Горький, Бедный и Приблудный

Пройдемся по московским улицам, получившим названия в честь писателей XX века…

Памятник Владимиру Маяковскому на Триумфальной площади в Москве (Фото: Сергей Басов)

Прямо беда с этими советскими писателями, уж такие взяли себе псевдонимы: Горький, Бедный, Приблудный, Голодный. А был еще и Пришелец (вдобавок к имевшемуся уже Скитальцу). Вот и называй в их честь улицы! Между тем истинные имена литераторов не менее запоминающиеся и порой куда более самобытные: Алексей Пешков, Ефим Придворов, Яков Овчаренко, Михаил Эпштейн, Антон Ходаков... Мода писать и жить под псевдонимом так массово заявила о себе именно в ХХ веке. И как это Пушкин с Толстым обходились настоящими фамилиями – непонятно.

После 1917 года возникла еще одна тенденция – называть именами писателей улицы и площади, причем не только после их смерти, но и при жизни, как это произошло, например, в случае с Горьким и Серафимовичем (он же Попов).

«Черная металлургия»

13 мая 1956 года в Переделкине застрелился Александр Фадеев. Его литературная карьера к тому времени потерпела полный крах: роман «Черная металлургия», начатый им по заданию Сталина, после смерти вождя оказался никому не нужен, как, собственно, и сам Фадеев. В 1954 году на Втором Всесоюзном съезде писателей вместо него руководителем Союза писателей СССР избрали Алексея Суркова (автора «В землянке»), а затем случилось и вовсе нечто ужасное: на ХХ съезде партии его «понизили» – из членов ЦК перевели в кандидаты. «Положение отставного литературного маршала стало для него лютым мучением», – вспоминал Корней Чуковский.

Александр Фадеев

Фадеев сидел на своей даче и пил, как он это часто делал и в более светлые для него годы. Хотя Илья Эренбург утверждал, что Александр Александрович «за последний, предсмертный месяц не выпил ни рюмки»… Так или иначе, но в тот майский день поэта не стало. Никого не было рядом – только фотография Сталина да револьвер на полу.

Борис Пастернак не смолчал, сочинил стихи «Культ личности забрызган грязью…», в которых были такие строки:

И культ злоречья и мещанстваЕще по-прежнему в чести,Так что стреляются от пьянства,Не в силах этого снести.

Учитывая содержание предсмертного письма Фадеева, в котором он смело осудил «самоуверенно-невежественное руководство партии», приходится лишь удивляться, что тогдашний первый секретарь ЦК Никита Хрущев приказал похоронить его по высшему рангу.

Площадь Старых Триумфальных ворот в конце 1920-х – начале 1930-х годов. В 1935 году ее переименовали в память о поэте Владимире Маяковском

Зато родню писателя не пожалели: так, из официального сообщения о смерти Фадеева советские люди узнали о его тяжелом алкоголизме, приведшем к гибели. И переименовывать улицу в честь автора романов «Разгром» и «Молодая гвардия» Хрущев наотрез отказался – это произойдет только в 1967 году, когда 5-я Тверская-Ямская станет улицей Фадеева.

«Ни души не шагает рядом…»

А вот имя Владимира Маяковского, также (еще в 1930-м), по словам Владимира Высоцкого, «легшего виском на дуло», появилось на карте Москвы всего через пять лет после его гибели. В 1935 году площадь Старых Триумфальных ворот и Гендриков переулок получили названия в память о Маяковском, провозглашенном «великим пролетарским поэтом». Это переименование означало официальное, пусть и посмертное, признание Маяковского властью, возведение его в классики советской литературы.

Отныне на фасадах типовых средних школ его барельеф занял место по соседству с образами Пушкина, Толстого и Горького. Однако был ли автор «Облака в штанах» пролетарским поэтом – это еще вопрос; более того, когда в 1925 году те самые пролетарские литераторы обозвали его «попутчиком», он им в стихах ответил так: «Но кому я, к черту, попутчик! Ни души не шагает рядом».

Дом на набережной, построенный по проекту Бориса Иофана, стали так называть после выхода в свет одноименного романа Юрия Трифонова (Фото: Сергей Басов)

Все это не помешало в 1958 году установить на площади Маяковского памятник «виднейшему советскому поэту, певцу Октябрьской революции и Страны Советов». В 1992-м этой площади будет возвращено старое название (немного измененное, теперь она именуется Триумфальной), и в столице сегодня остался лишь переулок Маяковского на Таганке, где поэт когда-то жил, да еще улица его имени в поселке Толстопальцево, вошедшем в состав Москвы в 1984 году.

Формированию культа поэта способствовала поэма «Маяковский начинается», которую в 1940 году написал его былой соратник по футуризму Николай Асеев, удостоенный за это произведение Сталинской премии первой степени. И именно к сталинскому лауреату обратилась Марина Цветаева за советом, соглашаться ли ей на предложение НКВД о сотрудничестве (то есть о доносительстве).

Поэт сказал, что такие вещи каждый должен решать для себя сам, что это дело совести и гражданской сознательности всякого советского человека. Во время войны Асеев оказался в Чистополе, куда летом 1941 года была эвакуирована большая группа писателей и куда за несколько дней до смерти приезжала к нему из Елабуги Цветаева. К нему обращено и одно из последних писем Марины Ивановны – с просьбой позаботиться о ее сыне Муре: «Не оставляйте его никогда. Была бы без ума счастлива, если бы он жил у Вас…»

В 1966 году в честь Асеева назвали улицу у станции метро «Сокол».

«Кавалерист слова»

А вот кто действительно был пролетарским поэтом, так это Демьян Бедный, гордившийся своей близостью к власти: долгое время он даже жил в Кремле. Еще Лев Троцкий назвал Бедного «большевиком поэтического рода оружия» и «метким стрелком по врагам трудящихся, доблестным кавалеристом слова». Впрочем, впоследствии, как известно, внимания со стороны Троцкого никому не прощали.

К тому же поэт-агитатор, сочинявший стихи-штампы и ходульные басни на любые политически актуальные темы, внезапно оступился: в очередных фельетонах он, как говорилось в постановлении Секретариата ЦК ВКП(б) от 6 декабря 1930 года, стал допускать «фальшивые нотки, выразившиеся в огульном охаивании "России" и "русского"».

Все пошло у «товарища Демьяна» наперекосяк. В желании вновь заслужить сталинскую милость он стал писать еще более, как выяснилось, опасные вещи, например басню «Пощады нет!», в которой под видом пьянствующих Левки и Гришки поэт вывел Каменева и Зиновьева, занятых обсуждением смерти Кирова и замышляющих новое убийство – Сталина. Всю эту дребедень напечатала «Правда» 21 февраля 1936 года, после чего Демьяну вновь «настучали по башке». Дальше – больше. Он сочинил либретто для оперы-фарса «Богатыри», после просмотра которой в Камерном театре Вячеслав Молотов обвинил Бедного в очернении героев русского былинного эпоса и издевательстве над… Крещением Руси. Наконец, басню «Борись или умирай» 1937 года Сталин и вовсе обозвал «литературным хламом».

Демьян Бедный (Ефим Придворов)

Дальше события развивались так: в 1938-м Демьяну запретили что-либо печатать, а заодно выгнали из партии и из Союза писателей. Он стал «диссидентом». Хладнокровия, чтобы, скажем, застрелиться, ему не хватило. Преобладало чувство страха: в ожидании ареста он сжег весь свой архив. Жить Демьяну было не на что – только на деньги от продажи книг из личной библиотеки.

И неизвестно, как сложилась бы его судьба, если бы не война. В 1941 году – после слезных просьб – ему вновь дозволили публиковаться, но понемногу, в основном это были стихотворные подписи к карикатурам Кукрыниксов и тексты песен. В 1945 году, вскоре после Победы, он умер, а в год смерти Фадеева его восстановили в КПСС – посмертно.

Об окончательной реабилитации «присяжного фельетониста большевистской прессы» (как он сам себя называл) свидетельствовало появление в 1961 году улицы Демьяна Бедного на северо-западе Москвы.

Образ комиссарши

К когорте недоучившихся революционных поэтов принадлежал и Филипп Шкулёв – улица рядом с железнодорожной станцией Люблино (бывшая 4-я улица поселка Текстильщики) была названа в его честь в 1978 году. То, что для ее переименования выбрали настоящую фамилию поэта, вполне логично, ибо писал он под псевдонимами Змей Горыныч и Фиша Пастушок.

Яркий представитель так называемой одесской литературной школы Эдуард Багрицкий (он же Дзюбин) умер в 1934 году – улица, носящая с 1961 года его имя, находится в Можайском районе (до включения города Кунцево в состав Москвы это были две улицы – Жданова и Пионерская). Еще в 1929 году Багрицкий сочинил своеобразный девиз наступающей эпохи, «поджидающего века»: «Но если он скажет: "Солги", – солги. Но если он скажет: "Убей", – убей».

Из той же эпохи и Всеволод Вишневский – «его» улица (с 1961 года) находится в Тимирязевском районе. Дворянин Вишневский рано окунулся в революционную борьбу и, надев морской китель в юности, проходил в нем всю жизнь. Когда-то по телевизору бесконечно повторяли фильм по его сценарию «Мы из Кронштадта», а с театральных сцен страны не сходила его пьеса «Оптимистическая трагедия».

Всеволод Вишневский (Репродукция Фотохроники ТАСС)

Прообразом комиссарши, с пистолетом в руке вопрошавшей обалдевших мужиков в тельняшках: «Ну, кто еще хочет попробовать комиссарского тела?», послужила Лариса Рейснер, с которой автор пьесы столкнулся на одном из кораблей Волжской флотилии осенью 1918 года. Персонаж, надо сказать, получился нетривиальный. Женщина, берущая на себя сугубо мужские обязанности, во все времена привлекала внимание поэтов и писателей.

Из всей советской драматургии 1920–1930-х, может быть, только один этот образ и останется через много лет. И не потому ли в течение 70 лет коммунисты не допускали женщин к управлению партией и страной, что такой вот символ готовой постоять за себя дамы с пистолетом уже сам по себе пугал престарелых советских вождей?

В самом центре столицы сегодня возвышается серая громада знаменитого Дома на набережной (жилой комплекс ЦИК–СНК СССР, архитектор Борис Иофан), в несколько рядов, подобно колумбарию, покрытого мемориальными досками. Здание числится по адресу: улица Серафимовича, дом 2. В честь советского писателя номер два – после Горького, который был первым, – эта улица получила название в 1933 году.

Всехсвятскую переименовали к 70-летию автора «Железного потока» – уж очень широко известен стал этот роман Александра Серафимовича, написанный в 1924 году. Улицу выбрали не случайно: здесь писатель жил. Кстати, тогда же на карте СССР появился населенный пункт Серафимович (ныне город в Волгоградской области). А ведь какое милое сердцу название носила улица ранее – по храму Всех Святых, что когда-то стоял на левом берегу Москвы-реки!

Дом же № 2 по улице Серафимовича прославил другой писатель, Юрий Трифонов, нашумевшим в свое время романом «Дом на набережной».

Имени нобелевского лауреата

Непростая история с увековечиванием на карте Москвы имени Михаила Шолохова. В 1985 году древнюю Зубовскую площадь на Садовом кольце переименовали в честь единственного признанного советской властью российского писателя – нобелевского лауреата. Но возмущенная общественность потребовала вернуть площади ее историческое название, и в 1988-м прославленное имя дважды Героя Соцтруда Шолохова досталось новой улице в далеком Ново-Переделкине, куда не то что дойти, но и доехать можно было тогда с большим трудом.

Александр Серафимович (Попов) (Фото Владимира Савостьянова /Фотохроника ТАСС)

Сам факт обратного переименования площади стоит признать знаменательным. Ведь если уж имя Шолохова теперь не являлось неприкосновенным, то что говорить о других. И действительно, всего через несколько лет с карты столицы исчезли имена Максима Горького (прежние названия были возвращены Тверской улице, Хитровской площади, Хитровскому переулку и Космодамианской набережной), Алексея Толстого (Спиридоновка), Николая Островского (Пречистенский переулок), Аркадия Гайдара (Большой Казенный переулок) и Дмитрия Фурманова (Нащокинский переулок).

Но заметим, что Шолохов отнюдь не был любимчиком власти. Его намеревались арестовать еще в 1930-х, в Кремле его романы читали с большим пристрастием, да и после смерти Сталина он никак не мог напечатать «Судьбу человека». Только Хрущев помог. Ему, как последней инстанции, писатель послал свой рассказ – тот одобрил и приказал немедля опубликовать его в «Правде».

В 1933 году Всехсвятскую улицу, названную так по Храму всех святых, что стоял на левом берегу Москвы-реки, в честь 70-летия популярного большевистского писателя переименовали в улицу Серафимовича

Михаила Шолохова не раз обвиняли в плагиате. Даже сегодня, когда найдена рукопись «Тихого Дона», доказывающая его авторство, по-прежнему остаются сомневающиеся: дескать, рукой Шолохова все написано набело, а где же черновик? Тут следует заметить, что у писателя была блестящая память. Рассказывали, что в 1959 году, приехав в столицу, чтобы отдать в печать последние главы романа «Поднятая целина», он обнаружил, что забыл рукопись в Вёшенской. Тогда он вызвал стенографистку в гостиницу «Москва» и целых две недели по памяти диктовал ей текст. И это не единственный пример. Шолохов запоминал созданные в воображении эпизоды будущих произведений, а потом легко мог их надиктовать.

Что же касается «Тихого Дона», то однажды писатель, находясь в нередком для него нетрезвом состоянии, признался Элине Быстрицкой (исполнительнице роли Аксиньи в фильме – экранизации романа): «Ты думаешь, я не знаю, что я выше "Тихого Дона" ничего не написал?»

Зубовская площадь на Садовом кольце. 1920-е годы. В 1985-м ее назвали в честь писателя – нобелевского лауреата Михаила Шолохова, но это название продержалось недолго

«Уж очень она плоха»

Одним из самых титулованных был главный украинский писатель (после Шевченко, конечно) Александр Корнейчук: у него имелось аж пять Сталинских премий. Кроме всего прочего, он много лет являлся номинальным президентом Украины – председателем Верховного Совета УССР. А во время Великой Отечественной не было более популярной пьесы, чем «Фронт» Корнейчука: ее лично одобрил Сталин, приказав напечатать в «Правде».

Хитровская площадь. Она носила имя Максима Горького с 1935 по 1994 год

В Москве она шла одновременно в трех театрах, в том числе в Малом и во МХАТе. В 1942 году появился даже такой анекдот. Стоит человек перед московскими афишами, где всюду написано: «А. Корнейчук. "Фронт"», и говорит: «Они не могут открыть второго, а мы сразу открыли четыре». Некоторые так и ходили из одного театра в другой – сравнивали.

Всеволод Иванов написал в 1942 году в дневнике об этой пьесе: «Уж очень она плоха. Люди, как лошади, разделены на старых и молодых – и талант молодого не оправдан драматургически. Знание фронтовых дел не помогает, а мешает драматургу, он говорит о наступлении так детально, что не поймешь: о чем они спорят? Пьеса похожа на то множество "производственных" пьес, которых мы видели порядком».

Обиженные на Корнейчука военачальники открыто жаловались на пьесу вождю, но тот защищал автора, указывая, что надо учиться воевать. В том же 1942 году имел место такой случай. Драматурга позвали в Дом Красной армии на обсуждение его сочинения, и там один генерал-лейтенант задал вопрос: известно ли товарищу Корнейчуку, что «Фронт» играется в Берлине? «Словом, охаяли, как могли», – подвел итог Иванов в своих дневниковых записях.

А в последний раз «Фронт» ставили в 1975 году в Вахтанговском театре с Михаилом Ульяновым и Василием Лановым в главных ролях. И хотя в родном для драматурга Киеве и проспект, и станция метро, носившие его имя, уже давно обрели новые названия, у нас улица Корнейчука имеется до сих пор – в Бибиреве (с 1976 года).

Михаил Шолохов (Фотохроника ТАСС)

Бажов, Пришвин, Грин и другие

Не стоит, однако, думать, что улицы называли исключительно в честь политически ангажированных писателей и литературных маршалов. Есть и иные примеры. Так, не забыт у нас Павел Бажов, автор всемирно известных сказов: «Малахитовой шкатулки», «Синюшкина колодца», «Тараканьего мыла» и многих других. Улица Бажова появилась рядом с проспектом Мира в районе Ростокино в 1964 году. А дар рассказывать народу сказки передался и потомкам писателя: через 40 лет после смерти Бажова его розовощекий внук Егор Гайдар закормил россиян баснями о новой счастливой жизни, которая вот-вот наступит после очередного повышения цен.

Увековечены на карте Москвы и имена писателей, нашедших в непростое время господства соцреализма отдушину в изображении русской природы. В 1974 году в память о Михаиле Пришвине назвали улицу в Бибиреве (с 1966 года такая улица была в Лианозове, но затем ее упразднили). К слову, не менее интересен, чем его проза, дневник этого писателя, который он вел полвека и который открывает нам нового, неожиданного Пришвина – философа. Вот одно из откровений дневника: «Не будь я Пришвиным, я хотел бы писать в наше время, как Паустовский». Улица в честь Константина Паустовского, имевшего огромные шансы стать еще одним советским лауреатом Нобелевской премии по литературе, находится в Ясеневе с 1978 года.

Война привлекла особое внимание к творчеству поэтов, способных правдиво и искренно выразить в стихах чувства и чаяния народа. На цитаты разошлась поэма Александра Твардовского «Василий Теркин». Улица Твардовского в районе Строгино получила свое название в 1979 году. Ах, как мечтал этот поэт, уроженец Смоленщины, чтобы его стихи стали популярными песнями, но такое счастье выпало другому – его земляку Михаилу Исаковскому.

За одну лишь «Катюшу» ему можно было бы поставить памятник. Хорошо, впрочем, что есть хотя бы в столице улица Исаковского – в том же Строгине и также с 1979 года. А рекордсмен по числу Сталинских премий (целых шесть!) среди писателей, автор бессмертного стихотворения «Жди меня» Константин Симонов жил у станции метро «Аэропорт», где с 1985 года появилась его именная улица.

В Советском Союзе в 1960-х популярность завоевали повести и рассказы Александра Грина, «Алые паруса» которого совершенно не укладываются в каноны социалистического реализма. На Западе Грина причисляют к модернистам. У этого писателя не было ни одной премии, ни одного ордена, он не был депутатом, в 1932 году он умер в Старом Крыму больным и забытым, не дожив до того времени, когда его книги попадут в разряд дефицитных – их приобретали за сданную макулатуру. Улица в Северном Бутове (бывшие Ботаническая и Институтская) получила имя этого писателя в 1986 году.

А что можно было сдать в макулатуру? Да книги тех же официальных классиков. Один из них – Федор Панфёров со своими «Брусками», которого сам Горький упрекал в дилетантизме и замусоренности языка. Панфёров же, будучи одним из руководителей РАПП, всю жизнь учил писать других. Улица Панфёрова, названная так в 1961 году, начинается от Ленинского проспекта.

«Сильные духом»

Есенинский бульвар (с 1964 года в Кузьминках) – что может звучать лучше? Не площадь, не проспект, а именно бульвар. Ибо Сергей Есенин так любил бульвар Тверской с его памятником Пушкину, что даже написал о них в стихотворении:

Стою я на Тверском бульваре,Стою и говорю с тобой.

Без малого 40 лет «ждал» своей именной улицы Есенин, а вот его сверстник Константин Федин, проживший 85 лет, таковую получил (в Северном Измайлове) сразу после кончины, в 1977 году. Подобная сверхсрочность в переименовании была вызвана тем, что Федин «обогатил литературу яркими образами коммунистов». Безусловно, лучшая память о писателях – их книги, которые из года в год заново открываются новыми читателями и перечитываются старыми.

Дмитрий Медведев

А вот как быть, если книги покрылись пылью в библиотеках и давно позабыто имя их автора? Тогда-то, видимо, и нужна улица. Так вышло с Константином Фединым. Он и Герой Соцтруда, и сталинский лауреат, и даже академик, автор толстых романов, которые в свое время были экранизированы. Но где теперь его герои? Они все в прошлом, как и творчество Федина в целом.

А вот настоящим, подлинным академиком был Владимир Обручев, географ и геолог, исследователь Сибири и Азии. Его фантастические романы можно даже не представлять – «Земля Санникова», «Плутония». Улица Обручева (бывший отрезок шоссе Кашира – Рублево) появилась у станции метро «Калужская» в 1965 году.

Очень к месту в Москве оказалась набережная Новикова-Прибоя, главное – по смыслу подходит. «Прибой» – слово если не речное, то уж морское точно. Роман Алексея Новикова-Прибоя «Цусима» стал памятником Русско-японской войне 1904–1905 годов, участником которой был сам автор. Набережную в Хорошево-Мневниках назвали в его честь в 1964 году.

Максим Горький (Алексей Пешков) (Фотохроника ТАСС)

Отличился на писательской ниве и Антон Макаренко – улица его имени каким-то чудом сохранилась с 1961 года у Чистопрудного бульвара. Когда-то она звалась Безымянным переулком, затем Лобковским и Лобковской же улицей. Столь бережное отношение переименователей к Макаренко, воспитывавшему в своих колониях будущих строителей коммунизма, связано, очевидно, с тем, что для кого-то его наказы не прошли бесследно.

«Переехало» из центра имя легендарного партизанского командира Дмитрия Медведева, роман которого «Сильные духом» («Это было под Ровно») печатался в СССР стотысячными тиражами. Еще в 1959 году Старопименовский переулок переименовали в улицу Медведева, но в 1994-м переулку вернули прежнее название. И с 2005 года улица Медведева находится в районе Косино-Ухтомский.

В Советское время Максим Горький был рекордсменом среди писателей: в Москве в его честь были названы улица, переулок, площадь и набережная

С 1976 года в Зябликове есть улица, получившая имя в память казненного в немецком плену поэта Мусы Джалиля, посмертно удостоенного звания Героя Советского Союза.

Немало в Москве писательских улиц, названных в честь представителей национальных литератур. Так, в районе Аэропорт в 1976 году появилась улица Самеда Вургуна, азербайджанского поэта и академика (раньше это был всего лишь Амбулаторный переулок). А жители Северного Тушина с 1967 года до сих пор ходят по улице Вилиса Лациса, автора «правильных» романов о советизации Латвии (в Риге улицы Лациса давно нет).

Там же, в Северном Тушине, с 1974 года можно прогуляться по улице Саломеи Нерис – литовской поэтессы. Улицы Гашека (с 1964 года) и Юлиуса Фучика (с 1963 года) – обе рядом с 1-й Тверской-Ямской – напоминают нам о писателях чешских.

Наконец, с 1966 года есть в Москве площадь, получившая название в честь еще одного нобелевского лауреата – Ромена Роллана. Премии французский писатель был удостоен в 1915 году «за высокий идеализм литературных произведений, за сочувствие и любовь к истине». За этой самой истиной он приехал в СССР в 1935 году, чтобы взять у Сталина интервью.

Роллан долго задавал вождю самые разные вопросы, а после по секрету признался своему переводчику, что «никогда не вообразил бы себе Сталина таким». Что именно имел в виду писатель – можно трактовать по-разному, в зависимости от политической конъюнктуры. Тем более что переводчика (им был Александр Аросев) вскоре расстреляли…

Так мы с вами не просто прогулялись по Москве – перед нами словно прошла целая эпоха. Сложная, противоречивая и неоднозначная. Между тем список имен писателей, достойных увековечивания на карте столицы, еще далеко не исчерпан. Благодаря расширению Москвы появилась масса возможностей в этом направлении, и потому нам обещают в скором времени новые именные улицы: Анны Ахматовой, Булата Окуджавы, Бориса Пастернака, Корнея Чуковского, Самуила Маршака и многие другие. Надеемся, это станет темой другой нашей статьи.

Александр Васькин