Крест над Святой Софией
№102 июнь 2023
Со времен Ивана III Запад пытался втянуть Россию в войну с турками и именно поэтому периодически разыгрывал константинопольскую карту: мол, московский государь – преемник византийских императоров, ему на роду написано отвоевывать Царьград. В Москве прекрасно понимали, что конфликт с Османской империей, которая тогда значительно превосходила Российское царство в военном отношении, – самоубийство. На тот момент практически нерешаемой оказывалась даже задача одолеть Крымское ханство – вассала турок. Кроме того, никто не собирался таскать каштаны из огня в интересах «западных партнеров»: даже в случае победы удержать Константинополь Москва, не имевшая флота, не смогла бы.
Цареградские мечтания
Первым русским монархом, который стал серьезно задумываться о походе на Царьград, был Алексей Михайлович. Сказалась любовь к грекам. В начале своего царствования он признавался константинопольским купцам, что хочет избавить христиан от турецкой неволи. Однако война за Украину отвлекла его от цареградских мечтаний. Лишь в конце XVII века – с первой масштабной Русско-турецкой войной 1672–1681 годов – внимание Москвы вновь обратилось к Константинополю. В результате в правление царевны Софьи (1682–1689) Россия присоединилась к католической Священной лиге и втянулась в крайне обременительные для нее боевые действия.
Поняв тупиковый характер этих усилий, молодой царь Петр Алексеевич перенес свою активность на Балтику. Но после Полтавской виктории судьба опять занесла его на юг. Османский султан неожиданно ввязался в войну на стороне потерпевшего поражение шведского короля Карла XII. Необходимо было отвечать – и Петр I увидел в этом небесное знамение. Победитель шведов теперь намерен был сокрушить и османов. Молдавский и валашский господари выражали желание перейти в российское подданство. По их сведениям, сербы и болгары собирались восстать против турок и тем самым отвлечь на себя значительные вражеские силы. Это позволило бы Петру с 50-тысячной армией решительно устремиться к Константинополю. В 1711 году гвардейские полки получили красные знамена с золотыми крестами, надписями «Сим победиши» и «За имя Иисуса Христа и христианство». Русский царь шел вперед как новый император Константин Великий.
По европейским меркам выступившая в поход армия Петра была громадной силой – но только не по турецким. Население Османской империи превышало российское примерно в три раза. Турецко-татарское войско было гораздо менее обученным и дисциплинированным, однако численно существенно превосходило русскую армию, которая, помимо того, оказалась лишена коммуникаций и обеспечения. Прутский поход 1711 года едва не обернулся полнейшей катастрофой. Это была единственная проигранная Россией в XVIII веке война. Она надолго отвадила Петербург от каких-либо серьезных планов в отношении Царьграда. Возврат к ним произошел лишь при Екатерине Великой.
Медаль на рождение великого князя Константина Павловича 27 апреля 1779 года
Константинопольский престол планировалось передать второму внуку Екатерины II – великому князю Константину Павловичу
«Греческий проект»
Русско-турецкая война 1768–1774 годов началась практически по тому же сценарию. Султан Мустафа III опасался усиления влияния России в Речи Посполитой и развязал конфликт. Однако эта война стала переломной в истории Османской империи. В 1770 году турки потерпели оглушительные поражения на суше и на море – у реки Кагул и в Чесменской бухте. Военное искусство русских теперь позволяло им громить османов систематически. Но и на этот раз поднять крупное антиосманское восстание не удалось.
По условиям Кючук-Кайнарджийского мира 1774 года российские торговые суда получили право беспрепятственно проходить через Черноморские проливы. Россия официально становилась покровителем православных подданных султана, каковых насчитывалось не менее трети населения империи. Это были и греки, и славяне, и грузины, и немалая доля арабов. В самом Константинополе греков проживало едва ли не половина города.
Началось строительство Черноморского флота России. Наблюдавшие за этим процессом австрийские дипломаты уже предполагали, что занятие османской столицы для русских – дело ближайшего времени. В ходе русско-австрийских переговоров 1780 года оформился «Греческий проект» Екатерины II. Одним из главных его вдохновителей являлся всесильный фаворит и тайный муж государыни Григорий Потемкин. Но были и другие, более ранние поборники этой идеи – российский государственный деятель немецкого происхождения фельдмаршал Христофор Миних и французский философ Вольтер. Последний мечтал посетить Константинополь после изгнания из него турок. Философ советовал учредить еще одну столицу в Афинах, воссоздать академию изящных искусств и активно развивать греческое языковое пространство. Русский язык рассматривался им в качестве исторического преемника, а официальное двуязычие в таком случае виделось Вольтеру вполне естественным – подобно существованию латыни и европейских национальных языков на Западе.
В рамках всего этого проекта Австрия получила бы Западные Балканы, а к востоку появилась бы Греческая (или Восточная) империя со столицей в Царьграде. Константинопольский престол планировалось передать только что родившемуся второму внуку российской императрицы – великому князю Константину Павловичу. Его старший брат Александр предназначался для Петербурга, а это предполагает, что России в данной системе координат отводилась более важная роль. Две православные империи должны были пребывать в унии.
По случаю рождения Константина была выбита памятная медаль с изображением трех дев в античных тогах – Веры, Надежды и Любови (последняя держит на руках младенца), а также константинопольского храма Святой Софии, увенчанного крестом. Будущая империя воспринималась не только как продолжение Византии, но и как обращение к классическому эллинскому наследию, включая империю Александра Македонского. Австрии, соответственно, доставалась традиционная роль Западной империи. Несмотря на то что она могла бы претендовать на Рим, в общей тройственной имперской системе именно Австрия оказалась бы младшим партнером.
При всех поэтических вольностях екатерининский проект отличался от предыдущих тем, что он уже стал обретать реалистические черты. Он был обеспечен военной мощью и дипломатическим влиянием. Однако другие войны – теперь антифранцузские – вновь отвлекли внимание российских правителей. При императоре Павле I русские и османы даже стали братьями по оружию – первый и последний раз в истории взаимоотношений двух стран. Российская эскадра под командованием вице-адмирала Федора Ушакова – прежней грозы турок – в 1798 году была пропущена через проливы и приняла активнейшее участие в освобождении Ионических островов и Италии от французов.
После 1453 года Святая София стала мечетью Айя-София, и на ее древних стенах помещены цитаты из Корана
На вершине влияния
Но вскоре России оказалось не до развития военного флота: львиную долю расходов забирала сухопутная армия. С началом Русско-турецкой войны 1806–1812 годов в Петербурге рассматривался вопрос об экспедиции на Босфор и высадке десанта для занятия Константинополя. Однако стало ясно, что сил на это не хватит. Турки уже имели превосходство в два-три раза, причем теперь их флот был серьезно модернизирован европейскими специалистами. И хотя в 1807 году возглавлявший Средиземноморскую эскадру вице-адмирал Дмитрий Сенявин разгромил турок в Афонском морском сражении, захват Константинополя был попросту невозможен. Стоит отметить, что Российская империя предпринимала и дипломатические усилия к достижению контроля над проливами. Но как Британия, так и наполеоновская Франция исходили из того, что русское присутствие там недопустимо.
Греческое восстание 1821 года спровоцировало серьезный и затяжной внутренний кризис Османской империи. В 1828-м дело вновь дошло до русско-турецкой войны. Однако и в это время Черноморский флот оказался слишком слаб для значимых десантных операций. Основная ставка делалась на сухопутную армию. Через год изнурительной войны небольшие силы русских смогли овладеть Адрианополем (ныне Эдирне) – последней крепостью на пути к турецкой столице. Иоанн Каподистрия, бывший министр иностранных дел России, избранный к тому моменту правителем восставшей Греции, предложил разделить все османские владения в Европе на пять королевств, а Константинополь превратить в вольный город. Император Николай I отверг такой план: он был чреват коллективным вмешательством держав, в Черном море могли появиться их эскадры. Поэтому расчет был на сохранение целостности Османской империи – или на появление в ее столице русских войск.
В 1829 году сил на реализацию второго варианта у России не оказалось. Но скоро такая возможность все же представилась. Как выяснилось, Греция была далеко не последней в череде тех, кто добивался независимости от Османской империи. Из подчинения султану вышел и Египет. Египетская армия являлась ударной силой империи, но теперь египтяне наступали на Константинополь. Великие державы были отвлечены своими внутренними делами – и лишь Россия по просьбе османов активно вмешалась в события. В феврале 1833 года в Босфор вошла эскадра контр-адмирала Михаила Лазарева с десантом на борту. Ее прекрасно встречали: офицеры, матросы и солдаты получили от султана памятные медали, флот обеспечивался всем необходимым. В результате египтянам пришлось отступить. Россия и Османская империя заключили Ункяр-Искелесийский договор: создавался военный союз на восемь лет, Петербург обязывался снова в случае необходимости предоставить туркам военную помощь, а те – закрыть проливы для военных кораблей любых третьих держав. После этого русский десант вернулся в Севастополь.
Договор 1833 года стал апогеем российских успехов в регионе на все времена. Но союз двух империй вызвал резкое недовольство Британии и Франции. В течение нескольких лет русско-британские отношения стабильно ухудшались. Державы уже балансировали на грани войны и мира. В России разрабатывались разные варианты захвата Босфора в случае появления неприятельского флота в Мраморном или Черном морях. Оборона пролива была гораздо выгоднее обороны огромного черноморского побережья страны. При этом Николай I был склонен сохранять в регионе мир и стабильность. Российской империи проливы нужны были не для экспансии в Средиземноморье (как полагали англичане, распространявшие на русских свою логику поведения), а для обеспечения собственной безопасности и поддержания торговли. Еще в 1820-е годы черноморский торговый путь стал для России основным, Одесса – главным торговым портом. Любая война в регионе привела бы к закрытию проливов и остановке торговли.
Когда истек срок действия Ункяр-Искелесийского договора, российский император уже готов был пойти на уступки. Подписанная европейскими державами Лондонская конвенция 1841 года закрывала проливы в мирное время для военных кораблей всех стран (кроме, разумеется, самой Османской империи). С одной стороны, это гарантировало определенную безопасность черноморским берегам России. С другой – в случае войны с османами (и тем более с их возможными европейскими союзниками) договоренности обращались в прах. Так и произошло в Крымскую войну.
Договорившись с англичанами о закрытии проливов, Николай I поменял стратегию: теперь речь шла о мирном разделе наследства «больного человека Европы», как окрестил Османскую империю русский царь. В 1844 году во время визита в Лондон он фактически предлагал представителям британской элиты Египет в обмен на проливы. В начале 1853-го английскому послу в Петербурге Гамильтону Сеймуру Николай заявил, что на Константинополь не покушается, но не допустит его перехода к какой-либо европейской державе. В Лондоне это восприняли однозначно: русские готовят экспедицию. Так возник один из важных аргументов для вступления Британии в войну против России. Первое, что спешно провернули британские советники турецкого султана, – максимальное укрепление северного входа в Босфор.
Афонское сражение 19 июня 1807 года. Худ. А.П. Боголюбов. 1853 год
В 1782 году Екатерина II распорядилась выстроить близ Царского Села символическую реплику Софии Константинопольской
Бой у Иваново-Чифлик 12 октября 1877 года. Худ. П.О. Ковалевский. 1887 год
«Царьград будет наш»
В результате Крымской войны Россия потеряла Черноморский флот. Вопрос о проливах был надолго снят. Вновь его подняла российская общественность. В 1869 году вышла книга Николая Данилевского «Россия и Европа», в которой славянство описывалось как отдельная цивилизация («культурно-исторический тип»). Автор говорил о необходимости создания Всеславянской федерации во главе с Россией, которая включила бы в себя всю Восточную Европу (славян, румын, венгров, греков). Столицей федерации должен был стать Константинополь. Данилевский приходил к выводу: «Такой союз по большей части родственных по духу и крови народов, в 125 млн свежего населения, получивших в Царьграде естественный центр своего нравственного и материального единства, дал бы единственно полное, разумное, а потому и единственно возможное решение Восточного вопроса. Владея только тем, что ему по праву принадлежит, никому не угрожая и не боясь никаких угроз, он мог бы противостоять всем бурям и невзгодам и спокойно идти путем самобытного развития, в полноте своих народных сил и при самом счастливом взаимодействии разнообразных родственных стихий, его составляющих, – образуя, соответственно своему этнографическому составу, религиозному просвещению и историческому воспитанию, особый культурно-исторический тип, укрепленный долголетнею борьбою против враждебных внешних сил, держащих в настоящее время народы его в разъединении, борьбою, без которой он не может установиться».
Через несколько лет, с началом нового кризиса на Балканах, эту мысль парировал Федор Достоевский: «Империя, после турок, должна быть не всеславянская, не греческая, не русская – каждое из этих решений не компетентно. Она должна быть православная – тогда все понятно». Споря со своим давним знакомым о славянском характере империи, писатель не сомневался, что Константинополь должен стать ее столицей: «Что бы там теперь ни случилось – мир ли, вновь ли уступки со стороны России, но рано ли, поздно ли, а Царьград будет наш». В начале 1878 года, всего через несколько месяцев после написания этих слов Достоевским, русская армия вступила в предместье Константинополя – Сан-Стефано. Лишь под угрозой столкновения с Британией и Австро-Венгрией победившая в тяжелой Русско-турецкой войне 1877–1878 годов Россия вынуждена была отказаться от возвращения православного креста на Святую Софию.
Вступивший вскоре на престол Александр III не испытывал никаких особых симпатий к славянам. Единственной задачей на этом направлении внешней политики он считал – в случае подходящей возможности – занятие проливов. С 1880-х на Черном море началось строительство броненосцев, ежегодно проводились учения по высадке большого десанта. Привлеченные к операции пароходы могли за два рейса спешно перевезти в район проливов 35 тыс. человек.
В конце XIX века Османская империя вновь стала сползать в затяжной политический кризис. Приготовления к экспедиции на Босфор в первые годы правления Николая II активизировались. В 1897-м была утверждена высочайшая инструкция по организации экспедиции. Эскадра должна была выйти в море через 12 часов после отдачи приказа. Предполагался и такой вариант, что султан мог согласиться с высадкой русского десанта. Но в любом случае занятие Босфора рассматривалось уже как утверждение там России навсегда.
Вице-адмирал Александр Колчак. 1916 год
Как бы то ни было, а основным противником России на Босфоре исторически оказались даже не турки, а страны Запада
Последние попытки
В начале ХХ столетия активизация российской политики на Дальнем Востоке отвлекла внимание от проливов. Русско-японская война 1904–1905 годов и революция 1905–1907 годов резко подорвали боеспособность как армии, так и флота. Босфорская экспедиция оказалась невозможной. Теперь на первый план опять выходили дипломатические усилия. Однако без силового обеспечения они мало что значили. В 1908 году в Османской империи началась Младотурецкая революция. Австро-Венгрия намеревалась воспользоваться этим и аннексировать Боснию и Герцеговину (австрийцы контролировали ее с 1878 года). Российский министр иностранных дел Александр Извольский попытался увязать признание аннексии с согласием Австро-Венгрии на изменение режима Черноморских проливов: Россия должна была получить право проводить через них поодиночке свои военные корабли. Но аннексия состоялась, а режим проливов остался неизменным из-за коллективной позиции великих держав. В 1911 году, после начала Итало-турецкой войны, российский посол в Константинополе Николай Чарыков предпринял попытку договориться уже с самими турками. Результат был тот же.
Вскоре началась Первая Балканская война, и в России могли наблюдать, как победоносная болгарская армия царя Фердинанда Кобурга наступала на Константинополь. То, о чем русские мечтали веками, могло получиться у царя-католика, который уже видел себя преемником византийских императоров. Впрочем, у него тоже не вышло: болгары не смогли взять Чаталджинские позиции на подступах к турецкой столице. А уже через несколько месяцев грянула Вторая Балканская война, в которой турки отбили у болгар Адрианополь. Установилась та граница, которая существует и до сих пор.
Первая мировая война, в которую немцы втянули Османскую империю, полностью закрыла проливы для России. Однако она же делала гораздо более уступчивыми ее союзников по Антанте. В феврале 1915 года Британия начала операцию по овладению Дарданеллами. И чуть позже, в марте, была заключена секретная Петроградская конвенция между Россией, Британией и Францией о послевоенной передаче первой Константинополя и проливов с прилежащими территориями. В ноябре 1916-го конвенция по инициативе российского правительства была предана огласке. В это время командующий Черноморским флотом вице-адмирал Александр Колчак успешно решал вопрос по вытеснению противника из акватории Черного моря. После провала британской Дарданелльской операции основную роль в захвате проливов мог играть только российский флот.
Колчак предлагал нанести стремительный удар еще в сентябре 1916-го, но тогда сил десанта явно не хватало. В результате операцию запланировали на весну 1917 года. Шла усиленная подготовка с учениями и аэрофотосъемкой местности. Была создана Черноморская дивизия морской пехоты под командованием генерал-майора Александра Свечина – будущего выдающегося военного теоретика. К атаке на турецкие укрепления готовились и гидросамолеты. Однако весной вновь стало не до десанта.
У лидера российской либеральной оппозиции Павла Милюкова с царским правительством было множество противоречий, но только не по этому вопросу. Занявший в результате Февральской революции пост министра иностранных дел, он выступил за верность всем межсоюзническим соглашениям. Однако уже через две недели Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов принял обращение «К народам всего мира», где заявлялось, что «наступила пора начать решительную борьбу с захватными стремлениями правительств всех стран». Временное правительство на обострение отношений с Советом не пошло. Милюков был вынужден уйти в отставку. Коалиционное правительство либералов и социалистов в мае 1917 года официально отказалось от любых территориальных претензий по результатам войны. Союзники по Антанте не возражали: Россия сама отказывалась от проливов.
Как бы то ни было, а основным противником России на Босфоре исторически оказались даже не турки, а страны Запада. Страх от русского присутствия в зоне проливов и Константинополе, в чем бы конкретно это ни выражалось, у «западных партнеров» всегда был огромен. Причем все страхи и опасения возникали из-за того, что Запад традиционно переносил на Россию свою манеру поведения.
Что почитать?
Зорин А.Л. Кормя двуглавого орла… Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII – первой трети XIX века. М., 2001
Айрапетов О.Р. Участие Российской империи в Первой мировой войне. 1914–1917. В 4 т. М., 2014– 2015
Федор Гайда, доктор исторических наук