Западносибирский прорыв

Историки и экономисты до сих пор спорят, что было бы с Советским Союзом, если бы в Западной Сибири не нашли гигантских запасов нефти и газа.

Первая нефть. Урай. 1960-е годы

Одни уверены, что плановая, административно-командная система рухнула бы не в начале 1990-х, а двумя десятилетиями раньше. Другие полагают, что страна не стала бы заложником внешней ценовой конъюнктуры на углеводороды и получила бы шанс провести реформы и выйти на траекторию устойчивого развития. Но одно бесспорно: западносибирская нефтегазовая эпопея войдет в историю как беспрецедентный по масштабам и срокам индустриальный проект, который был реализован усилиями тысяч людей в крайне тяжелых условиях. Он принес Советскому Союзу десятилетие благополучия, но затем стал одной из причин тяжелейшего экономического кризиса.

Охота на «слонов»

В то, что в Западной Сибири есть большие запасы углеводородов, большинство советских ученых-геологов верили слабо. В специальной монографии 1944 года, объединявшей данные геологических исследований в Сибири и на Дальнем Востоке, резюмировалось: «Можно без колебаний заявить, что шансов на быстрое обнаружение промышленной нефти гораздо больше в Кузбассе и Минусинской котловине, чем в Западно-Сибирской низменности».

Тем не менее геологоразведку в регионе прекращать не стали. Этому во многом способствовала нараставшая потребность Советского Союза в топливе после окончания Великой Отечественной войны. В 1946 году начальник Главгеологии Василий Сенюков подал Иосифу Сталину записку, в которой предложил план бурения базовых скважин в разных регионах страны, в том числе и в Западной Сибири.

В 1947 году появилось решение Технического совета Мингеологии СССР, согласно которому предполагалось пробурить не менее 12 скважин для проведения комплексных геофизических работ. В следующем году в Западной Сибири начала работать первая буровая партия. В Тюмени на пересечении улицы Мельникайте и проезда Геологоразведчиков сегодня стоит памятник Тюменской опорной скважине, которая, как указано на табличке, была пробурена в 1948 году.

От первой скважины до открытия первого месторождения прошло несколько лет. И как это часто бывает, открытию месторождения помог случай. Николай Байбаков, один из основателей отечественной нефтегазовой отрасли, рассказывал в книге «Дело жизни», как начальник геологической партии Александр Быстрицкий самовольно перенес место заложения буровой, за что получил выговор.

«И вот факт, теперь уже неопровержимый: в результате разведки Березовского месторождения выяснилось, что если бы опорная скважина была пробурена в первоначально проектируемой точке, то она дала бы только воду, ибо оказалась уже за контуром месторождения», – вспоминал Байбаков.

Однако даже открытие Березовского месторождения не изменило скептического настроя обитателей столичных кабинетов. Еще несколько лет геологам и нефтяникам приходилось с боем выбивать ресурсы для проведения разведочных работ. Коренной перелом произошел лишь в июне 1960 года, когда было открыто Шаимское месторождение нефти и в Западной Сибири забил первый нефтяной фонтан.

«Это первая большая нефть Сибири, имеющая промышленное значение… До сего времени среди геологов еще были скептики, которые не верили в перспективность наших районов. Теперь от споров все перейдут к действиям», – говорил директор Института геологии и геофизики Сибирского отделения Академии наук СССР Андрей Трофимук.

А дальше охота на «слонов» (так принято называть крупные месторождения) пошла полным ходом. На начало 1968 года было открыто почти восемь десятков нефтегазовых месторождений. Главным же призом за многолетние труды геологов стал Самотлор. Это уникальное месторождение, входящее по объему запасов в десятку крупнейших в мире, было открыто в 1965 году Мегионской разведочной экспедицией под руководством Владимира Абазарова. Нефтяной фонтан ударил из скважины 22 июня 1965 года, его мощность оценивалась более чем в тысячу тонн в сутки. Спустя всего четыре года после открытия месторождение было введено в промышленную эксплуатацию.

Каждодневная борьба

Проблема освоения Западной Сибири заключалась не только в слабой геологической изученности региона. Суровый климат, полное отсутствие инфраструктуры и огромные безлюдные пространства тайги и болот – вот основные трудности, с которыми пришлось столкнуться геологам, нефтяникам и строителям.

Вагит Алекперов, глава компании «ЛУКОЙЛ», много лет проработавший на западносибирских нефтегазовых предприятиях, в своей книге «Нефть России» отмечает, что до 70% территорий, где находились месторождения углеводородов, было занято практически непроходимыми болотами. Из-за этого работы проводились только в зимний период, когда болота промерзали и выдерживали перемещение тяжелой техники.

Буровикам и геологам приходилось трудиться при 30-градусном морозе и сильном северном ветре. А рядом на сотни километров – ни одного населенного пункта. В Тюменской области в начале 1960-х было всего несколько городов (в их числе Тюмень и Тобольск), тогда как площадь региона составляла почти 1,5 млн кв. км.

Для того чтобы обеспечить нефтегазовый прорыв, пришлось мобилизовать трудовые ресурсы всей страны, прежде всего тех регионов, где была развитая нефтяная промышленность, – Татарии, Башкирии, Поволжья, Азербайджана, Северного Кавказа и др.

Все делалось с нуля, люди приезжали буквально в чистое поле (точнее, в пустую тайгу). «Когда первые посланцы полтавчан… прибыли в поселок Нях, чтобы выбрать место для будущей подбазы, их встретили клочок суши среди болот, тайга, покрытая инеем, снег по пояс и крепкие сибирские морозы. Днем отогревались работой, ночью – костром, спать приходилось сидя. Но никто не жаловался. Да и кому?» – рассказывалось в одном из очерков в информационном вестнике «Укрнефти» (этот отрывок приводит в своей книге «История географо-геологического освоения Сибири и Севера России» Владимир Шумилов).

«Многим кажется, что нам сопутствовал сплошной гром победы, «Золотые Звезды» Героев, статьи в газетах. Нет! Открытия давались тяжелейшим трудом. Мы платили за них молодостью, здоровьем, кровью. Были непреодолимые препятствия, растерянность и каждодневная борьба», – отмечал легендарный геолог Василий Подшибякин.

Для привлечения работников в Западную Сибирь власти использовали весь набор материальных и моральных стимулов: повышенная зарплата, премии, медали и ордена, почетные звания, жилье и пр. Доктор исторических наук Виктор Карпов из Тюменского государственного нефтегазового университета в работе «Анатомия подвига: человек в советской модели индустриализации Тюменского Севера» пишет, что кадровую проблему в итоге решить удалось (хотя большая текучка персонала все равно сохранялась).

Он приводит такие данные: если в 1960 году в нефтегазовой промышленности региона было занято 6,6 тыс. человек, то через 10 лет – уже более 70 тыс., в 1975 году – почти 150 тыс., а в 1985-м – 737,8 тыс. человек, что составляло 39,7% всей численности работников Тюменской и Томской областей.

Масштабы промышленного и гражданского строительства поражали воображение, ведь в сибирских болотах возводились не только объекты добычи и транспортировки, но и целые города для нефтяников и газовиков. В течение восьмой пятилетки (1966–1970) в Тюменской области было построено 20 крупнейших промышленных предприятий, создана база строительной индустрии, опираясь на которую Главтюменнефтегазстрой более чем в три раза увеличил объем строительно-монтажных работ.

«Ох, какая это была работа! Страшно просто, – вспоминал первый руководитель Главтюменнефтегазстроя Алексей Барсуков. – Ведь при мне четыре города создано. Я ими занимался: Сургут, Урай, Нижневартовск, Надым… Есть такой город – Сургут. Тогда [в 1964 году. – Прим. В. Карпова] там было 3 лошади, 1 самосвал. Прожил я там около семи лет. Когда оттуда уходил, это было в 1970 году, было 35 тыс. человек, 12 трестов. Хозяйство огромное».

Технологическая революция

Как это ни странно, но на момент начала освоения Западной Сибири и создания нового нефтегазового комплекса советская промышленность была фактически не готова к успехам геологов и нефтяников. Работали на устаревшем оборудовании, неунифицированном, мелкосерийном, автоматизация находилась на зачаточном уровне.

На буровой. 1960-е годы

«Нефтяники в 1970–1980-е годы были лишены многих возможностей, но в новом нефтегазовом районе создавалась новая технология бурения и добычи, по-новому решались сложные технические проблемы. Строительство дорог в условиях вечной мерзлоты и заболоченности, создание ледово-лежневых насыпных островов-оснований для буровых установок, реконструкция буровых станков, внедрение гидромониторных долот в турбинное бурение, новые методы вышкостроения – вот далеко не полный перечень тех новинок, которые предложили и внедрили сибиряки», – отмечает Виктор Карпов в статье «Тюменская нефть и научно-техническая политика СССР».

В программе комплексной автоматизации в 1969–1975 годах было задействовано три министерства – Миннефтепром, Минхиммаш и Минприбор, а также 23 завода и 22 научных учреждения. Руководил всем министр нефтяной промышленности Валентин Шашин. Одну из ключевых ролей в осуществлении этой программы сыграл Валерий Грайфер, перешедший в Миннефтепром из объединения «Татнефть». Забегая вперед, стоит сказать, что Шашин, Грайфер и еще четыре человека в 1976 году за проект «Перевооружение нефтедобывающего производства на основе научно-технических решений и комплексной автоматизации» получили Ленинскую премию.

В рамках проекта был налажен промышленный выпуск комплексов блочно-комплектного автоматизированного оборудования (блочные насосные станции, автоматизированные замерные установки, блоки товарного учета, блоки установок по подготовке нефти и пр.), которое стало поставляться на промысловые объекты, началось внедрение систем дистанционного управления, телеметрии.

Техническое перевооружение помогло ускорить освоение нового региона, позволило экономить финансовые, материальные и людские ресурсы.

Так, монтаж традиционных замерных установок требовал около полугода. Новое блочное оборудование на 14 скважин монтировалось за 12 дней. Срок сооружения блочной установки по подготовке нефти оказался меньшим в 10 раз. Как отмечает доктор экономических наук Михаил Гайказов в биографии Валентина Шашина, в целом по отрасли сроки обустройства промысла сократились в три раза, а затраты на создание нефтедобывающих мощностей снизились на 30–40%. Внедрение автоматизированной системы управления производством позволило сократить время простоя скважин, повысить производительность промыслов.

Общий экономический эффект от технического перевооружения отрасли на начало 1976 года оценивался в 1,3 млрд рублей.

Валерий Грайфер при жизни стал легендой отрасли. В середине 1980-х годов его отправили руководить работой Главтюменнефтегаза в ранге заместителя министра нефтяной промышленности СССР. Ему удалось почти невозможное – не просто на время остановить начавшееся падение добычи, но и добиться максимального ее уровня за всю советскую историю.

Большую роль в техническом перевооружении Миннефтепром отводил закупке технологий и производств «под ключ» за рубежом. В 1973 году была проведена специализированная выставка с участием американских компаний, которая стала отправной точкой для большой работы по заключению контрактов. Первую машиностроительную продукцию отечественные нефтяники получили в начале 1980-х годов.

Пиррова победа

Стоит напомнить, что освоение Западной Сибири проходило на фоне весьма драматических событий на мировом нефтяном рынке. Ближневосточные страны стремительно выходили из-под тотального контроля Запада и спровоцировали в 1973 году энергетический кризис. Цены на нефть рванули вверх, на заправках в США образовались огромные очереди.

Советское руководство, очевидно, укрепилось во мнении, что нефть не только способна приносить хорошие деньги, но и является мощным инструментом влияния. Экспорт постоянно рос, вырученные нефтедоллары шли на закупку товаров народного потребления, машин и оборудования, продуктов питания.

Планы перед нефтяниками ставились все более грандиозные. Все 1970-е годы прошли под знаком стремительного наращивания добычи в Западной Сибири. Один только Самотлор меньше чем через 10 лет с начала промышленной разработки давал свыше 80 млн тонн нефти в год, а в 1981 году на нем была добыта миллиардная тонна нефти. Пик добычи (около 150 млн тонн в год) пришелся на начало 80-х годов XX века.

Интенсификация добычи ставилась во главу угла, принцип рациональной разработки был забыт. Многие специалисты и работники отрасли предупреждали партийное руководство, что это неверный путь, но услышаны они не были. «Это привело к большой драме идей и людей, – пишет Виктор Карпов. – Начальник Главтюменнефтегаза в 1965–1977 годах В.И. Муравленко и его единомышленники видели надвигающуюся катастрофу и не смогли пережить внутренний конфликт, многие преждевременно ушли из жизни».

Вагит Алекперов считает, что «интенсификация отборов нефти на Самотлорском месторождении была доведена попросту до абсурда, без всяких разумных ограничений».

Итогом такого подхода стало падение нефтедобычи во второй половине 1980-х, которое уже нельзя было остановить: у Советского Союза не было для этого ни денег (цены на нефть после 1985 года рухнули), ни технологий. Если в 1975 году средний дебит нефтяных скважин СССР составлял 652,2 тонны в месяц, то в 1985 году этот показатель сократился до 447,8 тонны, а в 1988-м – до 368,4 тонны. Если новая скважина в 1975-м давала в среднем 1755,8 тонны в месяц, то в 1985-м – 808,4 тонны, а в 1988-м – 609,5 тонны (данные взяты из справочника «Топливно-энергетический комплекс СССР», ВНИИКТЭП). В России ситуация была еще хуже: средний дебит упал с отметки 882,7 тонны в месяц в 1975 году до 429,1 тонны в 1988-м на всех скважинах и с отметки 1873,6 тонны в месяц до 627,7 тонны – на новых.

Крах системы

Заместитель премьер-министра СССР Лев Рябев в мае 1991 года писал главе правительства Валентину Павлову:

«За прошедший период текущего года положение дел в нефтяной промышленности ухудшилось. Из-за отставания в развитии машиностроительной базы, нарушения установившихся связей и невыполнения договорных обязательств предприятиями-поставщиками потребности отрасли в основном оборудовании и материалах удовлетворены на 50–60%. Почти наполовину сокращены поставки оборудования и труб по импорту ввиду нехватки валюты… В настоящее время на нефтепромыслах простаивает 22 тыс. нефтяных скважин… За январь-май текущего года среднесуточная добыча нефти ведется на уровне, обеспечивающем добычу 530 млн тонн в год, поставку ее нефтеперерабатывающим заводам в объеме 452 млн тонн и на экспорт – 61 млн тонн… В последние годы в связи с нарастающим ухудшением горно-геологических условий и истощением запасов наиболее высокопродуктивных месторождений в отрасли ежегодно выбывают мощности по добыче почти 100 млн тонн нефти, резко снижаются экономические показатели работы предприятий. За последние пять лет дебиты скважин снизились более чем в два раза, обводненность продукции возросла до 80%, а удельные затраты на создание новых мощностей по добыче нефти удвоились».

Впрочем, советскому руководству было не до нефтяной отрасли. По воспоминаниям членов кабинета министров тех лет, ситуация была катастрофическая: своя промышленность не могла удовлетворить спрос даже на базовые товары и продукты, а валютных резервов практически не было, доллары на закупку продовольствия и лекарств приходилось собирать по крохам, отказываясь от другого импорта. Критической была ситуация и со снабжением крупных городов: по некоторым позициям запасов оставалось на несколько дней.

Сложившиеся обстоятельства вынудили генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева еще в конце 1980-х брать кредиты за рубежом. Из-за падения цен на нефть и спада в советской экономике их требовалось все больше. В итоге на 1991 год размер госдолга превысил 100 млрд долларов. Реформы, которые проводило союзное правительство, носили половинчатый характер и не смогли вытащить страну из кризиса.

Страну и нефтяников ожидала новая жизнь. И надо отметить, что создание в начале 1990-х годов вертикально интегрированных компаний позволило отрасли перестроиться, перейти на новый технологический уровень и вновь начать стабильно наращивать объемы добычи. Так, 25 лет назад, осенью 1991 года, был создан нефтяной концерн «ЛангепасУрайКогалымнефтегаз», позднее ставший компанией «ЛУКОЙЛ».

Партийное давление на нефтяников сменилось в те годы давлением капитала, и снова была непростой борьба вокруг методов разработки месторождений. Она не утихает и по сей день. Еще бы, ведь «нефть – это деньги». Но если говорить о тех уроках, которые наши нефтяники вынесли из 1970-х и 1980-х, то однозначно следует признать, что главный из них – это приоритет научного и технологического подхода к разработке месторождений, осторожного отношения к недрам и тщательной оценки факторов риска.

Петр Орехин