Развилки декабря

Двести лет назад, 14 (26) декабря 1825 года, в Санкт-Петербурге была предпринята попытка государственного переворота. Члены тайных обществ, названные впоследствии декабристами, решили захватить власть. Они мечтали изменить основы существующего неконституционного строя и покончить с крепостным правом, в их представлении – «многовековым рабством». А дальше мы имеем дело с интерпретациями…

«Во глубине сибирских руд / Храните гордое терпенье, / Не пропадет ваш скорбный труд / И дум высокое стремленье». Знакомство с историей декабризма для многих начинается с этих строк Александра Сергеевича. Пушкин заложил прочный фундамент для романтического восприятия вышедших на Сенатскую площадь людей. Потом сторонники радикальных действий – от Александра Герцена до Владимира Ленина – подхватили этот пушкинский «нарратив», представив себя последователями первых русских политических романтиков, движимых исключительно благородными мотивами. Декабристы нужны были им для легитимации революционной стратегии и тактики, в любом здоровом обществе воспринимаемых с крайним скепсисом и подозрением. Впрочем, и без Пушкина, Герцена и Ленина образ декабристов казался (и многим кажется до сих пор) весьма притягательным. Большинство из них были героями Отечественной войны 1812 года – блестящими боевыми офицерами, и в мирное время продемонстрировавшими готовность «не пожалеть живота своего» во имя блага других. Такая трактовка ассоциировалась с евангельской идеей самопожертвования: «Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя» (Ин. 15:13). Именно отсюда – героический ореол декабристов.

Впрочем, романтический взгляд на их поступки всегда соседствовал с консервативным, согласно которому декабристы затеяли опасную авантюру, реализация которой обернулась бы большой кровью и огромными бедствиями. И такой взгляд тоже имеет право на существование.

Во-первых, их видение ситуации плохо соотносилось с действительным положением вещей. Да, крепостное право с моральной точки зрения было нетерпимо, но политических, а главное, экономических предпосылок его отмены в тот период еще не просматривалось. «Воля без земли» крестьянам была не нужна, но земля являлась законной собственностью правящего класса: ее пришлось бы либо выкупать (на какие деньги?) против воли собственников, либо забирать у них силой. Гипотетический «Декрет о земле», принятый победившими декабристами в 1825 году, породил бы настоящую гражданскую войну, сопоставимую с той, что вспыхнула в России в 1918-м. В этом смысле восстание не было «мятежом реформаторов», как его иногда называют: «реформы» пришлось бы проводить при помощи колоссального насилия по отношению ко всем слоям тогдашнего общества. Удачливые заговорщики ввергли бы страну в пучину «декабристского» террора, ничуть не менее ужасного, чем якобинский террор во Франции.

Во-вторых, воспитанные на бестселлерах европейского Просвещения декабристы исходили из книжных представлений о политических системах. Они мечтали ликвидировать самодержавие, однако никаких объективных причин менять «батюшку-царя» на «матушку-республику» не было. Существовавшая в России форма правления была вполне работоспособна, показав свою высокую эффективность в условиях наполеоновского вторжения.

При этом, в-третьих, члены тайных обществ продемонстрировали явную социальную безответственность, решившись на выступление без сколько-нибудь внятного плана действий. Это была чистой воды импровизация. Идея самопожертвования закрывала им глаза на практическую сторону вопроса. «Умрем, ах, как славно мы умрем!» – говорил один из декабристов накануне мятежа, как будто не победа, а смерть за идею была высшей целью заговора. Но все получилось с точностью до наоборот. Только 121 участник восстания предстал перед Верховным уголовным судом, и лишь пятеро были казнены. Число же убитых на Сенатской площади почти в 10 раз превысило общее число наказанных заговорщиков. Так что во многом игра в благородство оказалась за чужой счет.

Тем не менее спустя 200 лет декабристы по-прежнему на слуху. Ничего не поделаешь: каждая эпоха ищет в «делах давно минувших дней» свои смыслы и свои уроки. Думаю, и через сто лет будет точно так же. Главное, чтобы наряду с романтическим восприятием «невольников чести» мы не забывали и об оборотной стороне дела. В этом и состоит предназначение истории – смотреть на прошлое с разных углов зрения.