военного искусства. Бывший свидетелем действий Багратиона под Прейсиш-Эйлау в 1807 году Денис Давыдов, в то время адъютант князя, писал: «Мудреное дело начальствовать арьергардом армии, горячо преследуемой [противником. – Е. А.]. Два противоположные предмета составляют основную обязанность арьергардного начальника: охранение спокойствия армии от натисков на нее неприятеля во время отступления и вместе с тем соблюдение сколь можно ближайшей смежности с нею для охранения неразрывных связей и сношений. Как согласить между собою эти две, по-видимому, несогласимые необходимости? Прибегнуть ли к принятию битвы? Но всякая битва требует более или менее продолжительной остановки, во время которой умножается расстояние арьергарда от армии, более и более от него удаляющейся».

Если же уклоняться от боя с наступающим противником, то «таковым средством легко можно подвести арьергард к самой армии и принесть неприятеля на своих плечах». «Багратион решил эту задачу, – с гордостью говорит Денис Давыдов. – Он постиг то правило для арьергардов, которое четырнадцать лет после изложил на острове св. Елены величайший знаток военного дела, сказав: «Авангард должен беспрерывно напирать, арьергард должен маневрировать». И на этой аксиоме Багратион основал отступательные действия арьергардов, коими он в разное время командовал. Под начальством его никогда арьергард не оставался долго на месте и притом никогда безостановочно не следовал за армиею. Сущность действия его состояла в одних отступательных перемещениях с одной оборонительной позиции на другую, не вдаваясь в общую битву, но вместе с тем сохраняя грозную осанку частыми отпорами неприятельских покушений – отпорами, которые он подкреплял сильным и почти всеобщим действием артиллерии. Операция, требующая всего гениального объема обстоятельств, всего хладнокровия, глазомера и чудесной сметливости и сноровки, коими князь Багратион так щедро одарен был природою».

Вот в этом-то глазомере и заключалось главное достоинство Петра Ивановича Багратиона как полководца.

«Азиатский человек»

Столь же изобретателен Багратион был и в руководстве наступательными операциями, требующими от военачальника совсем иных качеств: соразмерной риску быстроты действий, расчетливости, умения принимать во внимание тактические, природные, психологические и другие факторы. Всем комплексом данных тогда обладал мало кто из полководцев. Недаром Наполеон выделял Багратиона из всех русских генералов, отмечая, правда, его «небольшой ум»…

Тут мы выходим на проблему стереотипов, которыми так часто пользуются люди, оценивая других. Общим мнением о Багратионе в то время являлись утверждения о его «бурной простоте», «неучености», о том, что он «понятия не имеет о стратегии». Князя Петра воспринимали лишь как «авангардного», «тактического» генерала, абсолютно ничего не смыслящего в стратегии, и вообще как «неуча», необразованного практика. И это, понятно, ему сильно вредило.

Наполеон на поле битвы при Прейсиш-Эйлау. Худ. Антуан-Жан Гро. 1808. Денис Давыдов назвал эту битву «кровавым предисловием Наполеонова вторжения в Россию» (Фото предоставлено М. Золотаревым)

"Багратион постиг то правило для арьергардов, которое изложил на острове св. Елены величайший знаток военного дела, сказав: "Авангард должен беспрерывно напирать, арьергард должен маневрировать"»

Справедливости ради отметим, что отчасти в этом виноват он сам. Будучи не в состоянии сдержать свой буйный грузинский нрав, обиженный и оскорбленный недоверием, раздраженный интригами против него, Багратион часто срывался, говорил и писал резкости, которые давали повод думать о нем как о «человеке азиатском», а значит, по тогдашним представлениям, не особенно умном и образованном.

Это впечатление усиливается, когда читаешь письма Багратиона после отступления русской армии от Смоленска в августе 1812 года. Раздосадованный тем, что его не поставили главнокомандующим, огорченный немилостью государя, уязвленный соперничеством с «чухонцем», «иллюминатом» (то есть масоном) Барклаем-де-Толли, он рассылал весьма опрометчивые письма, в которых звучат нелепые, продиктованные исключительно ущемленным самолюбием требования о наступлении на армию Наполеона, призывы «закидать шапками» «дрянь-противника». Видны в его посланиях и комплексы талантливого самоучки: «Пришлите командовать другого [вместо Барклая-де-Толли. – Е. А.], а я не понимаю ничего, ибо я неучен и глуп». Между тем именно в это время Багратион вел свою 2-ю армию от западной границы России до Бородина с соблюдением всех мер предосторожности, с тонкостью и гибкостью расчета, не совершив ни одной стратегической или тактической ошибки.

ЧТО ПОЧИТАТЬ

Грибанов В.К. Багратион в Петербурге. Л., 1979

Глинка В.М., Помарнацкий А.В. Багратион, Петр Иванович // Военная галерея Зимнего дворца. Л., 1981. С. 77–82

Анисимов Е.В. Багратион. М., 2011 (серия «ЖЗЛ»)

«Гениальная верность его взгляда»

О необразованности, «бурной простоте» князя Петра не говорил и не писал только ленивый. Даже обожавший своего командующего Денис Давыдов открывает его биографию трюизмом: «Князь Петр Иванович Багратион, столь знаменитый по своему изумительному мужеству, высокому бескорыстию, решительности и деятельности, не получил, к несчастью, образования». Конечно, нет смысла кивать на то, что, по подсчетам современного исследователя Дмитрия Целорунго, половина офицеров 1812 года владели лишь элементарной грамотностью и что вообще с образованностью офицеров и генералов русской армии дело обстояло неблестяще.

Несомненно, Багратион не получил по тем временам «правильного» военного образования, с юных лет попав в действующую армию и оказавшись на опасной кавказской границе. Судьба его сложилась так, что он почти беспрерывно воевал. Не довелось ему в молодости учиться в Сухопутном шляхетском корпусе или каком-либо ином военно-учебном заведении. Не стажировался будущий герой 1812 года в армиях других государств – он по большей части с ними воевал. Не состоял при штабе под крылом собственного отца-фельдмаршала, как граф Н.М. Каменский, известный как Каменский 2-й. Очевидно, что Багратион и не слишком занимался самообразованием, не дружил, поскольку не владел языком, с немецкой военной книгой – главным источником тогдашней военной науки. Не мог он похвастаться и тем глубоким знанием античности, истории военного дела, каким отличался Суворов, тоже, кстати, нигде не учившийся.

Иллюстрация из книги «Отечественная война 1812: для начальной школы и народа», изданной в Москве в 1912 году (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Впрочем, здесь уместно привести одну цитату: «Он не обладал большими научными познаниями. <…> Но его природные дарования восполняли недостаток знания. Он стал администратором и законодателем, как и великим полководцем, в силу одного лишь инстинкта». Так писал австрийский министр иностранных дел Клеменс Меттерних о Наполеоне. По сути, то же можно сказать о Багратионе, наделенном как раз колоссальным инстинктом военачальника, прирожденным чутьем полководца. Собственно, известны слова самого Наполеона: «Лучше всех Багратион: он небольшого ума человек, но отличный генерал».

Автор первой официальной истории Отечественной войны 1812 года Александр Михайловский-Данилевский отмечал, что Багратион был «человеком малообразованным, но гениальная верность его взгляда и врожденные военные способности делали недостаток образования нечувствительным». С теми способностями, которыми был наделен природою Багратион, во Франции он непременно стал бы маршалом наряду с Мюратом, Даву, Неем и другими, тоже не блиставшими образованностью и знавшими только свой родной французский язык.

Сам Наполеон, к слову, говорил по-французски с сильнейшим корсиканским акцентом и, наверное, оказавшись при дворе Людовика XVI, вызвал бы усмешку. Но во Франции произошла революция, которая кардинально изменила критерии отношения к людям, их способностям. В России дело обстояло иначе, и в этом-то, кажется, и состояла в конечном счете причина невезения русского полководца князя Багратиона. Известно, что тогда при российском дворе человеку достаточно было под завистливыми и недоброжелательными взглядами придворных споткнуться в танце, чтобы репутация его погибла навсегда. Поэтому нечего удивляться, что князь Петр, плохо говоривший по-французски, не вспоминавший на каждом шагу Монтекукколи и Тюренна, не цитировавший наизусть Фридриха Великого, считался при дворе неучем, а значит – неспособным командовать армией.

И в связи с этим, судя по всему, кандидатура Петра Багратиона на пост единого главнокомандующего летом 1812 года была «непроходимой»: Александр I, находившийся под влиянием немецкой военной школы, его бы не назначил. Между тем на тот момент Багратион был самым опытным, самым подготовленным к войне с таким страшным для врагов полководцем, каким являлся Наполеон. Теперь, читая записки, доклады, которые князь слал начальству из штаба своей 2-й армии, стоящей на западной границе в 1811 – начале 1812 года, понимаешь, что он обладал и глубоким стратегическим мышлением: Багратион сумел предвидеть и предсказать весь драматический ход событий первых месяцев войны с Бонапартом.

Именно благодаря своему прирожденному чутью, практическим знаниям и опыту он не позволил Наполеону заманить 2-ю армию в ловушку и блестяще, без потерь совершил беспримерный 800-километровый марш по тяжелым белорусским дорогам от границы до Смоленска. Да и под Смоленском Багратион угадал, что Бонапарт предпримет, вопреки всем расчетам русского командования, внезапный бросок к Смоленску, чтобы отрезать нашу армию от Москвы, и, предвидя это, сделал все, чтобы Смоленск не стал местом гибели русской армии.

Без сомнения, Багратион был тогда самым популярным в армии генералом: его любили и офицеры, и солдаты. «Воинственное и открытое лицо его носило отпечаток грузинского происхождения и было своеобразно красиво, – передает свое первое впечатление о Багратионе дипломат Аполлинарий Петрович Бутенев, оказавшийся как раз накануне войны 1812 года в Главной квартире 2-й армии, размещенной в Волковыске. – Он принял меня благосклонно, с воинскою искренностью и простотою, тотчас приказал отвести помещения и пригласил раз и навсегда обедать у него ежедневно. Он помещался в так называемом замке какого-то польского пана, единственном во всем городе порядочном доме. Тут собиралось все общество Главной квартиры, принявшее меня радушно и ласково в среду свою».

Так или почти так писали о князе Багратионе многие, с кем ему доводилось встречаться. Его особая мужественность, воинственность, храбрость и одновременно простота, искренность, щедрость, доброта к окружавшим его людям – все это запоминалось, равно как и его незаурядные полководческие способности.

Князь Петр, как нам кажется, был чем-то похож на Наполеона дотильзитской эпохи. Вот как охарактеризовал французского императора маршал Мармон: «[Наполеон. – Е. А.] был худым, непритязательным, необыкновенно активным, равнодушным к лишениям, презирающим благополучие и материальные блага, предусмотрительным, осторожным, умеющим отдаваться на волю судьбы, решительным и упорным в своих намерениях, знающим людей и их нравы, что играло огромную роль на войне, добрым, справедливым, способным к настоящим чувствам и благородным к врагам».

Отец солдатам

Петр Багратион перенял у Суворова особое отношение к русскому солдату. Но не нужно представлять великого Суворова этаким лубочным народным полководцем. Он относился к солдатам так, как и каждый военачальник: не колеблясь, посылал их на смерть, в огонь тысячами и потом хладнокровно переступал кровавые ручьи, текшие по полям его победных сражений. А как же иначе на войне!

Бородинское сражение 26 августа (7 сентября) 1812 года. Худ. Петер Хесс. 1843. В центре – раненый главнокомандующий 2-й армией генерал П.И. Багратион. Его последние распоряжения выслушивает командир 3-й пехотной дивизии генерал П.П. Коновницын (на белом коне) (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Однако по-своему он берег солдата, знал и понимал его, умел найти к нему подход. Известно, что победитель Наполеона герцог Веллингтон на поле боя воодушевлял своих воинов словами-пинками: «Вперед, сволочи! Вперед, ублюдки, негодяи, висельники!» Все они были навербованы из отребья по кабакам и притонам, иные слова цели не достигали. Веллингтон был абсолютно уверен, что, если сегодня солдата похвалить, завтра он надерзит тебе. Но в России с солдатом – вчерашним помещичьим крестьянином – обращаться следовало по-другому.

За героическое командование левым флангом армии в сражении при бородине и ранение Багратион не был ничем награжден, а был тотчас уволен в отставку.

Мужик приносил в армию из деревни патриархальность, артельность, дух общины. Для него командир – отец-помещик, строгий, но справедливый: может пошутить, а может и наказать, но все должно быть по правде, за дело. Багратион, как и Суворов, умел найти нужный и удобный ему свободный тон отношений с солдатами, так что они любили его как своего, но на шею не садились. Примечательно, что накануне Бородинского сражения только во 2-й армии был издан приказ плотно накормить солдат и позаботиться, чтобы они отдохнули перед битвой.

Сохранилось множество примеров не показной, а истинной заботы князя Петра о своих подчиненных. Его дежурный генерал Сергей Иванович Маевский вспоминал, что после Шевардинского боя 24 августа 1812 года, в ходе которого Багратион непрерывно посылал его с поручениями, он как мертвый уснул на дворе. «Князь, проходя мимо меня со свитою, прошел так тихо, как мы входим в кабинет любезной во время сладкого и тихого сна ее, – писал потом Маевский. – Такое внимание, пред лицом армии и под открытым небом, не может не поселить возвышенной преданности к начальнику, а особенно когда он, проходя мимо, сказал всем: "Господа, не будите его, он вчера очень устал, ему надобно отдохнуть и укрепиться"».

«Он любил жить роскошно, – отмечал Денис Давыдов, – всего у него было вдоволь, но для других, а не для него. Сам он довольствовался весьма малым и был чрезвычайно трезв». По сложившейся традиции перед каждым сражением командующий устраивал своим генералам и офицерам общий ужин в штабе: это было для всех важно – выпить водки и преломить хлеб с боевыми товарищами, может быть, в последний раз.

Слуга царю

Но что значит в России быть любимым солдатами, народом, если тебя не любит царь, от которого зависит все: карьера, успех и часто мнение современников и потомков! И Багратион был не просто генералом, но и царедворцем.

Тут трудно не процитировать знакомый всем с юности отрывок из романа «Война и мир» Л.Н. Толстого о приеме Багратиона, оказанном ему в Москве в 1805 году: «В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. <…> На лице его было что-то наивно-праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и, наконец, Багратион все-таки прошел вперед. Он шел не зная, куда девать руки, застенчиво и неловко по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене».

Кажется, что Толстой все-таки несколько упрощает личность Багратиона, изображая в романе застенчивого в роскошных гостиных неловкого воина, привыкшего лишь к суровым битвам и свисту пуль. Князь был много сложнее: в нем удивительным образом сочетались талант военачальника, чувствовавшего себя в своей среде на полях сражений, и дар «фрунтового» командира, знатока обожаемого императором Павлом и его наследниками вахтпарада, а также умение ловко скользить по придворному паркету.

Какое-то, и достаточно долгое, время он был приближен царями: Павел I остался доволен созданием Багратионом лейб-гвардии Егерского полка и женил князя на одной из фрейлин своей супруги Марии Федоровны (этот брак оказался неудачным: в 1805 году легкомысленная красавица Екатерина Павловна Багратион, урожденная Скавронская, уехала в Европу и с мужем не жила, детей у генерала не было). Позже, уже в царствование Александра I, Багратион не раз сиживал за обеденным столом с императором, императрицами Марией Федоровной и Елизаветой Алексеевной и сопровождал их в прогулках по парковым дорожкам Павловска. Князь был обходительным, оригинальным собеседником, приносившим за царский стол впечатления и рассказы многое повидавшего воина, бывалого человека, но одновременно и тактичного придворного, умевшего обуздывать свой грузинский темперамент.

Вопреки императорской воле…

Особенно пришелся Багратион ко двору вдовствующей императрицы Марии Федоровны. В 1806–1808 годах князь постоянно оказывался в узком кругу ее приглашенных. И вот тут, как выяснилось, и была заложена мина, внезапно взорвавшая все придворное благополучие князя Петра. У него начался бурный роман с сестрой царя великой княжной Екатериной Павловной, что, по мнению Александра, было совершенно недопустимо для подданного российского императора. Заметим также, что сам государь испытывал к сестре более чем братские чувства и попросту приревновал ее к Багратиону. Следствием стала фактически опала, отказ князю, как писали в XVII веке, «видеть очи государевы», его больше не приглашали за императорский стол, а княжне Екатерине начали срочно подбирать царственного жениха. Вскоре Петра Багратиона отправили в Молдавскую армию, воевавшую с турками.

Там он очутился в странном положении: старого командующего генерал-фельдмаршала Александра Александровича Прозоровского не сместили и нового – его, Багратиона – не назначили, а просто послали в помощь. Император требовал от Прозоровского быстрого перехода через Дунай, занятия Молдавии, Валахии и Бессарабии и похода на Стамбул. Но 75-летний фельдмаршал все откладывал решительные действия, с большим трудом перебрался на правый берег Дуная и дальше не пошел. Когда же Багратион стал главнокомандующим, время было упущено, приближалась зима, и князь Петр, вопреки воле государя, вернул войска на левобережье.

Александр был в ярости: его планы быстрого выхода к Проливам рушились. Виновным был назначен Багратион, и его отправили в отставку. Так случалось в карьере князя: между участью послушного, нерассуждающего царедворца и долей честного генерала, думающего об интересах людей, армии, страны, он выбирал второе. Причем довольно резко отстаивал свою точку зрения. Императору это крайне не нравилось.

Богоявленская церковь в селе Сима Владимирской области, где отпевали князя Багратиона. 1950-е годы. Храм был разрушен в 1960-х (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Подобная ситуация сложилась и летом 1812 года, когда с началом похода Наполеона на Россию Багратион, командовавший расположенной на границе 2-й Западной армией, отказался выполнить указ Александра о прорыве своей армии на соединение с 1-й Западной. Он трезво оценил ситуацию и понял, что Бонапарт только и ждет именно такого прорыва, чтобы уничтожить сначала одну, а затем вторую русскую армию. Французский император даже шутил, видя их безвыходное положение: «Мне достанется либо ножка, либо крылышко». Багратион, пройдя с боями сотни верст, спас 2-ю армию, и она благополучно соединилась с 1-й под Смоленском. Но все-таки генерал не исполнил первоначальной воли монарха, и на его карьере в общем-то был поставлен крест: на посту главнокомандующего предпочли видеть Кутузова, государь был с ним холоден, за героическое командование левым флангом армии в сражении при Бородине и ранение Багратион не был ничем награжден, а был тотчас уволен в отставку.

Он умер в селе Сима 12 сентября 1812 года, так и не узнав, что его уже списали со счетов. К нему не послали опытного врача, и в итоге князя лечили невежественные эскулапы... Его, здорового мужчину с ранением в ногу (рана, по общему признанию современных медиков, не была смертельной), в сущности, уморили неправильным лечением.

Равнодушен был император и к памяти Багратиона. Когда начальник штаба 2-й армии граф Э.Ф. Сен-При попросил перевезти тело генерала в Петербург, Александр фактически отказал ему. Царскую опалу не смягчила даже смерть князя. По той же причине не был возведен памятник великому русскому полководцу перед Казанским собором. Только четверть века спустя, в 1839 году, его прах по инициативе Дениса Давыдова был перенесен из скромной церкви в селе Сима на Бородинское поле. Но и там ему не было покоя: при взрыве в 1932 году большевиками главного монумента героям Бородина была разворочена и гробница Багратиона. Частично разбросанные взрывом кости собрали в обувную коробку, и долгое время они где-то хранились. Только в 1987 году останки Багратиона были преданы земле. Теперь наконец можно повторить слова эпитафии, которую первоначально предполагалось написать на его могиле: «Прах здесь – слава везде».

Евгений АНИСИМОВ, доктор исторических наук