Приключения самозванцев в России

Откуда брались эти люди и имели ли они шанс на успех? Об этом в интервью журналу «Историк» размышляет писатель Леонид Юзефович

Не все, вероятно, знают, что Леонид Юзефович не только известный писатель, но и профессиональный историк, в свое время защитивший кандидатскую диссертацию по теме «Посольский обычай Российского государства XV — начала XVII века». На нее до сих пор ссылаются специалисты по этому периоду. Да и многие его не столь строго научные книги, такие как биография барона Романа Унгерн-Штернберга «Самодержец пустыни» или документальный роман «Зимняя дорога», буквально пропитаны историей. 

Самозванцы давно привлекают внимание историка и писателя Юзефовича. «Самые знаменитые самозванцы» — так называется еще одна его сугубо историческая работа. А Тимофей Анкудинов, выдававший себя за сына царя Василия Шуйского, стал одним из персонажей романа «Журавли и карлики». Невыдуманная история московского подьячего середины XVII века органично вплелась в наше недавнее прошлое — в непростую историю 1990-х… 

«Выпрыгнуть из колеи своего существования» 

— Откуда появляются люди, которые берут на себя смелость заявлять, что они не те, кто есть на самом деле, не простолюдины, а персоны царственные — со всеми вытекающими отсюда последствиями? 

— Оттуда же, откуда и все остальные самозванцы, ведь не все же выдают себя за царей или царских потомков и не все рвутся к власти. У многих цели куда более прагматичные. Например, в Китае в начале 2000-х фигурировал «правнук Чан Кайши», который создал финансовую компанию, собирал деньги под громкое имя «прадеда». Его в конце концов посадили в тюрьму за мошенничество. Или же, если взять художественную литературу, «дети лейтенанта Шмидта». Это известный тип людей, кормящихся за счет мнимого родства со знаменитостями. Что за этим стоит? Думаю, прежде всего попытка выйти за пределы собственной судьбы, желание быть не тем, кто ты есть на самом деле. Имя — это судьба, значит, нужно от него избавиться. 

Мы часто воспринимаем самозванца как человека, который возжелал власти, но главное, мне кажется, не это, а стремление изменить свое место в обществе, стать не тем, кем ты родился. Такова сущность этих людей: они не хотят смириться с тем, что у человека есть единственное тело, единственное имя и, следовательно, одна, предначертанная ему линия судьбы. Самозванец пытается выпрыгнуть из колеи своего существования. Вообще-то мы все время от времени это проделываем, но только другими способами, менее радикальными. 

— Как вы считаете, для этого нужен какой-то особый дар, психическая предрасположенность?

— Для любого поприща нужен сложный сплав каких-то личностных качеств. Для самозванчества тоже. Во-первых, актерский талант. Во-вторых, способность порвать с прошлым. Это ведь нелегко — отречься от себя прежнего, от близких людей. Вот Емельян Пугачев так и не сумел выбросить из своей жизни жену, сына и дочь, держал их при себе под видом жены и детей своего покойного друга, хотя это было шито белыми нитками. Кроме того, в характере многих самозванцев есть особая легкость, некоторая, что ли, неврастеничность. Конечно, это были люди со сложной психикой. 

— Насколько сильна была вера в самозванцев среди их приверженцев, то есть тех людей, которые шли за ними? 

— Думаю, сила веры была обратно пропорциональна расстоянию до этой фигуры. Люди, которые находились рядом с самозванцами, меньше верили в их истинность, чем те, кто видел их издалека или только слышал о них. 

— Если, например, брать Пугачева, выдававшего себя за императора Петра III, то среди его приближенных были свои микросамозванцы — разного рода лжеграфы и прочие лжепредставители тогдашней элиты. Правильно же? 

— Да, но они просто играли роль придворных Екатерины II. Такой спектакль. Эти яицкие казаки с самого начала не верили, что Пугачев — Петр III. Они использовали его в своих интересах. Так же и польские шляхтичи, состоявшие при Лжедмитрии II, не считали, что он — Лжедмитрий I. А уж Марина Мнишек, которая признала во втором самозванце мужа, не сомневаясь, что тот мертв, и вовсе вела свою игру… 

— Потому что это был совершенно другой человек… 

— Ну конечно! Тем не менее она его торжественно признала и жила с ним без венчания. Потому что какое венчание? Они же якобы уже были обвенчаны. 

Самый успешный самозванец 

— Есть такая формула: «Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе». С самозванцами так же, они по определению обречены на поражение? Или с ними эта формула не действует? 

— Есть пример успеха — тот же Лжедмитрий I. Все-таки он стал царем. Правда, вскоре был свергнут, ну так мало ли кто был свергнут! Свергали, как мы знаем, и настоящих, законных монархов. К тому же на момент свержения он тоже считался законным государем. Это потом он стал Гришкой Отрепьевым, а до того был царь Димитрий Иванович, прирожденный Рюрикович, младший сын Ивана Грозного. Так что вот вам пример успеха. 

Такое бывало не только в России. Вот Степан (Стефан) Малый, в XVIII веке ставший правителем Черногории. Он — национальный герой, сумел отстоять независимость страны от Османской империи. А кто он, откуда он взялся, толком никто не знает. Есть несколько версий. Интересно, что этот человек тоже объявил себя Петром III, как Пугачев. Императрица Екатерина II снарядила экспедицию в Черногорию, самозванца арестовали, но скоро выпустили и вернули ему власть, поскольку он был полезен России в борьбе с османами. Позднее Степан Малый погиб от руки подосланного турками наемного убийцы. А в древности беглый раб Андриск, объявивший себя сыном македонского царя Персея, стал царем восставшей против римлян Македонии и несколько лет успешно боролся с завоевателями. Есть и другие истории такого рода. 

— Авантюризм — обязательная черта людей, которые выдают себя за царей и их наследников? 

Кремль. Замок в Москве. Гравюра из книги Адама Олеария «Описание путешествия в Московию», изданной в 1656 году в Шлезвиге

— Ну, если речь идет о Лжедмитрии I, то, конечно, он — классический авантюрист, и очень талантливый. Он — родоначальник всех русских самозванцев, и он же — недосягаемый для них идеал и образец. Лжедмитрий I не просто создал миф, но доказал его осуществимость. Однако нужно иметь в виду, что дело тут не только в самих самозванцах, но и в тех фигурах, чье имя они на себя возлагают. Не всякий умерший государь, царевич, принц, дофин порождает самозванцев, а лишь те, кто ушел из жизни при определенных обстоятельствах и чья смерть окружена тайной. Впрочем, и этого мало. Если бы не пресеклась династия Рюриковичей со смертью сыновей Грозного, вряд ли «царевич Дмитрий» имел бы такой успех. 

— А случай с героем ваших книг Тимофеем Анкудиновым? Он ведь тоже выдавал себя за сына царя — Василия Шуйского… 

— Иван Васильевич Шуйский в исполнении Анкудинова и Лжедмитрий — это разные истории. Анкудинов никогда не помышлял о том, чтобы стать царем. 

Основатель скопческой секты Кондратий Селиванов, выдававший себя за Петра III

Ему просто удобно было жить в роли претендента на московский престол. Выгодно и интересно. А то так бы и сидел подьячим в Москве. С его характером ему это было скучно. Анкудинов начал рискованную, но захватывающую игру в царского сына и за долгие годы настолько вошел в роль, что и под пыткой от своего вымышленного происхождения не отказался, не отрекся. Понимал, что его в любом случае казнят, покается он или нет, значит, нет смысла каяться. Новая биография стала его судьбой. Признать ее ложной для него значило отречься от себя самого. Этот балаганный наряд прирос к его коже, Анкудинов даже на пороге смерти не пожелал его снять. 

— Чем он привлек ваше внимание? 

— Тимофей Анкудинов — один из длинного ряда русских самозванцев, но он еще и один из первых русских поэтов. А меня всегда интересовала русская поэзия XVII века: Карион Истомин, Сильвестр Медведев. Как и они, Анкудинов сочинял вирши силлабическим стихом, по образцу польской поэзии. Сохранилось несколько вышедших из-под его пера поэтических фрагментов. Один из них цитируется в моем романе «Журавли и карлики». То есть вначале были стихи, а потом мне все про него стало интересно. 

Навстречу неизвестности 

— У всех этих людей должно было быть определенное мужество. Ведь самозванчество — одно из самых тяжких государственных преступлений. 

— Да, многие из самозванцев знали, на что идут. Это люди сильные, отважные, отчасти потому они и вызывают у нас интерес. 

— Но это мужество почти на грани патологии, когда человек переступает свойственный обычным людям порог страха… 

— В экстремальных ситуациях люди нередко переступают этот порог. Мы не знаем, когда и в каком душевном состоянии самозванцы решают возложить на себя «государево имя» и принимают ли они такое решение вообще. Не всегда этому предшествует зрелое размышление, какой-то план. Обычно здесь правят бал случайность и судьба. Едва ли нам удастся подверстать всех этих людей под единый психологический тип. А вот тип монарха, чье имя они возлагали на себя чаще всего, в большей степени поддается формализации. В русской истории это царевич Дмитрий, Петр III и — последний в этом ряду — великий князь Константин Павлович, брат Александра I и Николая I. Если, разумеется, не считать последних Романовых, но с ними уже другая история. 

— Петр III был очень популярен в среде самозванцев… 

— Этим именем воспользовалось чуть ли не триста человек, в том числе и основатель скопческой секты Кондратий Селиванов, умерший в 1832 году, то есть через 70 лет после кончины императора. Он тоже выдавал себя за Петра Федоровича. 

При этом смотрите, какая любопытная история: Павел I вроде бы тоже умер при странных обстоятельствах, но самозванцев с таким именем не было. Почему? Потому что от него ничего не ждали. А Петр III за шесть месяцев своего правления успел издать Манифест о вольности дворянства, и в народе это породило слух, будто он подготовил такой же документ о вольности крестьянства, за что дворяне свергли его с престола. Самозванцев в России порождал тот государь или отпрыск царствующей династии, с чьим именем связывались надежды на лучшую жизнь. Соответственно, он должен был править очень недолго, как Петр III, или даже совсем не править, как царевич Дмитрий и великий князь Константин Павлович. От царя, просидевшего на престоле много лет, уже ничего не ждали. С ним все было понятно, «воскрешать» его не имело смысла. Важно и то, что ни одна из русских императриц XVIII века — ни обе Екатерины, ни Анна Иоанновна с Елизаветой Петровной — не породила самозванок. Женское правление считалось злом, народный заступник непременно должен был быть мужчиной. 

Портрет великого князя Константина Павловича на фоне сражения при Нови. Неизвестный художник. 1799 год

«Острый момент истории» 

— Если вернуться к сравнению хотя бы самых известных самозванцев — Лжедмитрия I, Анкудинова, Пугачева… 

— Они все очень разные. Тимофей Анкудинов для своего времени был хорошо образован. Знал латынь, немного немецкий и прекрасно польский. А тогда для России польский язык был как сейчас английский: он позволял приобщиться к западной культуре. Анкудинов, как мы уже говорили, писал стихи, а также увлекался астрологией. Наконец, он был казенный служащий, подьячий, что тоже требовало определенной интеллектуальной подготовки. А Пугачев — простой неграмотный казак. Он в отличие от Анкудинова смутно представлял себе устройство государственной системы. Что же касается Лжедмитрия I, то мы так и не знаем, кто он был такой. Есть ряд гипотез, но ни одной общепринятой. Однако то, что нам известно, говорит о нем как о человеке умном, образованном, целеустремленном. Лжедмитрий I, наверное, единственный из самозванцев, кто действительно стремился занять престол. Хотя, может быть, и не на первых порах. Когда он стал выдавать себя за сына Ивана Грозного, для него это был поначалу удобный способ существования за границей, как и для Анкудинова. А затем нашлись люди, которые сделали на него ставку. Лжедмитрий стал пешкой в их игре, но дошел до конца шахматной доски, превратился в ферзя и повел собственную партию. А на Анкудинова никто не поставил. Политическая ситуация в то время была неподходящая. 

— Более спокойная? 

— Нет, там своих тревог хватало. Но Анкудинов надеялся на поддержку Швеции, а шведы склонялись к союзу с Москвой против польско-литовского государства. Он этого не предвидел. Да и вообще по сравнению с началом XVII века изменился расклад сил на востоке Европы. Времена Лжедмитриев — это вершина могущества Речи Посполитой. Поляки упоминаются в финальной сцене «Гамлета»: Фортинбрас возвращается после сражения с ними. Польша была на подъеме и могла бы стать восточноевропейской империей — такой же, какой в итоге стала Россия. Потом на эту роль начала претендовать Швеция. 

Здесь было три великих игрока: Речь Посполитая, Шведское королевство и Россия. В конце концов чаша весов склонилась в сторону Москвы, но до этого должно было пройти еще целое столетие. А когда появился Анкудинов, не нашлось никого, кто всерьез решил бы на него поставить. Да и царь Василий Шуйский, чьим сыном он себя называл, популярностью в народе не пользовался. Позже в Польше появлялись мнимые сыновья царевича Дмитрия, то есть «внуки» Ивана Грозного, и поляки, кстати, оказывали им поддержку в моменты обострения русско-польских отношений. Впрочем, это были заурядные жулики, никакой карьеры никто из них не сделал. 

Людовик XVII и Лаврентий Берия 

— Среди самозванцев были те, кто искренне верил в свое благородное происхождение? 

— Думаю, многие верили. Ну, не то чтобы верили… Знаете, это вообще материя тонкая: с одной стороны, мы в какие-то вещи верим или хотя бы допускаем их возможность, а с другой — нет. Это такие сложные игры с самим собой. Тут всякие не исключены варианты. Но наверняка были и те, кто верил. 

Людовик XVII в Тампле. Худ. Ш. Л. де Кубертен. 1875 год

— Чего все-таки больше в политическом самозванчестве — самообмана или желания обмануть других? 

— Очень по-разному все может быть. Самая известная фигура на Западе, чье имя в XIX веке возлагали на себя десятки людей, — Людовик XVII. Это мальчик, наследник французской короны, дофин, умерший вскоре после того, как во время Великой французской революции казнили его родителей — Людовика XVI и Марию-Антуанетту. Их гильотинировали в 1793-м, а он умер в 1795-м. Поэтому следующий король из династии Бурбонов, взошедший на трон после свержения Наполеона, именовал себя Людовиком XVIII, хотя его племянник не был коронован. Так вот, множество самозванцев во Франции, Голландии, германских княжествах выдавали себя за этого умершего при темных обстоятельствах мальчика. Среди них — некий Эрваго, по одной из версий, внебрачный сын какого-то придворного и дворцовой прачки. О его жизни можно написать авантюрный роман в духе Дюма. При Наполеоне он был арестован, в конце концов умер в тюрьме. Между прочим, наполеоновский министр полиции Жозеф Фуше вынашивал план признать этого Эрваго настоящим сыном Людовика XVI — для того чтобы он торжественно отрекся от своего права на трон в пользу Наполеона и таким образом легитимизировал его власть. 

А вот еще, быть может, в чем-то похожая история. В воспоминаниях Серго Берия, сына Лаврентия Берия, я прочел, что якобы после войны в каком-то польском православном монастыре нашли уцелевшую при расстреле царской семьи в Екатеринбурге «великую княжну Анастасию» и Берия приказал привезти ее в СССР. Будто бы она некоторое время жила в Москве, после чего ее увезли обратно в Польшу. По словам Серго Берия, отец однажды показал ему эту женщину… в зале Большого театра, среди публики. Самозваных Анастасий было много, но вот зачем она понадобилась всемогущему руководителю НКВД — МГБ? Его сын об этом не пишет, но у меня возникла осторожная мысль, что для того же, для чего Фуше одно время держал при себе Эрваго. Если Серго Берия не лжет и не фантазирует, значит, у его отца имелись какие-то планы в отношении самозванки. Какие? Чисто теоретически можно предположить, что он приберегал ее на тот случай, если Иосиф Сталин решит объявить себя императором, и тогда мнимая дочь Николая II должна будет передать ему свое законное право на престол. 

— Очень странная история. 

— Да, разумеется. Никакими источниками это не подтверждается, да и вообще трудно в такое поверить, но мир самозванцев — странный мир. А в тех точках, где он входит в соприкосновение с деятельностью спецслужб, ситуации могут возникать фантасмагорические. Прекрасный материал для писателей-фантастов, работающих в жанре альтернативной истории. 

«Цари-избавители» 

— Как вы считаете, самозванчество как феномен кануло в Лету, ничего подобного уже не может быть? 

— Почему? Время от времени мы сталкиваемся с этим явлением. Я уже упоминал о «правнуке Чан Кайши». А после гибели Джохара Дудаева на одном из митингов в Грозном полевой командир Салман Радуев демонстрировал собравшимся какого-то мужчину с густой бородой и в темных очках. Он утверждал, что это чудом спасшийся президент Ичкерии. Правда, продолжения данная история не имела. 

В XVII веке на Руси существовали только словесные портреты, даже парсуны начали появляться уже после эпохи Лжедмитриев. Не было и профилей царей на монетах. Русские монеты до Петра I — это такие маленькие неровные кусочки серебра в форме «чешуек», археологи так их и называют. На них чеканились лишь святой Георгий с копьем и «царское титло». Поэтому самозванец мог не иметь ни малейшего внешнего сходства с тем, за кого себя выдавал. В провинции и во времена Пугачева серебряный рубль с профилем Петра III был большой редкостью. Неслучайно в XIX и ХХ веках, когда стало возможным массовое репродуцирование изображений на бумаге, самозванцы предпочитали присваивать себе имена тех отпрысков царствующих династий, кто умер ребенком. 

Сегодня самозванец, который попытается вступить на политическое поприще, легко будет разоблачен. Портреты человека, кем он хочет предстать, широко растиражированы СМИ. В современном мире его успех маловероятен, однако само стремление выдать себя за другого никуда не делось. Особенно часто оно проявляется в смутные времена, когда оживает архаический слой нашего сознания. 

— Вера в самозванцев — важнейшая составляющая этого явления… 

— Безусловно. Был такой замечательный советский историк Кирилл Чистов. Он написал книгу «Русские народные социально-утопические легенды XVII–XIX веков». В молодости — это было начало 1970-х годов — она произвела на меня колоссальное впечатление. Благодаря ей я понял, что самозванчество — вариант утопии. В книге Чистова две части. Первая посвящена легендам о «возвращающемся избавителе»: там и Лжедмитрии, и история «царевича Алексея Алексеевича», и рассказы о Петре I как «подмененном царе», и, конечно, Пугачев как Петр III. То есть анализируются народные представления о лжецарях. А во второй части рассматриваются легенды о «далеких землях», о Беловодском царстве и прочих сказочных местах, где торжествует социальная справедливость. Это классическая утопия в том смысле, какой мы привыкли вкладывать в это слово. Чистов показал, что мифы о «царях-избавителях» тоже утопия, но связанная не с идеальным местом, а с фигурой идеального правителя. Один русский историк XIX века заметил, что в России невозможна революция за идею — идея должна быть персонифицирована в каком-то человеке. Это как раз тот самый случай. 

Что почитать? 

Юзефович Л.А. Самые знаменитые самозванцы. — М., 1999. 

Успенский Б.А. Царь и самозванец. Самозванчество в России как культурно-исторический феномен // Этюды по русской истории. — СПб., 2002. 

Фото: РОСТИСЛАВ НЕТИСОВ/ТАСС, LEGION MEDIA