К читателям

Тема мартовского номера – судьба императора Александра II и его реформ. На март нынешнего года приходятся сразу две круглые даты, связанные с этим императором.

155 лет назад, в 1861 году (19 февраля по старому стилю, 3 марта по новому), Александр подписал манифест «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей», которым отменялось крепостное право. А 135 лет назад, 1 (13) марта 1881 года, 62-летний император был злодейски убит на набережной Екатерининского канала в Санкт-Петербурге. Между этими датами и разыгрывалась историческая драма из жизни дореволюционной России…

После крымской катастрофы – падения Севастополя и подписания унизительного для России Парижского мира, поставившего под вопрос ее статус великой державы, – от нового императора ждали перемен. И он оправдал ожидания: сначала «оттепель», а потом – отмена крепостного права, состязательный и гласный суд, земства, отмена рекрутчины и замена ее на всеобщую воинскую повинность, переоснащение армии и прочие реформы, еще при жизни императора названные его апологетами «великими».

Впрочем, несмотря на свое «величие», они породили серьезнейшие перекосы в общественном развитии, и далеко не все были в восторге от обретенной свободы, новых возможностей и связанных с ними новых обременений. И вовсе не потому, что «в России все сплошь были рабами». Китайцы верно заметили: «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен!» Именно перемены всколыхнули, как было принято говорить, «широкие народные массы»: кому-то дали возможность проявить свою предприимчивость и приспособляемость к новым условиям, возможность «подняться» и зажить новой жизнью; кого-то, наоборот, навсегда отбросили в нищету, втоптали в бессмысленное и жалкое прозябание.

«Порвалась цепь великая, // Порвалась – расскочилася: // Одним концом по барину, // Другим по мужику!..» – писал о крестьянской реформе Николай Некрасов. И, видимо, был прав. Вспомним в этой связи и чеховского Фирса из «Вишневого сада»: «Перед несчастьем то же было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь. Гаев: Перед каким несчастьем? Фирс: Перед волей».

Что ж, россиянам, за истекшие полтора столетия пережившим не только александровские преобразования, но и революционные надломы начала, а потом и конца ХХ века, смысл китайского изречения понятен без комментариев. Впрочем, апологетам александровских преобразований – как давним, так и нынешним – социальные издержки либеральных реформ всегда казались величиной несущественной. Пожалуй, в силу этого их высокомерия отношение в России к реформам настороженное, нерадостное. С социальной памятью ничего не сделаешь.

Великий русский историк Сергей Михайлович Соловьев, мнение которого мы приводим в журнале, человек весьма умеренных либеральных взглядов, не замеченный в мракобесии и ретроградстве, думается, точнее иных сформулировал одну из главных проблем любого реформаторства. А именно – соотношение масштаба преобразований с масштабом личности их творца. «Преобразователь вроде Петра Великого при самом крутом спуске держит лошадей в сильной руке – и экипаж безопасен», – писал историк еще при жизни императора Александра. Но преобразователи иного типа «пустят лошадей во всю прыть с горы, а силы сдерживать их не имеют, и потому экипажу предстоит гибель»…

История, заканчивающаяся смертью главного героя, всегда трагедия. Одна трагедия – трагедия реформатора – произошла в Санкт-Петербурге, на набережной Екатерининского канала. Другая – трагедия России, того самого «экипажа», который ни Александр II, ни его потомки так и не смогли «удержать», – случилась в том же городе, в той же стране три с половиной десятилетия спустя…

Помнить о том, что любая радикальная ломка, даже предпринятая из самых благих побуждений, может обернуться трагедией, – в этом, пожалуй, и заключается урок, который стоит извлечь из всей этой истории.

Владимир Рудаков, главный редактор журнала «Историк»