«Приехал некто богатырь»

Его роман с Екатериной Великой длился всего два года, однако до конца своих дней Григорий Потемкин оставался для нее одним из самых близких людей, ее наиболее эффективным и ярким сподвижником

В самом конце 1773 года под стенами турецкой крепости Силистрия (нынешняя Силистра в Болгарии) 34-летний генерал-поручик Григорий Александрович Потемкин получил письмо от императрицы Екатерины: «Господин генерал-поручик и кавалер. Вы, я чаю, столь упражнены глазеньем на Силистрию, что вам некогда письмы читать. И хотя я по сю пору не знаю, предуспела ли ваша бомбардирада, но тем не меньше я уверена, что все то, чего вы сами предприемлете, ничему иному приписать не должно, как горячему вашему усердию ко мне персонально и вообще к любезному Отечеству, которого службу вы любите. Но как с моей стороны я весьма желаю ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить, то вас прошу по-пустому не даваться в опасности. Вы, читав сие письмо, может статься, зделаете вопрос: к чему оно писано? На сие вам имею ответствовать: к тому, чтоб вы имели подтверждение моего образа мысли об вас, ибо я всегда к вам весьма доброжелательна».

Вроде бы в письме ничего конкретного о чувствах императрицы не было сказано – но оно решило судьбу молодого генерала. Он отправился навстречу любви и славе.

«Сей новый актер»

Однако не все было так просто. Незадолго до того состоялась отставка давнего екатерининского фаворита и одного из организаторов переворота 1762 года Григория Орлова. Он был обласкан, задарен (150 тыс. рублей ежегодной пенсии, 6 тыс. душ и два серебряных сервиза – это только самые крупные из презентов) и при этом сумел остаться при дворе. Сменивший его в спальне государыни бравый гвардеец Александр Васильчиков был хорош собой, но по характеру и способностям никак не годился в фавориты. Екатерина в сердцах назвала его «замороженным супом»…

Утверждение в качестве ближайшей к государыне фигуры сродни вступлению на минное поле. При столкновении с кланом Орловых Потемкину надлежало заручиться поддержкой конкурирующей придворной «партии» Паниных, и ему это удалось. Генерал-аншеф Петр Панин, брат первого из советников Екатерины и «первоприсутствующего» в Коллегии иностранных дел Никиты Панина, угадал его «случай». «Мне представляется, что сей новый актер станет роль свою играть с великою живостью и со многими переменами, если только утвердится», – писал он своему внучатому племяннику князю Александру Куракину.

Царское Село. Панорама Большого дворца. Гравюра по рисунку М.И. Махаева. XVIII век

4 февраля 1774 года Потемкин явился в Большой Царскосельский дворец для доклада и получил длившуюся целый час аудиенцию в личных апартаментах государыни. Однако он не собирался быть очередным «случайным» любимцем. Генерал-поручик дерзко потребовал от своей императрицы отчета о прошлом, и вскоре для него была написана «Чистосердечная исповедь». Екатерина перечислила в послании почти всех своих поклонников. Речь шла о Сергее Салтыкове, Станиславе Понятовском, ставшем при ее поддержке польским королем, Григории Орлове и сменившем его на короткое время Александре Васильчикове («выбор кое-какой», сказала о нем императрица). Потом же «приехал некто богатырь» – так она охарактеризовала самого Потемкина (действительно имевшего высокий рост и богатырскую стать), который, как отмечала государыня, «по заслугам своим и по всегдашней ласке прелестен был так, что, услыша о его приезде, уже говорить стали, что ему тут поселиться».

Портрет графа Григория Орлова в латах. Худ. Ф.С. Рокотов. 1762–1763 годы

Завершалось письмо 44-летней императрицы словами: «Ну, госп[один] Богатырь, после сей исповеди могу ли я надеяться получить отпущение грехов своих. Изволишь видеть, что не пятнадцать, но третья доля из сих: первого [Салтыкова] поневоле да четвертого [Васильчикова] из дешперации [от отчаяния, вызванного невниманием Орлова. – «Историк»] я думала на счет легкомыслия поставить никак не можно; о трех прочих, есть ли точно разберешь, Бог видит, что не от распутства, к которому никакой склонности не имею, и есть ли б я в участь получила смолоду мужа, которого бы любить могла, я бы вечно к нему не переменилась. Беда та, что сердце мое не хочет быть ни на час охотно без любви». Тогда она, вероятно, верила, что навсегда обрела личное счастье и получила верного и умного, но всего лишь очередного помощника.

«Веди себя при людях умненько»

Мы не знаем, что ответил на «исповедь» Потемкин. Так или иначе, конец зимы – весна 1774 года, когда еще продолжалась тяжелая война, а недалеко от центра империи бушевала пугачевщина, стали началом бурного романа. Потемкин не сразу поверил своему счастью. «Напрасно мучишься, напрасно терзаешься», – уговаривала его Екатерина. Она устраивала для возлюбленного ужины в бане («А к себе кушанье оттудова отнюдь не таскай, а то весь свет сведает, что в бане кушанье готовят») и предупреждала: «Веди себя при людях умненько и так, чтоб прямо никто сказать не мог, чего у нас на уме, чего нету».

Свет, разумеется, узнал обо всем немедленно. Брат бывшего фаворита устроил государыне форменный допрос. «Ал[ексей] Гр[игорьевич], – сообщала она Потемкину о своем разговоре с генерал-аншефом Орловым, – у меня спрашивал сегодня, смеючись, сие: "Да или нет?" На что я ответствовала: "Об чем?" На что он сказал: "По материи любви?" Мой ответ был: "Я солгать не умею". Он паки вопрошал: "Да или нет?" Я сказала: "Да". Чего выслушав, расхохотался и молвил: "А видитеся в мыленке?" Я спросила: "Почему он сие думает?" – "Потому, дескать, что дни с четыре в окошки огонь виден был попозже обыкновенного". Потом прибавил: "Видно было и вчерась"».

1 марта Потемкин был пожалован в генерал-адъютанты с правом входа во внутренние апартаменты дворца и передачи «изустных» повелений государыни. 15 марта он стал подполковником лейб-гвардии Преображенского полка, 21 апреля, в день рождения Екатерины, – кавалером ордена Святого Александра Невского, а 30 мая – генерал-аншефом. В апреле новый избранник императрицы переселился во дворец и с тех пор сопровождал свою повелительницу на официальных мероприятиях. Эта публичность требовала определенных навыков общения и умения выдерживать любопытные взгляды.

В начале лета фаворит был назначен вице-президентом Военной коллегии, шефом легкой конницы и всех иррегулярных войск. По придворному весу Потемкин обошел своего начальника, президента коллегии фельдмаршала Захара Чернышёва, чем обидел поддерживавших последнего Орловых. Но императрица настояла на своем, а в августе Чернышёв и вовсе покинул этот свой пост.

Еще в мае новый фаворит, помимо прочего, был введен в Совет при Высочайшем дворе, где ему предстояло при обсуждении важнейших государственных проблем в кругу первых персон империи (Никиты Панина, Захара Чернышёва, Александра Голицына, Кирилла Разумовского, Григория Орлова, Александра Вяземского и др.) делом доказать правильность выбора государыни. В спорах вокруг заключения мира с турками Потемкин поддержал осторожного Никиту Панина и выступил против Орловых, требовавших продолжения войны. Он же способствовал назначению Петра Панина командующим всеми войсками, действовавшими против Пугачева, с весьма широкими полномочиями.

«Гришенок, не гневен ли ты?»

Параллельно развивался бурный роман с императрицей. Напоминанием о том служат дошедшие до нас ее записочки:

«Гришенок, не гневен ли ты?»

«Милушенька, ты не знаешь, как я тебя люблю. Право, чрезвычайно, сударка милой».

«Яур, москов, казак, хочешь ли мириться?»

«Какие счастливые часы я с тобою провожу. <…> Я отроду так счастлива не была, как с тобою. Хочется часто скрыть от тебя внутреннее чувство, но сердце мое обыкновенно пробалтывает страсть. Знатно, что полно налито, и оттого проливается».

«Нет, Гришенька, статься не может, чтоб я переменилась к тебе. Отдавай сам себе справедливость: после тебя можно ли кого любить? Я думаю, что тебе подобного нету…»

В его отсутствие Екатерину одолевала тоска: «Боже мой, увижу ли я тебя сегодни? Как пусто, какая скука!» – «Моя душа бесценная, – отвечал «милой сударка». – Ты знаешь, что я весь твой. И у меня только ты одна. Я по смерть тебе верен…»

Аллегория на победу Екатерины II над турками и татарами. Худ. С. Торелли. 1772 год

До конца жизни Потемкин оставался очень красивым человеком. Его племянник граф Александр Самойлов писал: «Была какая-то очаровательная привлекательность в его наружности. Редко удачное сочетание женской мягкости и мужской твердости. Изящный, тонкий характер всей фигуры, до зрелого возраста сохранявшей молодую свежесть. Лицо продолговато-овальной формы отличалось чистотой, ровным румянцем, белизной и оттенялось светло-каштановыми, вьющимися шелковистыми волосами. Тонкая приятная улыбка красиво очерченных полных губ, и рот при детском звонком смехе обнажал ряд ровных зубов как бы из молодой слоновой кости. Все это освещали глаза цвета бирюзы, которую он так любил. Из них один погиб, отсюда прозвище князя Полифем. Энергичный вид придавали ему брови, приподнятые к концам, разделенные правильно очерченным, несколько крупноватым орлиным носом. Широкая выпуклая грудь и округлые плечи при высоком росте и пропорциональности всего постава напоминали сложением античную статую. Сходство с нею усиливал наклон головы и стройный стан. Наружность его отдаляла от созерцателя мысль об искусственной гордости или властности, сквозившей в нем на общественных собраниях или перед фронтом. И даже угловатость решительных движений, опрокидывавших гостиные предметы, напоминала в нем "богатыря-смолянина", каким и величала его Екатерина».

Бурная ночная жизнь была непривычна императрице; она чувствовала постоянный «жар и волнение в крови». «…Уже который вечер сама не знаю что, по-моему, поздно очень ложусь. Все в первом часу, – сетовала Екатерина. – Я привыкла лечь в десять часов. Зделай милость, уходи ранее вперед». А по утрам возникало другое неудобство: «…я было пошла к тебе, но нашла столь много людей и офицеры в проходах, что возвратилась».

«Бесценный муж»

Стремительное возвышение Потемкина вызвало раздражение у многих вельмож. Но его это не смущало. Почитаемому им московскому архиепископу Платону он писал: «Угодно было Всемогущему Богу возвысить меня так, как мне в ум не приходило». Любопытно, что свой придворный «случай» Григорий Александрович подавал как милость Божию, каковая поможет ему служить на благо церкви…

Дуэт Потемкина с императрицей распался – в спальне, но не в политике. Они удачно дополняли друг друга – масштабно мысливший князь и рациональная Екатерина, умевшая сохранять выдержку в любых обстоятельствах

Сама же Екатерина в письмах не раз обращалась к Потемкину cher epoux («дорогой супруг»), «муж», «супруг», «владыко», «муж родной», «бесценный муж», а себя называла женой. Она поздравляла любимого с их собственным праздником: «Голубчик миленький, прямой наш праздник сегодня, и я б его праздновала с великой охотою». Говорила императрица и о святейших узах: «Владыко и cher epoux! <…> Для чего более дать волю воображению живому, нежели доказательствам, глаголющим в пользу твоей жены? Два года назад была ли она к тебе привязана святейшими узами?» Многие историки полагают, что Екатерина с Потемкиным тайно обвенчались; об этом со слов родственников «бесценного мужа» много лет спустя сообщали их потомки. Возможно, церемония состоялась на Троицу 8 июня 1774 года.

Победы на фронте и совместная деятельность Никиты Панина и Потемкина обусловили дипломатический успех. Переговоры с турками, вопреки сопротивлению Орловых, завершились подписанием Кючук-Кайнарджийского мирного договора: к России отошли Кабарда, крепости Керчь и Ени-Кале в Крыму, область между низовьями Днепра и Южного Буга с Кинбурном, а российские корабли получили свободный доступ не только в Черное море, но и в Средиземное через проливы Босфор и Дарданеллы. Молдавия и Валахия обрели автономию, а Крымское ханство было объявлено независимым. Кроме того, у России появилось право выступать в защиту христианского населения Османской империи, то есть вмешиваться в ее внутренние дела.

После подавления восстания Пугачева родственник фаворита боевой офицер Павел Потемкин был назначен начальником секретных комиссий по расследованию и наказанию бунтовщиков. В июне 1775 года правительственные войска заняли другое гнездо казачьей вольницы – Запорожскую Сечь. Последний кошевой атаман угодил на Соловки, но рядовым казакам предложили жениться, обзавестись хозяйством и про­должить службу в качестве нового «верного» казачьего войска. Земли Запорожья вошли в состав Новороссийской губернии, управление которой еще до того доверили Потемкину.

На 12 июля 1775 года были назначены народные гулянья в честь годовщины Кючук-Кайнарджийского мира близ Москвы на Ходынском поле, где лучшие архитекторы России Василий Баженов и Матвей Казаков возвели павильоны, представлявшие города и крепости на Черном и Азовском морях. Но внезапно последовало уведомление о переносе празднеств на неделю по причине болезни императрицы. Все это время она не покидала своих покоев – и только Потемкин и врачи имели к ней доступ. Сама Екатерина в письмах объясняла, что недомогание приключилось из-за немытых фруктов. Что же касается версии, будто 12 или 13 июля она родила дочь, получившую имя Елизавета Григорьевна Темкина, то не в пользу этого свидетельствует отсутствие каких-либо упоминаний о девочке в переписке ее возможных родителей. Ею, в отличие от Алексея Бобринского (еще один бастард, сын Екатерины и Григория Орлова), императрица не интересовалась. Елизавета, которая могла быть дочерью одной из многочисленных любовниц фаворита, воспитывалась в семье уже упомянутого Самойлова, племянника Потемкина, а впоследствии была выдана замуж за грека на русской службе Ивана Калагеорги с весьма скромным приданым.

После празднеств государыня отбыла на «дачу» – в только что купленное ею живописное поместье Черная Грязь, которое она немедленно переименовала в Царицыно и в котором решила построить подмосковный дворец. Екатерина была счастлива и шутливо пеняла своему избраннику: «Кукла, или ты спесив, или ты сердит, что ни строки не вижу. Добро, душенька, накажу тебя, расцалую ужо. Мне кажется, ты отвык от меня. Целые сутки почти что не видала тебя, а все Щербачев и другие шушеры, что пальца моего не стоят и тебя столько не любят, те допускаются до вашего лицезрения, а меня оттерли. Добро, я пойду в General des Jamchiks [ямщицкие генералы (фр.)] возле вас, то получу вход к высокопревосходительному».

«Мы ссоримся о власти…»

Впрочем, идиллия была недолгой. Григорий Александрович стал первой фигурой при дворе, но не подходил на роль трепетного почитателя государыни и безропотного исполнителя ее предначертаний. Правительницу империи он отныне искренне считал принадлежавшей ему, а ее дела – своими делами: «Я хочу быть тут один преимущественно всем прежним для того, что тебя никто так не любил; а как я дело твоих рук, то и желаю, чтоб мой покой был устроен тобою, чтоб ты веселилась, делая мне добро; чтоб ты придумывала все к моему утешению и в том бы находила себе отдохновение».

Портрет Елизаветы Темкиной, в замужестве Калагеорги, предполагаемой дочери Екатерины II и Григория Потемкина.
Худ. В.Л. Боровиковский. 1798 год

Потемкин устраивал сцены ревности, замирения скреплялись клятвами: «Душенька, я взяла веревочку и с камнем, да навязала их на шею всем ссорам, да погрузила их в прорубь. Не прогневайся, душенька, что я так учинила. А буде понравится, изволь перенять. Здравствуй, миленький, без ссор, спор и раздор». Екатерина плакала, клялась в верности, но однажды все же завела нового красавца-поклонника Петра Завадовского. Потемкин был в бешенстве. «Какая тебе нужда сказать, что жив не останется тот, кто место твое займет, – отвечала ему императрица. – Похоже ли на дело, чтоб ты страхом захотел приневолить сердце? Самый мерзкий способ сей не похож вовсе на твой образ мысли, в котором нигде лихо не обитает. А тут бы одна амбиция, а не любовь действовала». Тихий семейный уют оказался невозможным. Екатерина сама вовлекла Потемкина в большую политику – и двум сильным характерам стало тесно в границах личных отношений. Она это понимала: «Мы ссоримся о власти, а не о любви».

Потемкин требовал удалить соперника от двора, но императрица не могла показать свою зависимость: «Просишь ты отдаления Завадовского. Слава моя страждет всячески от исполнения сей прозьбы. Плевелы тем самым утвердятся и только почтут меня притом слабою более, нежели с одной стороны. И совокуплю к тому несправедливость и гонение на невинного человека. Не требуй несправедливостей, закрой уши от наушников, дай уважение моим словам. Покой наш возстановится». Екатерина оказалась права. Завадовский стал генерал-адъютантом и особо приближенным лицом, а Потемкин нашел в себе силы послать ей «резонабельное письмо» с признанием существующей ситуации.

Увеселительные строения у реки Ходынки в трех верстах от Москвы, возведенные для празднования годовщины Кючук-Кайнарджийского мира.
Архитектор М.Ф. Казаков. 1775 год

Летом 1776 года Григорий Александрович отбыл из столицы в Новгород инспектировать войска, и придворные уже были уверены в его падении. Но он вернулся – и, к всеобщему удивлению, вновь занял свои апартаменты и приступил к работе. В том же году Потемкин стал светлейшим князем Священной Римской империи и генерал-губернатором не только Новороссийской, но и Азовской и Астраханской губерний. Их с императрицей дуэт распался – в спальне, но не в политике. Они удачно дополняли друг друга: масштабно мысливший князь то занимался кипучей деятельностью, то впадал в меланхолию, тогда как более рациональная Екатерина умела сохранять выдержку в любых обстоятельствах.

«Министры удовольствий»

В истории российского фаворитизма наступил новый этап – «раздвоение» персон и функций. Потемкин царил в политике, тем более что вышел из тени и официально занял высшие посты президента Военной коллегии (1784) и командующего армией (1787), а также продолжил освоение Новороссии, став генерал-губернатором Екатеринославского (1783) и Харьковского (1787) наместничеств и недавно присоединенной к империи Таврической области (1784). При этом он легко выходил за рамки своих должностей: например, выступал в качестве дипломата при подготовке разделов Польши, играл заметную роль на Кавказе или в сложных отношениях с Англией. Вплоть до своей смерти в 1791 году Потемкин оставался ближайшим советником императрицы.

А во дворце сменяли друг друга «министры удовольствий» – красавцы, чьей задачей было заполнять часы отдохновения Екатерины, сопровождая ее в театр или «эрмитаж», составляя ей компанию на прогулках или за карточным столом, разделяя ее увлечение античными памятниками или изысканными камеями. Все эти бравые молодые люди появлялись не без ведома Потемкина. Очередные любимцы Семен Зорич, Иван Римский-Корсаков, Александр Ланской, Александр Ермолов, Александр Дмитриев-Мамонов попадали в «известную должность» из адъютантов светлейшего князя и по его воле. «Вышел из случая Иван Николаевич Корсаков, а место его заступил Александр Дмитриевич Ланской. Корсакову пожаловано было в Могилевской губернии 6000 душ, 200 000 рублей для путешествия в чужие края, брильянтов и жемчугов было у него, как ценили тогда, более нежели на 400 000 рублей», – писал в мемуарах внучатый племянник Потемкина генерал-майор Лев Энгельгардт.

Интересоваться политикой молодым красавцам не полагалось: в лучшем случае они исполняли роль секретарей-порученцев. Практичная Екатерина требовала от них соблюдения правил: «Будь верен, скромен, привязан и благодарен до крайности» – и поощряла к делам в соответствии со способностями каждого. Способности же были разными. Дмитриев-Мамонов сочинял пьесы, Римский-Корсаков играл на скрипке и, по компетентному мнению государыни, был призван служить моделью для живописцев и скульпторов, Ланской коллекционировал «антики».

Молодые генерал-адъютанты не управляли государством, а только скрашивали досуг императрицы. Томный «Петруса» Завадовский скоро наскучил ей и был с почетом отставлен. В 1779 году Екатерина выставила из Зимнего дворца Римского-Корсакова, как только он посмел назвать Потемкина «общим врагом». Зорич и Ермолов также были изгнаны из ее покоев, когда попытались интриговать против князя.

Только последний фаворит Платон Зубов был не из этого гнезда. Кажется, после смерти светлейшего Екатерина желала сделать из Зубова нового Потемкина. Молодой человек стал генерал-фельдцейхмейстером, унаследовал генерал-губернаторство на юге и даже получил командование Черноморским флотом, но остался лишь в меру старательным исполнителем. Стареющая императрица отмечала, что Зубов «не имеет собственного мнения», теперь почитая это достоинством… 

ЧТО ПОЧИТАТЬ?

Каменский А.Б. «Под сению Екатерины…» Вторая половина XVIII века. СПб., 1992

Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка. 1769–1791. М., 1997

Лента времени

30 сентября (11 октября) 1739 года

Григорий Потемкин родился в селе Чижёво Смоленской губернии в семье отставного офицера.

1755 год

Поступил в гимназию при Московском университете.

Не позднее 1761 года

Начал службу в Конной гвардии, в которой числился с 1754 года, произведен в вахмистры.

1762 год

Принял активное участие в перевороте, приведшем к власти Екатерину II.

Август 1763 года

Стал заместителем обер-прокурора Синода Ивана Мелиссино.

1767 год

Участвовал в работе Уложенной комиссии, исполнял должность «опекуна татар и иноверцев».

Сентябрь 1768 года

Пожалован чином камергера.

1769 год

Во время войны с турками волонтером отправился на фронт, получил звание генерал-майора.

1770 год

Под командованием генерал-аншефа Петра Румянцева участвовал в сражениях при Рябой Могиле и Ларге. Награжден орденом Святого Георгия 3-й степени.

1774–1776 годы

Был фаворитом Екатерины II.

1776 год

Получил титул светлейшего князя Священной Римской империи, стал генерал-губернатором Новороссийской, Азовской и Астраханской губерний.

1778 год

Заложил Херсон с гаванью и верфью. Под руководством Потемкина началось строительство Черноморского флота.

1783 год

Принял присягу крымской знати на верность Российской империи. Крым вошел в состав России без единого выстрела.

1784 год

Стал фельдмаршалом, назначен президентом Военной коллегии и генерал-губернатором Таврической области.

1787 год

Организовал путешествие Екатерины II в Крым, удостоен почетной приставки к фамилии – Таврический.

1787–1791 годы

Во время Русско-турецкой войны командовал главной (Екатеринославской) армией.

Декабрь 1788 года

Руководил победным штурмом турецкой крепости Ачи-Кале (Очаков). Награжден орденом Святого Георгия 1-й степени.

5 (16) октября 1791 года

Умер в дороге близ молдавского села Старые Радены.