Сказки об Ильиче

Дедушка Ленин – так привычно называли его несколько поколений советских детей.

Идеология большевиков вроде бы противоречила созданию культа вождя. Но, как откровенничал Владимир Маяковский, «кто ж удержится, чтоб славу нашему не воспеть Ильичу». Историческая закономерность оказалась сильнее идей коллективизма. В хаосе смуты, когда «еще закон не отвердел», невозможно было сплотить людей только новыми заповедями, пусть даже напоминающими построение «царства Божьего на земле». Был необходим яркий образ – персонификация политики.

Плакат. Худ. А. Коссов. 1951 год

Культ и его служители

Культ формировался не только сверху, но и снизу: в известном смысле широкие народные массы видели в Ленине «великого царя», чьи портреты, как и положено, висели в красных уголках, среди икон. К тому же у этого «царя» сложилась репутация чуть ли не народного героя, печальника горя простых людей, почти святого.

Царей их подданные разглядывали на страницах ежегодных популярных календарей, любовались изображениями государей в самых распространенных учебных книгах. После смерти вождя революции и в СССР буквари, азбуки и прописи не обходились без его портрета. Но идеологи понимали: если представлять Ленина лишь как обязательный официоз, это может вызвать обратную реакцию, набить оскомину. А значит, он должен стать героем остросюжетных сказок, былин, историй. И очень важно, чтобы образ Ленина оказался родным и близким для детей – тех, кому принадлежит будущее, ради которого и совершаются революции. Вместе с тем их считали представителями уже советского поколения, не связанного с «идейными пережитками» царского времени.

Сам Ленин, вероятно, ужаснулся бы, узнав, что детей воспитывают на его примере, публикуя сотни близких к реальности и совсем фантастических сюжетов о детстве, юности и зрелости «любимого Ильича». Настоящий Владимир Ульянов, судя по всему, был искренним сторонником марксистской концепции истории, в соответствии с которой не стоит сосредотачивать внимание на роли личности и создавать из председателя Совнаркома сверхчеловека. Как известно, он не любил ни юбилейных славословий, ни стихов «о себе родном». Показательно, что индустрия массовой детской литературы о Ленине зародилась только после его смерти.

На многих сильное впечатление произвел феномен Мавзолея. С ним связаны легенды о том, как Ленин «жив лежит на Москве-реке, под Кремлевской стеной белокаменной». «И когда на заводе винтик спортится али, скажем, у нас земля сушится, поднимает он свою голову и идет на завод, винтик клепает, а к полям сухим гонит облако. Он по проволоке иногда кричит, меж людьми появляется. Тот, кому довелось внимать речи его, тот навеки пойдет путем правильным. Часто слышат его съезды партии, трудовой народ. Только видеть его не под силу нам» – этот сказ записали в Иваново-Вознесенской губернии в 1925 году. Однако нечто подобное в то время передавали из уст в уста по всей стране – сложенное, как правило, в напевном былинном стиле.

Впрочем, для юных читателей народную фантазию следовало адаптировать, и канон в своих воспоминаниях о вожде, предназначенных для детей, набросали близкие к нему люди – Надежда Крупская, Владимир Бонч-Бруевич и Анна Ульянова-Елизарова, рассказавшая о детских и гимназических годах своего младшего брата. В 1926-м появился сборник «Детям о Ленине», который на долгое время стал своего рода хрестоматией детской ленинианы. Отрывки из этих книг печатали в букварях – и по ним миллионы мальчишек и девчонок учились читать. Правда, эти очерки были несколько суховаты, им не хватало литературной фантазии.

Наследники основателя Советского государства прагматично решали социальную задачу: надо было так преподнести новый жизненный уклад юному поколению, чтобы ни у кого не возникало сомнений в его справедливости. В том, что советская власть соответствует интересам всех и каждого. Писать об этом в стиле политинформации – значит испортить всю затею. Детям просто станет скучно. Им нужны яркие символы, приключения, легенды. На основе детской документалистики более художественный образ вождя должны были создать писатели. И они, а также народные «былинники речистые» взялись за дело – вместе с художниками, которые работали над книжками о Ленине.

Внедренный в сознание

В 1939 году Александр Кононов (до этого он был известен по залихватскому роману о первой пятилетке «Упразднение Мефистофеля. Хроника событий и чувств») выпустил «Рассказы о Ленине», которые потом переиздавались 132 раза на 66 языках – общий тираж составил более 10 млн экземпляров. Писатель, как правило, брался за сюжеты, уже ставшие легендарными, – о Ленине в шалаше на берегу озера Разлив, о елке в Сокольниках, о «лампочке Ильича», загоревшейся в деревне Кашино, о субботнике, на котором вождь норовил взяться за самый тяжелый конец бревна, – и расцвечивал их диалогами и деталями. Кононов владел исключительно важным для детской литературы приемом: создавалось впечатление, что он ведет разговор о серьезных вещах со школьниками как со взрослыми.

Михаил Зощенко обратился к ленинской теме в пору взлета своей популярности. Читатели буквально требовали его рассказов – и редакции боролись за знаменитого сатирика, предлагая ему повышенные гонорары. Однако за ним укрепилась репутация язвительного бытописателя коммунальных склок. То, что он начал публиковать детские истории о Ленине, вызвало удивление. Причем Зощенко и в лениниане во многом остался верен своей манере: его рассказы написаны разговорным, «простецким» языком, в них всегда есть интрига – признается ли Володя Ульянов матери, что разбил графин, сумеет ли революционер Ленин перехитрить жандармов… Писатель считал, что эти вещицы предназначены для ребят дошкольного возраста. И действительно, со многими из них детвору знакомили в самом раннем возрасте. А некоторые вошли в программу для младших классов.

В наше время может показаться, что Зощенко сочинял своего рода анекдоты – забавные рассказы, в подтексте которых автор посмеивается над своим героем. Над Лениным-подростком, исполнявшим страшным голосом песенку про серенького козлика, чтобы напугать младшего брата Митю; над Лениным-подпольщиком, мастерившим в тюремной камере чернильницы из хлеба, чтобы писать молоком, и поедавшим все это, как только появлялись охранники; над Лениным-вождем, стоявшим в очереди, будучи председателем Совнаркома, в обыкновенную парикмахерскую, чтобы побриться. Иронии и гротеска там в самом деле хватает. Иногда возникает впечатление, что писатель дурачится, но исследователи творчества Зощенко заметили в его лениниане совсем другие тенденции. Он увлекался идеями Фридриха Ницше, верил, что будущее создают «сверхчеловеки». И Ленин у него именно такой герой – волевой, целеустремленный и добивающийся своего.

Кроме того, как бы ни был ироничен тон повествования, Ленин у Зощенко всегда безупречен, что и требовалось «кураторам проекта». Чего стоит только такой пассаж: «Конечно, для товарища Ленина можно было бы найти наилучшую еду. Но он запрещал это делать. Он не мог позволить себе сытой жизни, когда голодала вся страна. И он даже чай пил без сахара». Это врезается в память, прочно входит в наше представление о великом революционере. Насколько твердо верил Зощенко в то, что исторический Владимир Ульянов был именно таким, не столь важно. Писатель создавал идеальный образ, над которым работал два десятилетия – с начала 1920-х до военных лет. И дотошная цензура не находила в зощенковских рассказах о Ленине никакого криминала. Пожалуй, единственным исключением стала история о том, как студент Ульянов бросил курить. Хотя этот рассказ доказывал, что «у Ленина была огромная воля», «кураторы» предпочитали вообще не напоминать детям, что вождь когда-либо потягивал папироски.

Ленин стал и сказочным, и приключенческим героем. Во многих рассказах он напоминал доброго волшебника, который неожиданно приходит на помощь самым маленьким. Вот у того же Зощенко мальчик, сын некоего революционера, скучал, пока его отец готовился к партийному собранию. Ленин (оставаясь неузнанным) занял его игрой и даже подарил игрушку – лодочку с парусом. Это классический сказочный сюжет.

В детских книгах вождь редко демонстрировал крутой нрав. Все в нем казалось благостным – от картавости до прищура с лукавинкой. Пожалел лисицу на охоте – уж слишком она была красива, не смог стрелять; никак не наказал грубоватого печника; похвалил часового, который не пропускал его в Кремль без пропуска; в Горках любовался снегирем и грустил, когда он на день пропал из виду… Предполагалось, что такими станут люди при коммунизме – волевыми, но добродушными. Такой образ вождя и внедрялся в сознание.

Диккенсовский герой

В итоге лениниана сопровождала каждого советского ребенка с первых шагов в его жизни. Проект оказался успешным: в известной степени Ленин стал для ребят настоящим дедушкой, родным человеком. И никого не удивляло, что в названиях сборников детских рассказов о вожде часто сквозила личная нота: «Самый дорогой друг», «Наш Ильич». Портреты кудрявого Володи Ульянова можно было встретить в каждом парке, а представить себе советский школьный класс без фотографии Ленина над доской просто невозможно. Да и в детских садах без Ильича не обходились. «Воспитатель учит узнавать В.И. Ленина на портретах и иллюстрациях, вызывает чувство любви и уважения к нему» – это из указаний для работы с двух-трехлетними малышами из «Программы воспитания в детском саду». В результате азы знаний о жизни и деятельности Ленина в СССР действительно усваивал каждый дошкольник. И каждый знал его в лицо – и в детском ореоле кудрей, и взрослым, в кепке или без.

Об Ильиче и после войны сочиняли десятки книг для детей – там все реже повторялись сюжеты, ставшие хрестоматийными (ведь Кононова, Зощенко, Бонч-Бруевича и других исправно переиздавали), и все чаще писатели давали волю фантазии. Образцов ленинианы для самых маленьких хватало. Пришло время приобщить к «сакральной» теме подростков. Этим занялась Зоя Воскресенская – выдающаяся разведчица, которая в отставке стала писать для детей и юношества и считалась мастером ленинской темы.

Самые популярные ее книги посвящены симбирской жизни семьи Ульяновых. Воскресенская писала в диккенсовском духе – сентиментально, но с налетом таинственности. Так, что хотелось скорее дочитать рассказ до конца, чтобы узнать, например, какой секрет готовили дети маме на день рождения. Героям Воскресенской сопереживали, сочувствовали. В ее книгах находилось место и для лирических нот. Сам Володя Ульянов у нее вовсе не держался как заведомый гений. Он умел мыслить, дружить, но нам не менее интересны его братья и сестры, его друзья. Это психологически тонкая проза, и, только повзрослев, став революционером, Ульянов у Воскресенской превращался в подвижника. Но и тогда он то и дело вспоминал свои детские игры в индейцев и лихо стрелял из лука вместе с мальчишками, будучи уже видным революционером.

Тираж книг Воскресенской о Ленине превысил 20 млн экземпляров. Даже в условиях книжного дефицита детская лениниана процветала. В этом смысле сполна реализовался принцип, который сформулировал секретарь ЦК Михаил Суслов: «На идеологии мы не экономим». «Нужные» книги выходили колоссальными тиражами, с яркими иллюстрациями, стоили крайне недорого и стали частью советского повседневного ритуала. Эти издания получали в подарок первоклассники, которых принимали в октябрята, и третьеклассники, которым повязывали пионерские галстуки. Кстати, и пионерская организация, и комсомол носили имя Ленина. Советские люди, как правило, даже не задумывались, что «самый человечный человек» присутствует в их жизни с раннего детства до глубокой старости. Это продолжалось до 1991 года – пока существовала страна, отцом-основателем и символом которой был Владимир Ульянов (Ленин).

Плачи о вожде

Ленин стал главным героем не только жизнерадостных детских рассказов, но и плачей, «покойнишных воев» – одного из самых старинных фольклорных жанров. Они появились в печати сразу после смерти вождя. Скажем, в книге Николая Хандзинского приводится текст причитания, или «воя по Ленине», 16-летней девушки из Иркутска: «Ой ишо хто у нас будит заведавать? <…> Ой уш, как стань-ка ты, умна галоушка». Новая волна таких публикаций наряду с появлением радиозаписей «воев» началась в 1937 году. Фольклористы специально ездили к знаменитым сельским плачеям, проводили с ними разъяснительную работу. В этих причитаниях по традиции весть о смерти героя приносила птица. Но в финале плачеи демонстрировали политическую грамотность: «А как после революции / Была данная нам волюшка, / Воля вольная свободушка. / Мужовей мы не боялися, / Свекру мы не покорялися, / Да свекровам мы не кланялись, / А куды вздумаем – отправимся: / Уж мы в клуб на постановочки, / В сельсовет да на собрание». В стране с преобладанием сельского населения такие образцы жанра превращались в эффективную пропаганду. 

«В творчестве народов Востока»

Сказки о Ленине слагали и на Советском Востоке. Так, в начале 1930-х молодой Леонид Соловьев, будущий автор знаменитой повести о Ходже Насреддине, издал книгу «Ленин в творчестве народов Востока» – сборник узбекских, таджикских и киргизских песен и сказаний. Некоторые мемуаристы утверждали, что все эти сказания Соловьев придумал сам. Но он скрупулезно указывал источники всех народных произведений – и, по-видимому, был все-таки не автором, а редактором услышанного. Восточные сказители, как правило, не имели представления о политической линии партии. Для них Ленин являлся просто некой мощной силой, богатырем, вступающим в схватку со злыми духами. Они сравнивали вождя революции с Александром Македонским, о котором имели столь же приблизительные сведения. А противостоял Ленину в их произведениях злой колдун Кучук-адам, чье сердце «давно поросло отвратительной коростой злобы и бесчестья». Эти истории сыграли свою роль в довоенные годы, но позже их практически не переиздавали. Для октябрят, «внучат Ильича», и пионеров послевоенного времени это выглядело уже слишком экзотично.

Что почитать?

Богданов К.А. Vox Populi: фольклорные жанры советской культуры. М., 2009

Сказки о Ленине. Автор-составитель А.А. Замостьянов. М., 2023