Начальник разведки

Лаврентий Берия возглавил Наркомат внутренних дел СССР, когда советская разведка пребывала в глубоком кризисе. А покинул Лубянку, оставив одну из сильнейших спецслужб мира с эффективной сетью нелегалов.

Его предшественник Николай Ежов считал нелегальную работу ненадежным способом добывания информации, попросту не понимал основ секретной службы, относился к резидентам и их агентам как к потенциальным предателям. Ежовские чистки оказались губительными для такого тонкого инструмента, как тайный фронт. Неудивительно, что участились провалы и стало больше перебежчиков.

Здание НКВД СССР на Лубянке. 1939 год

Доказательство эффективности 

Достаточно вспомнить таких невозвращенцев, как Игнатий Рейсс, который в 1937 году выступил во французской печати с разоблачением сталинского режима, или Вальтер Кривицкий, который сдал англичанам несколько десятков советских агентов. Самое высокое положение в ряду бывших резидентов НКВД занимал старший майор госбезопасности Александр Орлов, бежавший из Испании в США от ежовских репрессий. Ежов боролся с прорехами в работе своими методами – новыми арестами. На место осужденных сотрудников часто приходили люди некомпетентные, неспособные к разведывательной службе. Разбираться с последствиями этих серьезных провалов пришлось Лаврентию Берии.

По воспоминаниям уже опытного к тому времени разведчика Павла Судоплатова, Берия производил впечатление «высококомпетентного в вопросах разведывательной работы и диверсий человека». На первой же встрече с новыми коллегами он задал несколько вполне профессиональных вопросов. Берия с самого начала стал заниматься оперативной работой. Еще будучи – формально – начальником Главного управления государственной безопасности НКВД СССР и первым заместителем Ежова, он постарался переключить на себя связи с зарубежной агентурой. Здесь ему помогал опыт участия в секретных операциях на Кавказе, когда приходилось противостоять не только всяческим политическим противникам, но и иранской и турецкой разведке. И Берия с первых недель работы в союзном наркомате требовал информации от нелегальных разведчиков, так как понимал, что обеспечить военную и экономическую безопасность страны без сведений, которые они добывают, практически невозможно.

Поначалу информация эта была крайне скудна. В Берлине и Лондоне просто некому было встречаться с агентами, принимать от них сведения. Так продолжалось год-полтора. В тех условиях, в преддверии и в начале Второй мировой войны, – срок колоссальный. После ежовской зачистки органов перед руководством разведки стояла непростая задача – взять под крыло старых агентов и возобновить их регулярную работу. Каждого из них приходилось дотошно проверять, доверие к ним вполне обоснованно поколебалось. Удивительно, что уже к середине 1940 года (а Берия стал наркомом в ноябре 1938-го), до 80% прежних агентов удалось вернуть к работе. Этому в определенном смысле поспособствовала война. Получили новый импульс антифашистские и просоветские настроения: несмотря на заключение советско-германского договора о ненападении, будущим могильщиком Третьего рейха многие видели только СССР. Вербовать агентов стало чуть легче. Но и заслуги руководства – в первую очередь Лаврентия Берии и Всеволода Меркулова, теперь возглавившего в наркомате Главное управление госбезопасности, – отрицать нельзя.

Руководитель политической разведки должен был постоянно доказывать свою эффективность. Для Иосифа Сталина, пожалуй, главной проверкой Берии на компетентность оказалась ликвидация Льва Троцкого, который стал уже не просто опасным политическим противником вождя СССР, но и центром притяжения для некоторых невозвращенцев, в том числе и тех, кто немало знал о нелегальной зарубежной агентуре Москвы. Например, тот же Орлов объявил о своей приверженности Троцкому, с которым состоял в переписке. Существовал риск, что бывший советский наркомвоенмор может стать самостоятельной фигурой в игре разведок. Москва не могла с этим смириться. Операцию «Утка» под руководством Берии разрабатывали Павел Судоплатов и Наум Эйтингон. Для достижения цели удалось завербовать две группы агентов, которые подстраховывали друг друга в Мексике, а точнее в предместье Мехико Койоакане, где жил Троцкий. Впервые отечественная спецслужба провела столь непростую операцию по ликвидации на другом континенте. Безусловно, после этого успеха в августе 1940 года авторитет Берии как руководителя разведки в глазах Сталина заметно вырос.

Павел Судоплатов. Конец 1940-х – начало 1950-х годов

Агитационный плакат. Худ. В. Дени. 1937 год

Штаб разведки

Берия решил сделать ставку на новое поколение чекистов, пришедших на службу в 1930-е годы. Им предстояло контролировать более опытных, но, по его мнению, не всегда надежных и эффективных асов-нелегалов. В мае 1939-го Берия назначил главой внешней разведки 31-летнего майора госбезопасности Павла Фитина. Он работал в органах всего лишь год, не бывал за границей. Но тогдашний начальник внешней разведки Владимир Деканозов, близкий к Берии, рекомендовал своего молодого заместителя как человека фантастической работоспособности.

Нарком разглядел в Фитине специалиста, который способен полностью посвятить себя делу и выдержать службу с высоким уровнем риска. Он отметил талант аналитика и умение, как в шахматах, просчитывать варианты (это было свойственно и самому Лаврентию Павловичу). К тому же его устраивало, что Фитин в силу своей молодости не был связан с разведчиками революционного поколения, от которых он не собирался полностью отказываться, но считал необходимым брать их под колпак.

Нередко можно прочитать о недоверии, которое, с точки зрения мемуаристов, испытывал Берия к Фитину. Вряд ли это достоверно: нарком не поставил бы столь молодого сотрудника во главе внешней разведки, если бы тот его хоть в чем-то не устраивал. Но Берии необходимо было подстраховаться и окружить нового начальника более опытными людьми. Так, его заместителями стали все тот же Павел Судоплатов и Василий Зарубин. В послужном списке Зарубина, одного из самых образованных чекистов того времени, значилась успешная работа во главе резидентур в Хельсинки, Париже и Берлине. Ну а Судоплатов во второй половине 1930-х провел сложнейшую операцию по внедрению в Организацию украинских националистов [ОУН; решением Нюрнбергского трибунала признана коллаборационистской. – «Историк»] и устранению «украинского фюрера» Евгена Коновальца.

Отныне направлять работу асов, просчитывая тактику, надлежало Фитину, а в конечном счете Берии, который на первых порах стал наставником молодого начальника внешней разведки. Многое решалось на заседаниях «тройки» – Берия, Меркулов, Фитин. Главное слово, естественно, оставалось за наркомом. Так впервые в нашей истории сформировался настоящий штаб разведки, где критически анализировали информацию, поступавшую из всех резидентур. Началась Вторая мировая война, принципиально важных направлений было сразу несколько – германское, британское, японское, американское, даже иранское (в Тегеране усиливались пронемецкие настроения). Появление такого штаба, работавшего в ежедневном режиме, позволяло действовать оперативно, а иногда и опережая противника. 

Лондон. 1940-е годы

На место осужденных сотрудников после ежовской чистки часто приходили люди некомпетентные, неспособные к разведке. Разбираться с последствиями серьезных провалов пришлось Берии

Возвращенные из небытия

Берии удалось разглядеть неординарные способности и выдающегося разведчика Александра Короткова, которого вполне заслуженно коллеги называли «королем нелегалов». Его судьба складывалась негладко. В 1938 году он вернулся из командировки во Францию и вскоре был уволен из органов. Причем сам Берия обвинял его в предательстве. Казалось, это финал как минимум карьеры разведчика. Но Короткову удалось аргументированно доказать свою невиновность – и его вернули в разведку. Это было личное решение Берии – направить Короткова в Берлин с широкими полномочиями. Его миссию признали успешной, поскольку осенью 1941-го 32-летний Коротков, вернувшийся окольными путями в Москву, занял пост начальника 1-го отдела (разведка в Германии и на оккупированных территориях) и входил в круг немногих людей, имевших постоянный прямой выход на Берию. Заслуга Короткова – восстановление накануне Великой Отечественной войны агентурной сети в нацистской Германии. После провалов ежовского времени эта задача казалась невыполнимой. «Звездами» его агентуры стали советник Имперского министерства экономики Арвид Харнак («Корсиканец») и сотрудник разведки германских военно-воздушных сил Харро Шульце-Бойзен («Старшина»). Оба информатора имели отношение к подпольной группе «Красная капелла», которую курировал Коротков.

Ценнейшим агентом советской разведки стал сотрудник гестапо Вилли Леман (он был завербован еще в конце 1920-х, а в 1930-х связь с ним поддерживал находившийся тогда в Германии Зарубин). Леману удалось передать в руки Короткова и, соответственно, Берии копию доклада начальника Главного управления имперской безопасности Рейнгарда Гейдриха «О советской подрывной деятельности против Германии». Эти данные позволили Лубянке вести с немцами игру с позиции силы, не раскрывая свои карты.

Вообще Берия не боялся возвращать на службу людей, на которых в годы Большого террора, казалось, поставили крест. Пожалуй, самый яркий тому пример – Яков Серебрянский, легендарный диверсант. Берия был знаком с ним еще со времен Гражданской войны, когда молодой человек, член партии эсеров, действовал в Закавказье и в Иране. После многолетней нелегальной работы в разных странах Серебрянский был вызван в Москву в связи с бегством Орлова – и осенью 1938-го арестован прямо на аэродроме. В ходе следствия (заметим, уже при Берии) его подвергли «интенсивным методам допроса», и он оговорил себя, согласившись с обвинениями в работе на французскую и английскую разведку. Вряд ли нарком поверил в предательство Серебрянского: как известно, у него имелись надежные сведения, что разведчик честно работал на СССР. Компрометирующих связей и фактов вроде эсеровского прошлого у него хватало, но пай-мальчики с кристальными анкетами не связывают судьбу с нелегальной разведкой и диверсиями. Берия, безусловно, это осознавал. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Серебрянского к расстрелу, хотя на процессе он отказался от данных под пытками показаний. Но вскоре приговор отменили: началась война. По инициативе Берии с сентября 1941 года Серебрянский занимал ответственные посты в НКВД, руководил разведывательно-диверсионной работой в Европе, готовил агентов и целые боевые группы к заброске за линию фронта.

Полковник госбезопасности Александр Коротков (слева) и немецкий генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, подписавший Акт о безоговорочной капитуляции Германии. Май 1945 года

Всеволод Меркулов. 1941 год

За линией фронта

Есть гипотеза, что с 3 февраля 1941 года, после образования Наркомата государственной безопасности (НКГБ) СССР во главе с Меркуловым, Берия перестал руководить внешней разведкой (через месяц после начала войны силовые ведомства опять объединили, а в 1943-м снова разделили). Формально это так: теперь внешняя разведка не подчинялась НКВД. Но у Берии в то время хватало энергии, чтобы по-прежнему держать в руках нити управления, а Меркулова не смущал статус «второго», к которому он привык, будучи «человеком Берии» с 1920-х. Скорее здесь можно говорить о доверии, которое испытывал уже опытный сталинский нарком к Меркулову.

К тому же Берия курировал НКГБ по партийной линии – как кандидат в члены Политбюро, а также как член Государственного комитета обороны. Обязанностей у него тогда было много (кроме круга ответственности главы НКВД – электростанции, железные дороги, металлургия). Но именно в военное время он показал себя одним из лидеров страны, которым сравнительно легко давался чрезвычайный, энергозатратный стиль работы. И нелегальная разведка оставалась в числе его приоритетов. Амбициозный политик, он понимал важность этого направления.

В годы Великой Отечественной и контрразведка, по сути, стала разведкой: на оккупированной территории, где создавались очаги борьбы с врагом, вербовались агенты. А возглавлял эту службу Петр Федотов – бериевский выдвиженец с кавказских времен. Это под его крылом выросли кадры, которые в дни войны стали руководителями диверсионно-разведывательных резидентур: Николай Кузнецов – в Ровно, Иван Кудря – в Киеве, Владимир Молодцов – в Одессе, Виктор Лягин – в Николаеве. Об операциях, подготовленных каждым, написаны тома, во многом эти люди изменили ход войны в первый, самый трудный год оккупации. Казалось, что совмещать крупные диверсии с проникновением в нацистские военные круги невозможно, но им это удавалось. Шли на риск. Все четверо погибли, все стали Героями Советского Союза.

Париж. 1930-е годы

Атомные секреты

Одна из самых ярких страниц в истории отечественной разведки – деятельность Елизаветы Зарубиной, супруги Василия Михайловича. Она начинала службу как переводчица и связистка, но очень быстро показала себя вербовщицей высокого класса. «Элегантная женщина с чертами классической красоты, натура утонченная, она как магнит притягивала к себе людей» – такую характеристику дал ей Судоплатов. Дело, конечно, не только в обаянии. Впечатляет даже беглый список ее кодовых имен и псевдонимов. В Германии – Гутшнекер, в Австрии – Анна Дейч, во Франции – Кочек, в США – Зубилина. В конце 1941 года Берия инициировал назначение ее мужа секретарем посольства СССР в Вашингтоне. По совместительству он возглавил и советскую резидентуру в Штатах. Его супруга сумела организовать нелегальную разведку и передать в Центр наиболее значимые сведения, связанные с разработкой ядерного оружия. 

Контакт с видным физиком Робертом Оппенгеймером советской разведчице удалось установить еще до того, как он возглавил «Манхэттен», американский атомный проект. Она стала подругой его жены Кэтрин. Сеть, созданная Зарубиной в США, включала более 20 ценнейших агентов, и с каждым следовало регулярно встречаться, соблюдая конспирацию, а потом, проанализировав полученные данные, подготовить донесения в Центр, Берии и Фитину. Среди ее агентов выделялась Маргарита Воронцова, супруга скульптора Сергея Конёнкова, жившего в то время в Штатах. Красавица Марго (агент «Лукас») стала «последней любовью» Альберта Эйнштейна. Великий физик невольно оказался источником информации для Москвы. Нелегалы такого уровня, как Зарубины, имели относительную свободу действий, но ключевые тактические решения принимались в контакте с наркомом. Став в конце 1944 года куратором советского атомного проекта, Берия мог опираться на работу разведки в США, на сеть, к созданию которой имел непосредственное отношение. Показательно, что супругов Зарубиных уволили из органов сразу после ареста Берии…

Как оценить «фактор Берии» в работе советской разведки в те годы, когда он был наркомом НКВД? В разных ситуациях он и мешал, и помогал асам невидимого фронта. Но это в той или иной мере неизбежно для человека, возглавляющего спецслужбу. В пользу Берии – его прагматизм, умение трезво оценивать сотрудников и их способности. К тому же руководитель разведки должен быть осведомленным политиком, и Берия, входивший в ближайшее окружение Сталина, был в этом смысле подходящей фигурой. И еще один показательный факт. После падения Берии летом 1953 года почти все его выдвиженцы в разведке и контрразведке были либо арестованы, либо отодвинуты на второй план. К счастью, они оставили наследие – и школу профессионализма, и уникальную сеть нелегалов, которая продолжала работать. 

Василий и Елизавета Зарубины. 1930-е годы

Что почитать?

Колпакиди А.И., Прохоров Д.П. КГБ. Спецоперации советской разведки. М., 2000 

Колпакиди А.И., Прохоров Д.П. Внешняя разведка России. СПб., М., 2001