Сказка под елью

Кажется, что традиция отмечать Новый год с Дедом Морозом и Снегурочкой существовала всегда. На самом деле она появилась только в ХХ веке

Арсений Замостьянов, кандидат филологических наук

Как известно, праздновать Новый год в России 1 января стали лишь при Петре Великом. Конечно, Рождество веками было одним из главных и любимых праздников, однако обычай украшения домов и улиц «ветвями сосновыми, еловыми и можжевеловыми» прививать в нашей стране начал тоже Петр. Предположительно немецкая традиция наряжать елку связана с древними языческими верованиями, но их переосмыслили в христианском духе, воспринимая вечнозеленую хвою как метафору пальмовых ветвей, которые держали в руках жители Иерусалима, приветствуя Христа.

Императорская елка

После правления Петра I новогодние традиции в России подзабылись и долго не могли завоевать популярность. Только владельцы кабаков продолжали накануне 1 января украшать свои заведения хвойными ветками. Для любителей возлияний очередной праздник – после Рождества, окончания поста – был хорошим поводом, чтобы посидеть за чаркой. Традиция поднимать бокалы с шампанским в новогоднюю ночь появилась лишь в эпоху Александра I, но в то время распространялась исключительно на высший свет. А для большинства подданных Российской империи Новый год оставался в тени Рождества.

Празднику помогли царские жены – немецкие принцессы. Александра Федоровна (до принятия православия – Фредерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская), супруга Николая I, с детства привыкла к елке с игрушками и любила ее. Еще до восшествия на престол Николая Павловича она устраивала елку в петербургском Аничковом дворце, который подарил брату Александр I. Позже Николай I приучил двор к новогодним приемам, завершавшимся лотереей, маскарадом и раздачей подарков. Пример с императорской семьи брали дворяне, ставшие отмечать Новый год в своих поместьях. Российская аристократия постепенно привыкала к этим немецким традициям. Правда, в Германии любили ставить небольшие елочки, а у нас владельцы усадеб соревновались – у кого рождественское дерево выше и раскидистее. Но в народе еще долго относились к праздничной елке настороженно. Слишком прочно еловые ветви ассоциировались с печальным поминальным ритуалом.

Во второй половине XIX века в столице и больших городах закрепилась традиция детских праздников у рождественской елки, которую сохраняли в ярком убранстве до Нового года. Под Рождество 1852 года в Екатерингофском воксале (павильоне) любимого петербуржцами парка установили первую елку для широкой публики. Известно о ней немного, разве что она была украшена кусочками разноцветной бумаги.

Праздник обогащался традициями, во многом сохранившимися до нашего времени. В начале ХХ века в Абхазии стали выращивать мандарины, поспевавшие как раз в декабре, к зимним торжествам. Стоили они дорого, продавались поштучно. В состоятельных семьях их вешали на елку, обернув в яркую бумагу.

Антон Чехов писал о встрече 1901 года: «Под Новый год был у нас на квартире пирог со счастьем, и счастье досталось мне». Счастьем называли монетку, спрятанную в пироге. А в семействе профессора Ивана Цветаева Рождество отмечали во многом по немецким традициям, которые хранила жена основателя московского Музея изящных искусств Мария Александровна, урожденная Мейн (ее отец был прибалтийским немцем). Елку украшали свечами – и первую зажигал глава семьи. Анастасия, сестра Марины Цветаевой, вспоминала о заветных минутах сказочного праздника: «О! Настало же! Самое главное, такое любимое, что – страшно: медленно распахиваются двери в лицо нам, летящим с лестницы, парадно одетым, – и над всем, что движется, блестит, пахнет она, снизу укутанная зеленым и золотистым. Ее запах заглушает запахи мандаринов и восковых свечей. У нее лапы бархатные, как у Васи [«черный, чудный кот». – «Историк»]. Ее сейчас зажгут. Она ждет. Подарки еще закрыты. Шары еще тускло сияют – синие, голубые, малиновые; золотые бусы и серебряный "дождь" – все ждет». А героиней стихотворения юной Марины стала загадочная Рождественская дама. Возможно, этот образ подарил ей вертеп со Святой Девой и младенцем, с домашними животными около яслей. Анастасия писала о Богородице, «приезжающей на елку на сером ослике и сыплющей детям подарки во время их сна»…

В 1903 году в детском журнале «Малютка» вышло стихотворение Раисы Кудашевой «Елка»:

В лесу родилась Елочка,

в лесу она росла;

Зимой и летом, стройная,

зеленою была.

Метель ей пела песенки:

«Спи, Елка… баю-бай!»

Мороз снежком укутывал:

«Смотри, не замерзай!»

Через два года Леонид Бекман, агроном и музыкант-любитель, для своей маленькой дочери Верочки сочинил на эти стихи песенку, ставшую вскоре гимном русских рождественских и новогодних праздников. Сборник «Верочкины песенки» за несколько лет выдержал четыре издания. О песенке подзабыли во время Первой мировой, но с 1936 года «Елочка» получила всесоюзное распространение.

Рождественская елка в Аничковом дворце. Сцены из семейной жизни императора Николая I. Худ. А.Ф. Чернышёв. 1850 год

Кутежи и запреты

В начале ХХ века и в новой, и в старой столице в ночь на 1 января было принято бражничать. Рождество Рождеством, но приход Нового года – это эффектное, значимое событие. Смена цифры года на календаре порождает надежды и дает повод для тостов – и праздник непременно шумно отмечали. Это торжество не считалось детским: зимнюю сказку связывали с Рождеством, а Новый год – с взрослыми пирушками. Как правило, в этот день все места в ресторанах были расписаны заранее. Федор Шаляпин вспоминал, с каким размахом встречали Новый год в модном московском «Яре»: «Горы фруктов, все сорта балыка, семги, икры, все марки шампанского и все человекоподобные – во фраках. Некоторые уже пьяны, хотя двенадцати часов еще нет. Но после двенадцати пьяны все поголовно. Обнимаются и говорят друг другу с чисто русским добродушием:

– Люблю я тебя, хотя ты немножко мошенник!

– Тебе самому, милый, давно пора в тюрьме гнить!

– П-поцелуемся!

Целуются троекратно. Это очень трогательно, но немножко противно».

Именно ресторанные загулы – после чинных семейных рождественских праздников – отличали новогоднюю ночь. С 1911 года в ночь на 1 января устраивали празднества и для небогатой публики – в московском и петербургском Манежах. Но война прервала эту традицию.

В 1914-м, после начала Первой мировой (ее тогда называли Второй Отечественной), и рождественская елка, и праздник Нового года попали в опалу. На волне антинемецких настроений не только переименовали Санкт-Петербург в Петроград, но и звучали предложения запретить елки. «Можно считать почти установившимся мнение, что елка – измышление немецкого народа, что русская старина ее не знала», – писали «Биржевые ведомости». К кампании присоединилась и церковь. «Митрополит Петроградский Владимир возбуждает вопрос о том, чтобы накануне Нового года повсеместно в империи были закрыты рестораны и другие места развлечения от 11 с половиной до 1 часу ночи. В ходатайстве указывается, между прочим, что встреча Нового года – немецкий обычай, от которого России необходимо отказаться раз навсегда» – такое сообщение появилось в газетах. Елку предлагали заменить Вифлеемской звездой и вернуться к самобытным русским обрядам с колядками и посыпанием рожью как символом обновления сил природы.

Запрет не был строгим: многие все-таки отмечали праздники как прежде – с нарядной елочкой, самодельными открытками и сюрпризами. Появились и общественные защитники заимствованных обычаев. Известный археолог и профессор Петроградской духовной академии Николай Покровский призывал не лишать радости детвору: «В Россию обычай устраивать елку на Рождество пришел при Петре Великом. Но при чем здесь происхождение, раз елка устраивается для детей и представляет для них такое огромное, многолетними традициями освященное развлечение?»

Это елка. А что же дед с волшебным посохом?

Детсадовцы Бауманского района города Москвы на антирелигиозной демонстрации. 1929 год

В сентябре 1929 года советское правительство выпустило постановление, согласно которому дни Нового года и Рождества стали рабочими. Одновременно запретили продажу елок

Откуда пришел дед

Дед Мороз на Руси слыл существом суровым. Если углубиться в славянскую старину, мы встретим легенды о старике Мороке (со временем его стали называть Морозом), который бродит по заснеженной чаще в одной рубахе, с растрепанной бородой – и готов насмерть заморозить людей и животных, попавшихся ему на глаза. Он хозяин зимнего леса, который силой колдовства сковывает деревья инеем, а ручьи – льдом. Примерно таков он в народной сказке «Морозко» и в поэме Николая Некрасова «Мороз, Красный нос»:

Задумаю – реки большие

Надолго упрячу под гнет,

Построю мосты ледяные,

Каких не построит народ.

Схожий характер и у Мороза Ивановича, героя сказки Владимира Одоевского. В снятом позже мультфильме он говорит: «Я Мороз Иванович! Старик суровый! Знаю, чего вам надо». Он строго наказывал непослушных детей и одаривал кротких и терпеливых. С Новым годом, как и с Рождеством, в давние времена его не связывали: Морозко царствовал всю зиму.

Только в самом конце XIX века в России стали появляться рождественские и новогодние открытки с изображением Деда Мороза. Он – по немецкому обычаю – превращался в символ праздников. При этом, кстати, не утратил своей самобытности. В России его связывали не со святым Николаем Чудотворцем, как в Западной Европе, а именно с Морозко. И одет русский дед был на свой манер. У него длинная – до пола – шуба серебристого цвета, обшитая лебяжьим пухом или соболиным мехом. Шапка, а не колпак. Красные сапожки или валенки. У статного старика длинная окладистая борода. И – никаких очков. В отличие от Санта-Клауса, в старой России Дед Мороз, как правило, не приносил детям подарков и уж точно не подкладывал их в подвешенные чулки.

«Красный Новый год»

Первый революционный Новый, 1918 год Россия справляла в тревоге и разрухе. Владимир Ленин встретил его в бывшем Михайловском артиллерийском училище в Петрограде вместе с рабочими, перед которыми выступил с речью. В то время в партийной печати подчеркивали, что раньше детские елки были привилегией состоятельных семей, а теперь государство устроит их для всех. При этом власти старались переместить кульминацию зимних праздников с Рождества на Новый год.

В начале 1919 года супруга председателя Совнаркома Надежда Крупская жила в Лесной школе в Сокольниках, которую устроили на бывшей даче московского купца Ивана Лямина. Туда и отправился Ленин на детский праздник, захватив с собой хлопушки, пряники, конфеты, карнавальные костюмы. И хотя по дороге на главу государства и его спутников напала банда Яшки Кошелькова, они вовремя добрались до школы. На праздничном вечере выступали певица Валерия Барсова и пианист Самуил Фейнберг. Дети показали спектакль «Санки-самокатки». Ленин вместе со школьниками водил хороводы вокруг елки, на которой стараниями местного монтера, если верить рассказу помощника вождя Владимира Бонч-Бруевича, горели настоящие электрические лампочки. По заданию Ильича его жена устраивала елку для детей и в Горках, где смертельно больной вождь встречал свой последний Новый год.

В первые послереволюционные годы для рабочих и их детей проводили «красные елки». Как правило, эти мероприятия состояли из двух частей. Первая – официальная, с непременной лекцией, направленной против религиозных предрассудков. Вторая часть посвящалась детям. Устанавливали елку, дарили подарки – в то время весьма скромные. А главное – старались устроить спектакль, детскую оперу или сказочное представление. Причем обязательно с идейным смыслом, в духе борьбы старого и нового, с комсомольскими или пионерскими песнями. Взрослые в другой комнате клуба или театра обычно танцевали под оркестр или граммофон. Так продолжалось несколько лет. А потом праздник угодил в опалу…

В сентябре 1929 года советское правительство выпустило постановление, согласно которому дни Нового года и всех религиозных праздников, в том числе Рождества, были объявлены рабочими. Одновременно запретили продажу елей. Комсомольцы вели «антиелочную» агитацию. Правда, она была направлена главным образом против Рождества.

Не позволим мы рубить

молодую елку,

не дадим леса губить,

вырубать без толку.

Только тот, кто друг попов,

елку праздновать готов.

Мы с тобой – враги попам,

Рождества не надо нам.

Так писал поэт Александр Введенский. Боролись с религией, но под удар попали и новогодние праздники, которые, как считалось, трудно отделить от Рождества. В детских журналах публиковались статьи о том, как хорошо вместо хороводов у елки кататься на коньках и лыжах. Впрочем, слухи, будто за празднование Нового года с елкой тогда чуть ли не сажали в кутузку, – преувеличение. Просто у праздника не было государственного статуса. На рынках, несмотря на запреты, в начале 1930-х все же торговали елками – только небольшими. Крупные вырубать побаивались. Устраивались праздники и в детских садах – конечно, без рождественского подтекста.

Со временем идеологи почувствовали, что борьба с елками – это промах, что дети любят волшебство, а зимний праздник полезно использовать и для подведения итогов трудового года. Нужно умело заретушировать ассоциацию с церковной традицией – и встреча Нового года затмит рождественское торжество. 28 декабря 1935 года «Правда» опубликовала письмо кандидата в члены Политбюро Павла Постышева, в котором он призвал положить конец «осуждению елки». «Давайте организуем веселую встречу Нового года для детей, устроим хорошую советскую елку во всех городах и колхозах!» – такой призыв завершал письмо. По воспоминаниям Никиты Хрущева, эту инициативу еще до публикации в «Правде» одобрил Иосиф Сталин. Борьбу с зимним праздником теперь считали «левым загибом», а комсомольцы получили задание в срочном порядке организовать веселые елки для детей. «Москва вчера имела необычный вид, – писали газеты. – На улицах на каждом шагу можно было увидеть людей, нагруженных елками».

Празднование Нового года на Дворцовой площади в Ленинграде. Худ. В.И. Викулов. 1970 год

Каноническая версия

Уже через год праздник отмечали с государственным размахом. В продаже появились новогодние игрушки, включая дедов-морозов из папье-маше, а в Колонном зале Дома союзов устроили грандиозный костюмированный бал для ребят с «иллюминированной» елкой. Вскоре авторами сценариев детских представлений стали Сергей Михалков, Лев Кассиль, Владимир Сутеев. По их воле часто злые силы мешали Деду Морозу добраться до елки, но побеждали добро, дружба и справедливость. Среди героев обязательно были полярники-папанинцы, летчики, передовики-трактористы – чтобы осовременить праздник. Писатели решили, что новогодний бал нужно украсить сказочным женским персонажем. Сошлись на том, что это должна быть задорная, обаятельная девчонка, чем-то напоминающая советских пионерок и в то же время связанная с русским фольклором. И вдруг кого-то осенило: «Снегурочка!»

Сказку о том, как старик со старухой вылепили себе дочку из снега, а она растаяла на гулянье, прыгая через костер, записал в 1850-е годы фольклорист Александр Афанасьев. В 1873-м Александр Островский опубликовал грустную и поэтичную пьесу «Снегурочка», где девушка, дочь Мороза и Весны, погибает не от огня, а от любви, которую зажег в ее сердце Ярило – бог Солнца. Образ Снегурочки, ставший классическим, создал художник Михаил Врубель. Но с рождественскими праздниками тогда никто эту печальную историю не связывал. Советские авторы модернизировали сказочную героиню. Отныне она стала внучкой и первой помощницей Деда Мороза. Снегурочка затевает конкурсы и шарады, танцует в хороводе вместе с детьми, легко находит общий язык и с животными, и со снеговиками – со всеми, кто хочет устроить для ребят сказочную елку. А внешне она напоминает врубелевскую Снегурочку – только взгляд у девочки в СССР не мог быть грустным. Кстати, даже отдаленного иностранного аналога у советской Снегурочки не было: женские символы Нового года не утвердились ни в Германии, ни в Финляндии, ни в Японии, ни в Штатах. Так на долгие десятилетия сформировался канон новогодней сказки.

Первым Дедом Морозом Советского Союза стал дородный конферансье Михаил Гаркави, царивший на эстрадных площадках 1930-х. Это ему посвящена известная эпиграмма Александра Раскина: «Что толст он – это не беда. Беда, что тонок… не всегда». Но публика любила его шутки. Он крепко держал в руке волшебный посох, а рядом улыбалась Снегурочка – ее выбирали из московских отличниц-старшеклассниц, посещавших театральные студии.

На карнавале дети должны были демонстрировать творческие способности – петь, читать стихи или танцевать. Как-то лучшему из лучших полагался приз – патефон. Его получила девчонка, лихо исполнившая «кабардинку». На Новый год звучали не только забавные детские куплеты, но и стихи о Сталине и Родине. В брошюрах по проведению елок указывалось, что во время праздника нужно уделять внимание «достижениям советской власти и преимуществам социалистического строя».

«Все всегда сбывается…»

На любую елку – в Колонном зале или в деревенском клубе – к детям приходил актер (профессиональный или самодеятельный) в костюме Деда Мороза. Неудивительно, что он стал самым любимым волшебником советских ребят, да и взрослые не представляли праздника без этой колоритной персоны. Его фигуру устанавливали на городских площадях и в парках, рядом с красавицей-елкой. Седобородый дед в нарядном тулупе стал неизменным героем поздравительных открыток, детских журналов и мультфильмов.

В 1937 году на экраны кинотеатров вышел мультфильм «Дед Мороз и серый волк» – еще черно-белый! Эту историю написал Сутеев – один из создателей новогоднего сказочного канона. Несносный Волк, пытавшийся сорвать праздник, повадками напоминал кулака-вредителя из карикатур того времени. Потом мультфильмы с участием Деда Мороза и Снегурочки снимались регулярно: «Когда зажигаются елки» (1950), «Снеговик-почтовик» (1955). Появились и популярные новогодние рассказы и сказки – «Чук и Гек» Аркадия Гайдара (1939), «Двенадцать месяцев» Самуила Маршака (1943). Никого не удивляло, что на плакатах военных лет Дед Мороз в тельняшке под тулупом готовил подарки гитлеровцам – бомбы и гранаты. Его считали настоящим русским чудотворцем.

Сказки, спектакли о нем предназначались для детей. Но очень скоро оказалось, что он необходим и взрослым – хотя утром 1 января всем трудящимся предстояло идти на работу. Сохранилось немало воспоминаний о вечерах на предприятиях, в клубах. Все непременно начиналось с официальной части – с докладов или, например, встречи с героями боев на озере Хасан. Работал недорогой (иногда бесплатный) буфет. После речей всех ждал концерт с танцами. Словом, все напоминало знаковый фильм 1956 года «Карнавальная ночь». Только в то время появление докладчика на новогоднем вечере уже вызывало смех. Такова тенденция: с годами праздник освобождался от деловой и политической нагрузки. Людям хотелось встречать Новый год с беззаботными шутками.

В предвоенное время возникла и традиция за праздничным столом слушать по радио бой кремлевских курантов, гимн страны и – с 31 декабря 1941 года – поздравление «всесоюзного старосты» Михаила Калинина. А потом транслировали концерт с участием лучших актеров и певцов. С 1950-х традицию праздничных ночных эфиров начало перехватывать телевидение.

После войны Новый год в Советском Союзе безоговорочно стал главным семейным праздником, тем более что в декабре 1947 года 1 января объявили нерабочим днем. И конечно, накануне Нового года и в первые январские дни повсюду шли детские елки. Праздничные вечера становились все менее политизированными. Наверное, так необходимо, чтобы сказка побеждала реальность хотя бы один раз в году. Мы и сегодня ждем от новогодней ночи чудес. Ведь написал же Сергей Михалков:

 Говорят: под Новый год,

 Что ни пожелается –

 Все всегда произойдет,

 Все всегда сбывается.

Иллюстрация из детского календаря за 1946 год. Худ. А.А. Давыдова

После войны Новый год в Советском Союзе безоговорочно стал главным семейным праздником, тем более что в декабре 1947 года 1 января объявили нерабочим днем

Кадр из фильма «Карнавальная ночь». Режиссер Эльдар Рязанов. 1956 год

Что почитать?

Ильина В.С. Новый год и Рождество. Волшебная история зимнего праздника от древности до наших времен. М., 2023

Душечкина Е.В. Русская елка. История, мифология, литература. М., 2024