Романтик на все времена

7 октября в Государственной Третьяковской галерее открывается выставка, приуроченная к 150-летию одного из самых известных русских живописцев – Валентина Серова (1865–1911). О феномене художника, который еще при жизни получил широкое признание, рассказала куратор выставки, старший научный сотрудник ГТГ Ольга Атрощенко

Фото: Наталья Львова

Выставка, которую организовывает Третьяковская галерея, впервые за многие годы дает возможность познакомиться со всем творчеством великого художника. Ведь его предыдущая персональная выставка состоялась четверть века назад.

Мастер парадного портрета

– Концепция выставки менялась трижды, с чем это связано?

– Вначале мы хотели показать Серова в контексте западной живописи: экспонировать его работы, например, вместе с работами американского художника Джона Сарджента. Но, рассмотрев этот вариант и даже подобрав кое-какие параллели, мы поняли, что эту идею воплотить не удастся по целому ряду причин.

Среди прочего стоит отметить, что выставка приурочена к 150-летнему юбилею художника. А мы знаем, каков масштаб Серова, сколь велико значение его творчества, сколь оно многогранно, и нам просто жаль было занимать пространство, предназначенное для его работ, произведениями другого автора, пусть тоже интересного и значимого. Это была бы выставка более концептуального характера, а мы все-таки отмечаем юбилей.

К тому же и для одного Серова, как выяснилось, отведенного места было мало. Понадобилось еще несколько помещений, чтобы в полном объеме показать все, что создал мастер и в живописи, и в графике. Поэтому у нас задействованы три этажа выставочных залов на Крымском Валу.

Второй вариант предполагал, что в центре, в ротонде, мы разместим значимые произведения Серова и оттуда по спирали проследим эволюцию творческого пути художника.

В итоге же мы пришли к решению, которое мне кажется наиболее правильным: мы поделили пространство по диагонали и на эту диагональ вывели все значительные произведения мастера. Начинается экспозиция со знаменитой «Девочки с персиками» – это пленэрная вещь, которую Серов написал как бы в манере импрессионистов, по-своему реализуя ту идею, которая их волновала. Наряду с картинной завершенностью произведения главным для него было передать свежесть и непосредственность восприятия. А заканчивается выставка выполненным в совершенно другой стилистике портретом Ивана Абрамовича Морозова, на котором фабрикант изображен на фоне матиссовского натюрморта. Портрет был написан Серовым в манере фовистов незадолго до кончины.

– Именно на портретах сделан акцент в экспозиции?

– На парадных портретах. В советское время эта тема была несколько завуалирована. Тогда старались подчеркнуть прежде всего преемственность стиля художников-реалистов. Ее можно проследить в его работах, но она не единственная. Художник увлекался и западноевропейским салонным портретом. Такую его картину, как, скажем, портрет княгини Зинаиды Юсуповой, естественно, нельзя отнести к салонной живописи, но многие свойственные ей элементы мы в ней найдем. А еще Серов писал портреты членов царской семьи, великокняжеских фамилий, которые также вошли в нашу экспозицию в силу своей значимости, художественного достоинства.

– А в чем их значимость?

– Дело в том, что у Серова практически нет произведений второго плана, малозначимых работ. Почти все его картины становились шедеврами. Когда мы говорим именно о парадных, светских портретах, то отмечаем, что они появились под впечатлением от так называемой «Таврической» выставки, которую в 1905 году устраивал Сергей Дягилев. Там была представлена в том числе портретная живопись XVIII – первой половины XIX века. Дягилев собрал эти произведения, объездив поместья почти по всей России, ведь такие портреты хранили многие усадебные дома. Серова тогда потрясла техника старых русских мастеров, в частности Левицкого, Боровиковского, Рокотова, легкость исполнения, глянцевое письмо, их отношение к модели.

Автопортрет. 1885 (Фото: Фотохроника ТАСС)

У Валентина Серова практически нет произведений второго плана, малозначимых работ. Почти все картины, которые он создавал, становились шедеврами

И, создавая под этим впечатлением свои парадные портреты, он выступает как виртуозный мастер, который одинаково прекрасно владеет композицией и передает психологию своих персонажей. Для него это было очень важно – не только красивое изображение, написанное мастерски, но и воплощение идеи, смысла изображенного лица. К примеру, когда Федор Шехтель увидел портрет актрисы Ермоловой, он сказал, что дрожь пробегает по телу, настолько мощная энергетика исходила от картины.

Девочка с персиками. Портрет В.С. Мамонтовой. 1887 (Фото: РИА Новости)

Мика Морозов. 1901 (Фото: Алексей Бушкин/РИА Новости)

«Он считал, что идет собственным путем»

– Каким был творческий путь Серова?

– Валентин Александрович никогда не останавливался на достигнутом. В 22 года он создал «Девочку с персиками» и произвел настоящую сенсацию, стал знаменитым. Казалось бы, раз получилось, можно было продолжать в том же духе, писать подобные вещи, где столько света, столько солнца, где вот эта отрада, чувство праздника, которое всегда так нравится зрителю.

Но Серов идет дальше. Ему около 30 лет, и он пишет портрет Лескова. И ставит перед собой совсем иные задачи, его волнует совершенно иная проблема. Он заглядывает глубоко в душу писателя и видит то, что даже сам писатель боялся увидеть, – страх перед близкой смертью, перед кончиной. Этот страх Серов сумел передать в глазах Лескова на полотне.

Но и это перестает его удовлетворять. Художник ищет другие приемы, новые способы выражения – и находит их через линию, ритм, особую позу, движение. Рождаются изысканные, эффектные портреты. Так он становится законодателем модерна в портретной живописи.

Однако в 1906 году, когда Серов принял участие в выставке «Два века русской живописи и скульптуры» в Париже, организованной Дягилевым во время Осеннего салона, его работы почему-то не заметили. Художник был огорчен, решил, что уже устарел. И в 1906–1911 годах он берет реванш: создает невероятное количество новых произведений в абсолютно другой стилистике. Это портреты Марии Цетлин, Ивана Морозова, княгини Ольги Орловой. Если говорить о монументальной живописи, то, хотя ни один проект Серова так и не был воплощен, мы все равно видим, как много идей у него возникало и в этой области. Художник переходит на новую технику, пишет темперой, отказывается от масла. В картинах «Похищение Европы», «Одиссей и Навсикая» он обращается к античным сюжетам, воплощает их в монументальных формах.

То же самое можно сказать о занавесе к балету «Шехеразада» на музыку Римского-Корсакова, заказанном Дягилевым для «Русских сезонов». Кстати, в Москве этот занавес будет экспонироваться впервые. Мы привезли его из Петербурга.

И наконец, «Портрет Иды Рубинштейн». Многие художники, в частности Илья Репин, учитель Серова, были просто потрясены: как, каким образом могло появиться у него именно такое произведение? А он трудился, постоянно думал о новом пути, все время совершенствовался.

– Можно ли говорить о влиянии западноевропейской живописи на творчество Серова?

– Сам Серов его не признавал и считал, что у него свой собственный путь. Когда ему намекали, что очень многое из того, что он делает, похоже на Джеймса Уистлера, Серов отвечал, что произведений этого художника толком не видел, не знает их, в Париже его работ не так много, а в Америке он сам не бывал. Веласкес – да, другое дело. Серов любил подчеркивать свое родство со старыми европейскими мастерами, и ему не нравилось, когда его сравнивали с современниками.

Я, правда, думаю, что тут художник немного кокетничал. На самом деле он учился у многих: у того же Сарджента некоторые приемы были заимствованы, но переосмыслены и переработаны. Та же ситуация с импрессионистами, хотя подход к живописи у Серова иной. Он пишет многослойно, чего никогда не делали французы, которые творили в манере «а ля прима», свободно владея цветом. Серов добивался этого эффекта другими способами.

Портрет Иды Рубинштейн. 1910

"У меня мало принципов , но я их твердо придерживаюсь", - говорил Серов

В связи с этим мы волнуемся за сохранность его произведений, даже боимся их перевозить. Прежде всего это относится к «Девочке с персиками» и «Девушке, освещенной солнцем», потому что они имеют очень плотный красочный слой. Когда подходишь близко к полотну, видишь кракелюры, которые буквально разрывают краску. Но стоит немного отойти, и кажется, что картина написана на одном дыхании. А творческих мук, сомнений, упорной работы просто не замечаешь. Между тем Серов создавал портреты долго, отнюдь не за один сеанс: больше месяца писал Веру Саввишну Мамонтову и три месяца мучил свою кузину Марию Яковлевну Симонович (в замужестве Львову).

– Графика Серова широкому зрителю менее известна…

– Но он как график не менее значим. Это редкий случай, когда живопись и графика в творчестве художника равнозначны, это особая ипостась, в этом универсальность его таланта. И здесь прослеживается та же эволюция, тот же сложный и мучительный путь. Если мы будем рассматривать его натурные рисунки, то увидим, что они написаны твердой рукой художника, который прошел школу Ильи Репина и Павла Чистякова. А дальше мы замечаем, как меняются его линия и рисунок. И мы видим, как, возможно отталкиваясь опять же от западноевропейцев, Серов достигает необыкновенной чистоты, убедительности и обобщения.

Анна Павлова в балете «Сильфида». 1909

Особого эффекта он добивался методом «калькирования». На очень тонкой бумаге, типа папиросной, он рисовал модель и тут же, понимая, что надо добавить, что изменить, последовательно делал все новые наброски, прорисовывал композицию с одного листа на другой, пока не замечал нужный результат. Здесь важен уже не характер, не деталь, а, наоборот, обобщение. Эти поздние рисунки настолько виртуозны, что искусствовед Глеб Геннадьевич Поспелов сравнивал их с творениями Матисса.

«Дружба с Репиным оборвалась после 9 января 1905 года»

– Серов получил признание уже при жизни. С чем вы это связываете?

– На мой взгляд, это исключительный случай: к Серову с огромным уважением относились художники, коллеги по цеху. Его уважали как личность, ценили его талант, и каждый хотел разделить с ним дружбу. Я говорю даже не о личных отношениях. Тогда существовали разные творческие группировки, и передвижники, скажем, считали, что он их, мирискусники – что их, члены Союза русских художников тянули его на свою сторону. И те, и другие, и третьи были правы. Потому что универсальностью своего таланта Серов стоял выше всех этих групп, не сливался ни с одной, всегда был самостоятельной величиной. И при этом обладал исключительной профессиональной честностью, которая подкупала всех, за которую его все и уважали.

Портрет Николая II. 1900 (Фото: Дмитрий Коробейников/РИА Новости)

Он мог быть жестким, мог быть угрюмым, он был немногословным и вообще мало говорил в обществе, но его вкус, его редкие, но всегда попадающие в точку слова были настолько глубоки, что многие художники, когда Серов умер, считали, что понесли невосполнимую личную потерю.

И это загадка, ведь Серова не назовешь, как, например, Константина Коровина, обаятельным человеком. Он был резок в суждениях, говорил: «У меня мало принципов, но я их твердо придерживаюсь». Как-то он, когда был еще юным, оказался в большой компании взрослых. Начались какие-то не самые пристойные шутки, и его учитель Репин попросил всех быть осторожнее: «Среди нас ребенок, его можно развратить». Серов ответил: «Я неразвратим». Эта цельность многих потрясала.

– То есть если говорить о личных качествах Серова, то это прежде всего вот такая бескомпромиссность?

– Понимаете, если мы заостряем внимание только на одной характеристике, то невольно опускаем другие. Серов родился в семье очень талантливых людей. Его отец Александр Николаевич Серов – известный композитор, автор трех опер («Юдифь», «Рогнеда» и «Вражья сила») и 250 критических статей о музыке. По складу характера, по мировосприятию это был типичный романтик с культом гениев. Он все время грезил о гении, постоянно говорил об этом, утверждал, что лишь гений может спасти мир.

А его жена, которая была намного моложе, Валентина Семеновна Бергман, мать Серова, начинала как пианистка и стала композитором – единственной женщиной-композитором в России. Она была типичной шестидесятницей и предпочитала не слушать бесконечные великосветские дебаты и споры, которые вели друзья мужа, а действовать: идти в народ, чтобы пропагандировать искусство, ставить оперы, читать лекции, кормить бедных, несчастных, обездоленных. Во время голода 1891 года она себя очень хорошо показала.

Отец умер, когда Серову было шесть лет, а мать не особенно им занималась, потому что была поглощена общественной деятельностью. И она грамотно, последовательно стала передавать сына с рук на руки тем, у кого он мог чему-то научиться, почерпнуть что-то полезное. А о том, что ребенок талантливый, она отлично знала, как знали все, кто был близок к этой семье. Однажды скульптор Марк Антокольский, который часто бывал у них в гостях и видел первые рисунки шестилетнего мальчика, сказал, что с ним нужно работать. И именно он порекомендовал поручить его Репину.

Естественно, Валентин унаследовал и гены талантливых родителей, и их страсти. Было и противостояние матери, ведь ему, скорее всего, не хватало ее внимания – и отсюда, вероятно, задумчивость, угрюмость Серова. От самой матери ему досталась принципиальность, которая раскрылась в более поздние годы, тогда как уязвимость, желание самоутвердиться передались от отца.

– Как складывались отношения Серова с его учителем Ильей Репиным?

– В общем-то это его второй отец. С девятилетнего возраста Серов жил в доме Репина, рос с его детьми и получал профессиональные навыки. Репин вспоминал, что этот мальчик, который всего минуту назад прыгал по диванам, тут же превращался во взрослого человека, как только они садились за этюд, причем очень целеустремленного, очень цепкого и очень талантливого. Серов сразу выполнял ту задачу, которую ставил перед ним учитель.

Когда они вместе, с одной модели, писали горбуна (Репин работал над «Крестным ходом»), учитель, увидев работу ученика, исполненную не как один из этюдов к большому полотну, а как самостоятельную картину, сказал, что все, Серову у него учиться больше нечему. Вскоре по рекомендации Репина молодой человек поступил в Академию художеств, а дальше они уже следили за успехами друг друга абсолютно на равных.

Многолетняя дружба оборвалась в 1905 году. Серов стал свидетелем расстрела рабочих в Кровавое воскресенье: картина происходящего на улицах открылась ему из окна здания академии. В его жизни тогда произошел переворот. Двоюродная сестра художника, Нина Яковлевна Симонович, вспоминала, что он вернулся из Петербурга совсем другим человеком, у него даже лицо изменилось. Он видел смерть невинных людей, не знал, как вообще можно после этого жить. Стал мыслить более радикально, чем его собственная мать, которая, между прочим, дружила с Софьей Перовской.

Серов написал письмо с протестом в Академию художеств, поскольку ее президентом был великий князь Владимир Александрович, а после и заявление о выходе из состава членов академии. Он попросил подписать первое письмо Репина, но тот отказался (из известных лиц сделал это художник Василий Поленов). Этот случай расставил все точки над «и»: Репин потерял авторитет в глазах Серова…

ВЫСТАВКА "ВАЛЕНТИН СЕРОВ. К 150-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ" продлится до 17 января 2016 года

Адрес: Крымский Вал, д. 10, залы 60–62, 80–82

Беседовал Дмитрий КАРЦЕВ