Архитектор коллапса

Сто лет назад родился Александр Яковлев – один из наиболее спорных деятелей горбачевской перестройки. О его роли в истории нашей страны в интервью «Историку» размышляет профессор Лондонской школы экономики и политических наук Владислав Зубок.

Беседовал Владимир Рудаков

Владислав Зубок

Кто-то считает Яковлева главным идеологом – «архитектором» – демократических преобразований в нашей стране, «диссидентом» внутри коммунистической системы, ратовавшим за обновление советского общества на принципах народовластия и свободы слова. Кто-то уверен, что он предал ту систему, которой служил на протяжении десятилетий и которая вознесла его, простого крестьянского паренька, прошедшего войну, на самую вершину советского властного олимпа. Есть те, кто и вовсе полагает, что Яковлев был агентом влияния американских спецслужб и поэтому сознательно делал все, чтобы разрушить Советский Союз. Владислав Зубок, автор книги «Коллапс. Гибель Советского Союза» (Collapse: The Fall of the Soviet Union), вышедшей в 2023 году на русском языке, имеет на этот счет свое собственное мнение. 

Деконструктор

– Александра Яковлева часто называют «архитектором перестройки». Нет ли здесь преувеличения?

– Безусловно, есть. И я, кажется, понимаю, почему так произошло. По документам, что я видел (в частности, по наблюдениям помощника президента СССР Анатолия Черняева, который долгие годы работал в ЦК КПСС и примерно с 1950-х годов знал Яковлева), заметны амбиции Александра Николаевича и его ревнивое отношение к Михаилу Горбачеву. Черняев неоднократно отмечает неудовлетворенное самолюбие Яковлева, еще в 1960-е полагавшего, что его мало ценят и продвигают. Определенные основания для этого были: достаточно сказать, что целых четыре года – с 1969-го по 1973-й – он был и. о. заведующего Отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС. Приставка «и. о.» не могла ему нравиться. А затем его и вовсе отправили в почетную ссылку послом в Канаду – на долгих 10 лет. Перестройка была своеобразным реваншем для Яковлева. И он действительно считал себя ее «архитектором».

– В окружении Горбачева Яковлев выдвинулся на первые роли относительно поздно – перестройка уже несколько лет шагала по стране…

– Перестройка зашагала по-настоящему только с конца 1986 года. А Яковлев был в очень доверенном узком кругу Горбачева еще до марта 1985-го. Просто Горбачеву понадобились какое-то время и съезд КПСС, чтобы продвинуть Яковлева в кандидаты, а затем и в члены всемогущего Политбюро. В июле 1985 года он стал куратором идеологии и агитпропа, то есть фактически занял тот пост, с которого в 1973-м был отправлен из аппарата ЦК послом в Канаду. Но теперь он вернулся на Старую площадь уже в качестве всесильного «главного идеолога партии». До весны 1988 года Яковлев делил эту роль с Егором Лигачевым, вторым лицом в Секретариате ЦК, но потом Горбачев отдал под его кураторство всю пропаганду, и прежде всего работу со СМИ.

– Получается, это усилиями его подчиненных – главных редакторов демократических СМИ – был создан образ Яковлева как «архитектора перестройки», практически равновеликого Горбачеву?

– Да, но это именно образ. Я думаю, у Яковлева была обида: он старше, опытнее, в чем-то изощреннее и умнее Горбачева, но всегда на вторых ролях. А Горбачев и Эдуард Шеварднадзе – на первых. Они действительно рулят, они – кумиры Запада, а он – нет. Конечно, для Яковлева как человека амбициозного это могло быть обидным. В то же время выражение «отец гласности» было со временем подхвачено западными СМИ, и Яковлев не возражал. Видные американцы, такие как госсекретарь Джеймс Бейкер, Збигнев Бжезинский, Джордж Кеннан, встречались с Яковлевым, приезжая в Москву, чтобы узнать, что происходит в высших советских эшелонах власти.

Самые важные решения по экономическим и конституционным реформам принимались другими людьми, Яковлев играл второстепенную роль. Я бы употребил иное выражение: Яковлев был не архитектором, а, наоборот, деконструктором – фактически он занимался «разыдеологизированием» советской системы. 

Да и роль самого Горбачева ни в коем случае нельзя преуменьшать: он не был ведомым своими соратниками, скорее наоборот. Все сколько-нибудь значимые решения принимались Горбачевым, а не Яковлевым, Шеварднадзе или Рыжковым. Такова была система. Генеральный секретарь доминировал на заседаниях Политбюро и нередко использовал Яковлева и других как громоотвод для недовольства, когда решения и их последствия были непростыми и спорными. 

С Лениным в голове

– Перестройку изначально пытались провести по ленинским лекалам. Отсюда интерес к нэпу, бесконечные цитаты вождя про «социалистическую демократию» и «живое творчество масс». Авторы перестройки имели адекватное понимание того, в какой стране они живут и на каких основаниях можно ее развивать?

– Нет, конечно. Потому что такого адекватного понимания, наверное, и не могло быть ни у кого. Даже у «сверхдиссидентов», которые занимали позицию полного отрицания существующего строя. Отсутствовала нормальная циркуляция информации в стране, не было опросов общественного мнения и развитой социологии как таковой. Поэтому слово «адекватный» в данном случае совершенно…

– Неадекватно?

– Именно. Конечно, члены Политбюро были намного более информированы, чем простые советские граждане, но притом изолированы от жизни простых людей и незнакомы с элементарными проблемами, с которыми сталкивалась советская экономика. То, что они совершенно не могли представить себе, как реально живет страна и куда ее вести, – это абсолютно точно.

– В итоге они решили уцепиться за «наследие» Ленина, которого к тому моменту уже шесть десятилетий не было на свете…

– За что-то же надо было уцепиться! Ленинизм, пусть и очень приглаженный, сахарно-рафинадный, был как общий знаменатель. Почти никто Ленина уже не читал, но все что-то слышали. «Земля – крестьянам! Фабрики – рабочим! Вся власть – Советам!», например. При наличии выцветшей и истончившейся идеологической ткани нужно было на что-то опереться. К тому же для Горбачева и людей его поколения Ленин выступал со времени XX съезда КПСС как антипод Сталина внутри партии, а ведь речь в годы перестройки, по сути, шла о демонтаже сталинского «наследия», но под партийным руководством.

– Главный идеолог партии Яковлев, на ваш взгляд, был верным ленинцем или до определенного момента, что называется, просто прикидывался?

– Жизнь человека – большая загадка, а эволюция его взглядов – загадка еще более сложная. Яковлев был умный человек и, в отличие от многих партаппаратчиков, которые делали карьеру в конце 1980-х годов, имел богатый жизненный опыт. Прошел фронт, был тяжело ранен. Потом окончил Высшую партийную школу (ВПШ), затем Академию общественных наук при ЦК КПСС. Простому ярославскому крестьянскому парню этот опыт многое дал. Прежде всего развил в нем тягу к знаниям. А в 1958-м его на год послали на стажировку в Колумбийский университет. Прошло пять лет после смерти Сталина, два года после того, как на ХХ съезде партии развенчали культ личности и случилось восстание в Венгрии. Эти события невозможно было не отрефлексировать. И вот Яковлев в группе, состоящей из 18 советских аспирантов, едет в Нью-Йорк. Что такое тогдашний Нью-Йорк после Ярославля и Москвы?! Они учились у ведущих американских социологов и политологов, могли читать любую литературу, наблюдать жизнь американцев. На его представления о ленинизме все это – ХХ съезд, Венгрия, поездка в США – не могло не повлиять. Я полагаю, после этого Яковлев перестал думать как ортодоксальный сталинист, каковым он, как и многие в аппарате в те времена, был вплоть до 1956 года. Но в ту пору он не мог действовать как реформатор. Все-таки Яковлев был частью системы и поступал сообразно ее законам.

Александр Яковлев (крайний справа) во время стажировки в США. 1958 год

Премьер-министр Канады Пьер Трюдо с сыновьями и советский посол Александр Яковлев с внучкой на представлении Московского цирка в Оттаве. 1977 год

Штрихи к портрету 

– Как человек с такой безупречной партийной биографией смог оказаться в Колумбийском университете?

– Его величество случай. Я видел весь список: в нем в основном кагэбэшники и гэрэушники и только один Яковлев из ВПШ – этакой белой вороной. Но ничего удивительного здесь нет. В январе 1958-го помощник госсекретаря США Уильям Лейси и наш посол в Штатах Георгий Зарубин подписали первое в истории соглашение между СССР и США об обменах в области науки, техники, образования и культуры. Москва надеялась, что таким образом ей удастся развивать научно-техническое сотрудничество с Америкой, и не случайно все эти люди, прибывшие в США, большей частью работали по линии технической разведки, то есть занимались промышленным шпионажем. Все, кроме Яковлева, который специализировался по общественным и политологическим наукам. Думаю, то, что Яковлев оказался среди них, – это лотерея. Кстати, во время стажировки он занимался у Дэвида Трумэна – основоположника теории политического плюрализма. Потом это слово мы обнаружим в лексиконе перестройки… Такова извечная изнанка связей России с западными странами со времен Петра: россияне ехали за передовыми технологиями, но в нагрузку получали вирус вольнодумства. 

– В 1972 году в «Литературной газете» вышла известная статья Яковлева «Против антиисторизма», которая стоила ему карьеры в брежневском ЦК. Зачем он это сделал? 

– Историки считают, что Яковлева сняли за то, что он критиковал русских националистов. Видимо, он просто промахнулся. Это же всё аппаратные игры. Может быть, Яковлев полагал, что, ударив по «русской партии», он как раз выиграет в глазах Брежнева. На нем между тем висел «грешок» из прошлого: говорили, что он одно время был ставленником низложенного соперника Брежнева, члена Политбюро Александра Шелепина, а того как раз связывали с «русской партией», называя чуть ли не ее негласным лидером. Возможно, таким образом Яковлев решил откреститься от своего шелепинского прошлого. Но получилось еще хуже. Брежнев за него не вступился, и его отправили послом в Канаду. 

– То есть ничего личного в отношении русских и «русской партии» он не имел?

– Думаю, у него были личные причины недолюбливать многих из «русской партии» – и те отвечали ему откровенной ненавистью. Яковлеву претили антисемитизм и ксенофобия «русских патриотов», их преклонение перед Сталиным и обеление его преступлений. Ему гораздо ближе были другие люди, скажем так, творческая элита московской интеллигенции. Но я не исключаю, что были и карьерные соображения, о которых мы говорили выше.

– Эпизод, которому в силу дальнейшей карьеры Александра Николаевича задним числом придали излишне большое значение?

– Можно подойти и иначе. Этот эпизод в аппаратных разборках в итоге определил и судьбу самого Яковлева. Он оказался вынутым из коррумпированной среды позднего Брежнева. Иногда то, как интерпретируют наши поступки, становится более значимым, чем наши мотивы в момент совершения этих поступков. После того эпизода в кругах московской интеллигенции за Яковлевым прочно закрепилась репутация врага «русской партии» и противника реставрации «сталинщины». И Яковлев в последующем только подтверждал эту репутацию. 

– Когда Яковлев вернулся с должности посла в Канаде, он сначала стал членом-корреспондентом, а затем и академиком. Он действительно был крупным ученым или это была некая номенклатурная позиция?

– Конечно, номенклатурная, но отражавшая его личное уважение к деятелям науки. Среди них ему, безусловно, хотелось числить и себя. Это была особая среда – люди, занимавшиеся «общественными науками» при ЦК КПСС: референты, писавшие тексты для Брежнева, аналитики, директора институтов, работавших на ЦК. Некоторые из них доросли до академиков – все-таки это статус, значимый в любой системе координат. Понятно, что Яковлев гордился тем, что он член Академии наук.

Агент влияния?

– Как получилось, что глава советского агитпропа в годы перестройки превратился в антикоммуниста и сторонника демонтажа советской системы? 

– А откуда вообще берутся многие революционеры? Из бывшего господствующего сословия, из правящего класса, не так ли? Их можно воспринимать как ренегатов своего класса, а можно – как людей, возглавивших неизбежные перемены. Тут все зависит от вашей оптики.

Яковлев именно такой человек: он отрекся от своего «правящего класса» – от партии. Но нужно при этом иметь в виду, что к тому времени это была уже партия, которая, безусловно, вытоптала вокруг себя всю политическую поляну, частично истребив, частично поглотив всех и вся. Тогда откуда могли выйти разрушители этой системы? Только из ее же собственных недр. Откуда взяться политически и административно опытным людям с привычкой властвовать, знающим систему изнутри и умеющим выстраивать отношения? Диссиденты для этого не годились: посмотрите, в 1990-е ни один из них не стал видным деятелем новой системы власти. Пожалуй, единственный внесистемный человек, который прорвался во власть мимо всех этих так называемых шестидесятников, – Владимир Жириновский. Ну, может быть, еще Анатолий Собчак, но и то ненадолго.

– Это вы объяснили с точки зрения системы. А если говорить с точки зрения конкретного человека? 

– Сам Яковлев (и не он один, также Георгий Арбатов, Анатолий Черняев, Георгий Шахназаров, Евгений Примаков, например) писал о том, что давно, еще до перестройки, он стал «диссидентом внутри системы». Но можно ли верить этим текстам? Человек так устроен, что всегда конструирует внутри себя самооправдательный нарратив. Он его создает либо тогда, когда задумывает сменить свою позицию, либо после. Я думаю, совершенно невозможно раскопать по текстам и заявлениям, написанным или сделанным вдогонку, то, какую эволюцию проделал тот или иной человек, что называется, «в моменте». По крайней мере, я бы однозначно не стал доверять, потому что человек написал про эволюцию своих взглядов после 1991-го, даже после 1989 года. 

– В 1991 году тогдашний глава КГБ СССР Владимир Крючков обвинил Яковлева в том, что тот был то ли завербован западными спецслужбами, то ли просто стал агентом влияния. Как вы относитесь к этому?

– Я не видел никаких документов на этот счет. В таких случаях надо просто брать личное дело, донесения агентов, которые якобы уличили Яковлева, и на основе этого делать выводы. А просто повторять то, что озвучил тридцать с лишним лет назад Крючков, я бы не стал. Не потому, что я симпатизирую Яковлеву больше, чем Крючкову. А потому, что для выводов нужны доказательства, подтвержденные документами. Они за все это время представлены не были.

К тому же что такое «агент влияния»? История спецслужб свидетельствует: зачастую разведчики, считая работающего на них человека агентом влияния, либо заблуждаются, либо сознательно вводят в заблуждение свое начальство (мол, вот какие мы молодцы, перетянули имярека на свою сторону). В действительности же человек может быть себе на уме и из каких-то своих побуждений действовать на определенном этапе в интересах другой страны, но в каких-то ситуациях отходить в сторону. 

Не исключаю, что и здесь мы имеем дело с таким случаем. То, что Яковлев, безусловно, в какой-то момент стал антикоммунистом, начал рассматривать коммунистическую партию как реакционную силу и полагать, что советская военная машина («военщина», как он ее называл) несет угрозу миру, а значит, должна быть максимально ослаблена, сомневаться не приходится. Шеварднадзе в какой-то момент тоже начал так рассуждать и в соответствии с этим действовать: он ездил на официальные переговоры к американцам и заверял, что «я бы, мол, с радостью пошел на уступки, но наши маршалы не дают мне этого, сами с ними договаривайтесь, а уж за мной дело не станет».

Потому и развалился Советский Союз, что возникали совершенно парадоксальные коалиции между людьми, находящимися на самой вершине власти, и внешними силами. Это был «рак системы», когда такие коалиции стремительно разрастались, как метастазы, и пример Яковлева – один из многих. У него к этому времени был свой «идеологический проект»: он полагал, что «сталинщина» все пронизала снизу доверху, что нужно ее искоренить, истребить и тогда, может быть, что-то получится с многострадальной страной. Да, он действительно так считал – это же не американцы выдумали за него! 

Председатель КГБ СССР Владимир Крючков выдвинул против Яковлева весьма тяжкие обвинения, но так их и не доказал. 1990 год

Праздничная демонстрация трудящихся в честь 72-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. 7 ноября 1989 года

Между Горбачевым и Ельциным

– В последний год существования СССР Яковлев дистанцировался от Горбачева. Почему?

– Где-то к концу 1989 года, после принятия съездом народных депутатов СССР решений о секретных протоколах к советско-германскому договору о ненападении 1939 года, к чему Яковлев приложил немало усилий, думаю, он понял, что уже сделал главную работу – запустил демонтаж «сталинщины». Это привело к тому, что в феврале-марте 1990-го партия отказалась от монополии на власть – 6-я статья Конституции была отменена. Но что дальше? Он ожидал, что Горбачев его как-то продвинет на роль, может быть, главы парламента или вице-президента СССР. Но Горбачев на пост председателя Верховного Совета выдвинул близкого к себе Анатолия Лукьянова, вице-президентом стал блеклый Геннадий Янаев. А Яковлев – ловкий оратор и умный политик – остался на вторых ролях. Он выпадал из обоймы Горбачева, у него не было там своего места, которое отвечало бы его амбициям. И он, почувствовав себя брошенным, ненужным, обиделся. Думаю, у него опять взыграло честолюбие. В итоге с конца 1990 года он стал ориентироваться на Бориса Ельцина. 

– Как вы оцениваете роль Яковлева в передаче власти от Горбачева Ельцину? Почему именно он стал посредником у этих антиподов?

– Когда в конце 1991-го Горбачеву надо было уходить из Кремля и получить гарантии своей неприкосновенности и какие-то материальные условия для жизни после отставки, Яковлев стал посредником между двумя президентами. Без него им, видимо, было не обойтись. Ельцин ненавидел Горбачева люто, а тот его презирал, но оба считали Яковлева подходящим посредником. Эта оценка, кстати, в его пользу. 

Президенты провели свой первый многочасовой разговор в Кремле, быстро зашли в тупик и поняли, что им нужен кто-то третий. Вызвали Яковлева, и действительно, беседа пошла более конструктивно.

Яковлев в своих мемуарах намекает, что сам он от этого посредничества ничего не выиграл, хотя другие могут сказать, что все-таки выиграл. По крайней мере, он был одним из немногих членов горбачевского окружения, кто остался при Ельцине если не в первом эшелоне власти, то во всяком случае при власти. В 1990-е Яковлеву было поручено заниматься реабилитацией жертв политических репрессий, он возглавлял РГТРК «Останкино», а затем совет директоров ОРТ – фактически главного телеканала страны, издавал документы советской эпохи.

– Кем, на ваш взгляд, был Яковлев: созидателем или разрушителем, идеалистом или циником? Чего в нем было больше?

– Для крупного политика все эти категории весьма условны, в какой-то момент ему приходится быть циником, в какой-то момент – идеалистом… 

Человека воспринимают по делам. В этом смысле он был безусловным разрушителем того идеологического фундамента, в который люди все меньше и меньше верили, но который, бесспорно, поддерживал единство многонациональной страны. Была масса народа, помогавшего ему, – редакторы газет и толстых литературных журналов, половина Союза писателей – они все страстно хотели разрушить этот фундамент. Но где-то уже в конце 1990 года кто-то из них ужаснулся: что же мы натворили, запустили вирус разрушения и дальше не знаем, что с этим делать. Насколько я знаю, Яковлев никогда так не думал. Напротив, он стал считать себя «демократом» и видел спасение Союза в добровольной демократической конфедерации республик. Это, конечно, была новая форма утопии. Но у меня вызывает величайшее уважение то, что он делал в последние годы своей жизни, восстанавливая имена жертв репрессий, публикуя документы по истории России ХХ века. Он издал тысячи страниц ранее недоступных для изучения документов и выложил их в свободный доступ. Теперь любой исследователь, где бы он ни находился, может с ними работать. И здесь я снимаю перед ним шляпу.

Но Яковлеву на ранних этапах партийной карьеры приходилось приспосабливаться, иначе я не знаю, как можно работать главой агитпропа ЦК КПСС. Был ли он идеалистом или политическим провидцем? Скорее, политическим слепцом, но в годы перестройки, как оказалось, все были политическими слепцами. Страна шла к катастрофе, но никто не понимал, что эта катастрофа буквально за поворотом. Когда читаешь у Черняева, что Яковлев ему предлагал набрать новых людей, отказаться от номенклатуры, от старого государства как такового, «потому что демократия выдвинет новых людей», и вовсе не понимаешь, как мог опытный аппаратчик так рассуждать? Как можно вообще что-то делать в России без государства, без сложившейся бюрократии, без управленческих кадров? Ни одна революция, какой бы насильственной она ни была, не могла полностью сокрушить старые элиты. 

Книжная серия «Россия. XX век. Документы» Международного фонда «Демократия» (Фонд Александра Н. Яковлева)

Михаил Горбачев и Александр Яковлев во время полета в Великобританию в составе делегации Верховного Совета СССР. 1984 год

С начала 1990 года Яковлеву не оказалось места около Горбачева, которое отвечало бы его амбициям. В итоге он стал ориентироваться на Ельцина

Лента времени

2 декабря 1923 года

Родился в деревне Королево Ярославской губернии.

1941–1943 годы

Участвовал в Великой Отечественной войне, командовал взводом морской пехоты на Волховском фронте, демобилизован после тяжелого ранения.

1946 год

Переход на партийную работу.

1958–1959 годы

Стажировка в Колумбийском университете (США).

1960–1973 годы

Инструктор, завсектором, первый замзавотделом, и. о. заведующего Отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС.

Июль 1973 – май 1983 года

Чрезвычайный и полномочный посол СССР в Канаде.

1983–1985 годы

Директор ИМЭМО АН СССР.

1985–1986 годы

Заведующий Отделом пропаганды, секретарь ЦК КПСС.

1987–1990 годы

Член Политбюро ЦК КПСС.

1990 год

Избран академиком АН СССР.

1992 год

Председатель Комиссии при президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий.

1993 год

Президент международного фонда «Демократия» (Фонд Александра Н. Яковлева).

1993–1995 годы

Руководитель Федеральной службы по телевидению и радиовещанию, председатель РГТРК «Останкино».

1995–1998 годы

Председатель совета директоров ЗАО «Общественное российское телевидение» (ОРТ).

18 октября 2005 года

Умер в Москве.

Прибалтийский плацдарм

С инициативой дать политическую и правовую оценку советско-германскому договору о ненападении от 23 августа 1939 года и секретным дополнительным протоколам к нему выступили представители Литвы, Латвии и Эстонии. Главой комиссии съезда народных депутатов СССР по изучению этих документов стал член Политбюро ЦК КПСС Александр Яковлев. 23 декабря 1989-го, выступая на съезде, он признал, что содержание самого договора «не расходилось с нормами международного права». Другое дело – секретный протокол, который СССР тщательно скрывал на протяжении полувека. Яковлев поставил в вину Иосифу Сталину и Вячеславу Молотову предательство «высоких нравственных принципов, заложенных Лениным», и призвал съезд осудить факт заключения секретных договоренностей с Германией. В итоге секретные протоколы были признаны «юридически несостоятельными и недействительными с момента их подписания». Народные фронты Литвы, Латвии и Эстонии тут же воспользовались этим, и в течение весны 1990-го все три Прибалтийские республики де-факто вышли из состава Союза.

«Заговор академиков»

В воспоминаниях Анатолия Громыко, сына министра иностранных дел СССР, рассказывается о той роли, которую сыграли академики Александр Яковлев и Евгений Примаков в избрании Михаила Горбачева генсеком ЦК КПСС. На рубеже 1984–1985 годов, когда жизнь предыдущего лидера страны Константина Черненко подходила к концу, Яковлев по совету Примакова вышел на Анатолия Громыко с предложением, чтобы его отец – влиятельный член Политбюро ЦК КПСС – поддержал на выборах нового главы партии именно Горбачева: «Не буду скрывать, я считаю Горбачева тем человеком, который наиболее подходит для работы на должности генерального секретаря». Сын передал отцу это предложение, и в итоге Андрей Громыко первым взял слово на заседании Политбюро и выдвинул Горбачева на этот пост. Это и решило исход дела. Возглавив партию, Горбачев перевел Громыко с поста главы МИД СССР, который тот занимал с 1957-го, на должность председателя Президиума Верховного Совета СССР. Формально это был высший пост в стране. Громыко занимал его три года – до своего ухода на пенсию в 1988-м.

Пять цитат из Александра Яковлева

О возвращении с фронта на костылях

Вошел в заулок родительского дома и сразу увидел маму. Она шла с ведрами из сарая, где мы держали корову и кур. Увидела меня, ведра выпали из рук. И первое, что сказала: «Что же я делать-то с тобой буду?» И заплакала.

О марксизме-ленинизме

Мой марксистско-ленинский домик, сооруженный из банальностей: социалистический гуманизм, демократия, справедливость, партия – ум, честь и совесть нашей эпохи – и прочего словоблудия, рухнул.

О стратегии и тактике

Для пользы дела приходилось и отступать, и лукавить. Я сам грешен – лукавил не раз. Говорил про «обновление социализма», а сам знал, к чему дело идет.

О социализме

На поверку оказалось, что никакого социализма в Советском Союзе не существовало, а была власть вульгарной деспотической диктатуры. А наши попытки выдать замуж за доброго молодца старую подрумяненную шлюху сегодня выглядят просто смешными.

Об эпохе 90-х

Я был убежден, что стоит вернуть народу России свободу, как он проснется и возвысится, начнет обустраивать свою жизнь так, как ему потребно. Все это оказалось блаженной романтикой. В жизни все получилось во многом по-другому.