Греки на Руси

Митрополит Киприан благословляет Дмитрия Донского и Владимира Серпуховского. Лицевой список «Сказания о Мамаевом побоище». XVII век

Еще до Крещения Руси, осуществленного греческими священниками, византийцы приезжали в нашу страну с посольствами, торговыми караванами, духовными миссиями. В Х–ХI веках они внесли большой вклад в христианизацию русских земель, укоренение здесь зачатков науки и образования. С древности до петровских времен византийская литература – богословская, историческая, естественнонаучная – была фундаментом русской книжности, переводами с греческого на древнерусский занимались те же ученые греки. Нельзя забывать и о том, что до 1589 года Русская церковь подчинялась Константинопольскому патриархату и высшие посты в ней долгое время тоже доставались выходцам из Византии.

Новый этап в отношениях двух народов наступил с падением Константинополя, когда на Русь устремились греческие беженцы – клирики, писцы, художники, врачи, давшие нашей культуре немало славных имен. Петровские реформы привели к притоку греков в русскую армию и флот. А присоединение при Екатерине II новороссийских областей вызвало массовое переселение туда жителей Греции, страдавших от бедности и османских притеснений. Но это будет потом, и это будут уже другие греки, забывшие и славу Византии, и ученость, которую несли когда-то на Русь их предки…

Но вернемся в относительно благополучный для Византийской империи XIV век.

Смиренный реформатор

Митрополит Киприан всегда тяготел к уединению и тихой молитве, но при этом провел всю жизнь в эпицентре политических бурь. Родился он около 1330 года в болгарской столице Тырново (сейчас город Велико-Тырново) и, вероятно, еще в юности постригся в монахи и поехал в Константинополь, где за свои способности был приближен патриархом Филофеем. Киприан занял при патриархе важную должность апокрисиария – посла по особым поручениям, и среди прочих сложных дел ему пришлось разбираться с конфликтом, разделившим Русскую церковь. Ее глава носил титул митрополита Киевского и всея Руси, но сам Киев со всеми западнорусскими землями попал под власть и влияние Великого княжества Литовского, враждовавшего с Москвой. Литовский князь Ольгерд требовал от тогдашнего митрополита Алексия переехать из Москвы в Киев, угрожая избрать собственного предстоятеля.

В 1373 году константинопольский патриарх отправил Киприана на Русь и в Литву для разрешения спора. Тому удалось найти общий язык и с Алексием, и с западнорусскими иерархами, но два года спустя Филофей неожиданно (хоть и после поступившей в Константинополь «ябеды» на Алексия) назначил киевским митрополитом своего недавнего посла. Это автоматически настроило против Киприана как самого Алексия, так и послушного ему молодого московского князя Дмитрия – будущего Донского. Когда после смерти Алексия в 1378 году Киприан попытался въехать в Москву в качестве законного владыки, его по приказу великого князя бросили в темницу, ограбили и с позором выдворили в Литву. Вместо него Дмитрий хотел сделать митрополитом своего духовника Михаила по прозвищу Митяй, который отправился за утверждением в Константинополь, но заболел и умер на подходе к столице Византии. Тем не менее новый патриарх Нил отказал Киприану в сане митрополита всея Руси, «временно» оставив его на киевской кафедре.

Тут-то грек и доказал свой дипломатический талант: чутко уловив поворот в московской политике, он поддержал Сергия Радонежского, побуждавшего знать и народ к борьбе с ордынским игом. Вернувшись в русские земли, Киприан вслед за Сергием стал благословлять князей на битву с Мамаем. После Куликовской победы Дмитрий Донской примирился с ним и признал его митрополитом, но ненадолго. Вскоре между ними снова случилась ссора, и Киприан опять был изгнан. Лишь в 1390 году он в третий раз прибыл как глава Русской церкви в Москву, где правил уже сын Дмитрия Василий I. Киприан сумел устроить его брак с литовской княжной Софьей Витовтовной и на сей раз занимал митрополичью кафедру до самой своей смерти в 1406 году. Владыка провел немало важных реформ, распространил на Руси Иерусалимский богослужебный устав, приказал перевести многие книги и даже установил первые в Московском Кремле часы с боем для определения времени служб. Выступая против приобретения церковью все новых владений («пагуба черньцем селы владети»), он положил начало движению нестяжателей. Позже митрополит Киприан, заслуживший уважение как среди архиереев, так и при дворе, был прославлен как святой.

Философия в красках

Феофаном Греком была заложена традиция, согласно которой икона является не украшением храма, а его неотъемлемой частью – присутствием Духа Божьего, философией в красках

Одним из благих деяний Киприана стало приглашение на Русь византийских иконописцев. Среди них был и Феофан, прозванный Греком. Мы не знаем, где он родился и когда (примерная дата – 1340-е годы), почти неизвестна и остальная его биография. Трудно точно сказать, какие работы им выполнены, – следы его вдохновения можно лишь угадать в резких, энергичных мазках и вспышках белого цвета, как будто дух пробивается сквозь изображение, прожигая его насквозь. Выдающийся русский книжник Епифаний Премудрый так рассказывал о Феофане, с которым был дружен: «Никто не видел, чтобы он когда-либо взирал на образцы, как это делают некоторые наши иконописцы… Руками писал, выполняя изображение, на ногах неустанно стоял, языком же беседуя с приходящими, а умом обдумывал далекое и мудрое».

Считается, что в 1370-е годы Феофан работал в Новгороде, где выполнил сохранившиеся до наших дней фрески в храме Спаса на Ильине, в том числе образ Христа Пантократора в куполе, впечатливший местных иконописцев и нашедший отражение во многих их творениях. Талантливого мастера заметили и пригласили в Москву, где он после 1390 года расписал немало церквей и частных домов. По словам того же Епифания, Феофан украсил «невиданною и необыкновенною росписью» дворец великого князя Василия I, а для его двоюродного дяди Владимира Серпуховского «изобразил на каменной стене самую Москву». Тогда же им были написаны иконы, к которым многие исследователи относят чудотворную Донскую икону Божией Матери с «Успением Богородицы» на обороте и «Преображение Господне».

Как главному иконописцу того времени ему доверили работу в кремлевском Архангельском соборе, роспись которого выгорела во время нашествия Тохтамыша. Работающим там Феофан запечатлен на миниатюре знаменитого Лицевого свода. Потом наступила очередь Благовещенского собора. Для исполнения этого заказа греческий мастер собрал артель, куда вошли «Прохор старец с Городца да чернец Андрей Рублев». Помимо фресок его артель создала иконостас для собора – первый на Руси, где фигуры изображены в полный рост, как в Византии. На основании этого некоторые искусствоведы считают такие образы иконостаса, как «Богоматерь», «Христос», «Иоанн Предтеча» и «Апостол Павел», работой самого Феофана, но другие не видят здесь его узнаваемой авторской манеры. Возможно, правы обе стороны: прославленный Грек был уже далеко не молод и лишь помощь артели позволила ему справиться с грандиозной задачей. Так или иначе, заложенная им традиция, согласно которой икона является не украшением храма, а его неотъемлемой частью – присутствием Духа Божьего, философией в красках, отразилась в этих работах, как и во многих других.

Благовещенский собор был расписан около 1405 года, после чего упоминаний о новых фресках Феофана в источниках уже нет. Скорее всего, его ученики разбрелись по русским городам, а он умер, так и не вернувшись в родную Византию. Да и вряд ли мастер туда стремился: уже много лет он служил новой земной родине, душой устремляясь к небесной.

Феофан Грек расписывает церковь Архангела Михаила в Московском Кремле. Лицевой летописный свод. XVI век

Донская икона Божией Матери. 90-е годы XIV века

Мудрость на троне

Маленькая Зоя, родившаяся на рубеже 40–50-х годов XV века, росла в изгнании. Ничто не предвещало, что юная византийская принцесса станет правительницей далекой Московии. И вообще судьба сулила ей незавидное будущее. Когда пал Константинополь, был убит ее дядя – последний византийский император Константин XI. Вскоре после этого ее отец Фома Палеолог лишился своих владений на Пелопоннесе, и со временем семья обосновалась в Риме. Там принцесса и получила имя Софья, что в переводе означает «Мудрость». Она рано осталась без родителей, и ее воспитывал кардинал Виссарион Никейский, ярый сторонник унии, заключенной между Константинопольским патриархатом и Римом в 1439 году во Флоренции. В лучшем случае ей был уготован брак с каким-нибудь захудалым князьком в интересах папского двора, но, скорее всего, ее ждал монастырь.

Внезапно положение изменилось: в Риме узнали о смерти Марии, жены великого князя Ивана III. На Русь отправили посольство, соблазняя московского князя родством с императорской династией и поддержкой Европы в его борьбе против Орды. В папской курии втайне надеялись, что московит, одолев ордынцев, поможет новым союзникам освободить Константинополь или хотя бы Пелопоннес, а заодно под влиянием супруги привлечет Русь к унии, отвергнутой Москвой. В 1472 году Софья Палеолог явилась ко двору Ивана III со свитой из 300 человек, включавшей папского легата Антония. По пути в Москву впереди всех повозок везли четырехконечный католический крест, но накануне прибытия в столицу невеста велела заменить его православным. Кстати, вскоре она и Антония отправила восвояси, показав, что вовсе не собирается быть покорным орудием папы.

Иван III, который был намного старше Софьи, быстро оценил ум и энергию жены-иностранки. Возможно, именно по ее предложению был принят новый герб, византийский двуглавый орел, и введен сложный придворный церемониал, по которому перед великим князем надо было вставать на колени. Она же, по свидетельству австрийского посла Сигизмунда Герберштейна, склоняла мужа к окончательному избавлению от ордынского ига, «повторяя ежедневно, что вышла замуж за раба татар». И судя по всему, Софья приложила руку к приглашению в Москву итальянских мастеров: знаменитый Аристотель Фиораванти построил Успенский собор, его соотечественники воздвигли новые стены Кремля. Говорили, что великая княгиня даже участвовала в заседаниях Боярской думы и вместе с мужем принимала иноземных послов, что в то время было явлением необычным не только для Руси, но и для Европы. Недовольство придворных выразил некий боярин Берсень, заявивший: «Государь наш, запершись, у кровати всякие дела делает», имея в виду, что дела государства решаются не в совете, а в супружеской спальне.

Конечно, влияние Софьи не стоит преувеличивать. Как считал историк Василий Ключевский, ей «нельзя отказать во влиянии на декоративную обстановку и закулисную жизнь московского двора, на придворные интриги и личные отношения; но на политические дела она могла действовать только внушениями, вторившими тайным или смутным помыслам самого Ивана». И все-таки ей, судя по всему, удалось традиционными византийскими средствами – интригами и ядом – лишить жизни своего пасынка Ивана Молодого и добиться опалы его сына Дмитрия. Наследником и соправителем Ивана III стал сын Софьи Василий. Этот триумф оказался для нее последним: в 1503 году она умерла от неизвестной болезни.

Русские цари почитали ее как свою прародительницу, но в народе вторую жену Ивана не любили, считая еретичкой и колдуньей. Через много лет Андрей Курбский, обвиняя во всех грехах внука Софьи Ивана Грозного, не пожалел бранных слов и для нее – «гречки-кровопивцы». Но несомненно, что Софья в соответствии со своим именем принесла на Русь византийскую государственную мудрость, а с ней и европейскую культуру.

Встреча царевны. Псковские бояре встречают Софью Палеолог на Чудском озере. Худ. Ф.А. Бронников. 1883 год

Фома Палеолог. Фрагмент фрески. Худ. Пинтуриккьо. 1502–1507 годы

Мученик идеи

Следуя заветам матери Софьи Палеолог, великий князь Василий III приглашал на Русь ученых греков. Одним из них был отпрыск знатной византийской семьи Михаил Триволис, ставший в монашестве Максимом, а на Руси получивший, как и многие его соотечественники, прозвище Грек. Родился он около 1470 года в Эпире, учился на острове Корфу, которым владели венецианцы, а потом долго жил в Италии, куда устремилось, спасаясь от турок, немало его земляков. Когда ему было около 35 лет, он принял постриг на Афоне, а в 1518 году прибыл по приглашению великого князя в Москву для перевода церковных книг. Правда, русского языка он не знал, но афонские монахи были уверены, что ему, самому ученому из них, не составит труда овладеть и им.

Так и случилось. Быстро выучив язык, Максим осуществил вместе с русскими помощниками новый перевод Псалтири с толкованиями авторитетных богословов. На свою беду, он не довольствовался книжной работой, а энергично ввязывался в споры при московском дворе. Первый из них случился по поводу отношений Русской церкви с Константинополем: после падения города в Москве решили, что раз вселенский патриарх теперь подчиняется туркам, то выполнять его решения необязательно. Максим выступил против этого, не побоявшись спорить с самим митрополитом Московским и всея Руси Варлаамом. Другой спор оказался гораздо серьезнее: речь шла о праве церкви владеть землями и селами. Максим решительно встал на сторону нестяжателей, настроив против себя иосифлян (последователей Иосифа Волоцкого) во главе с новым митрополитом Даниилом. По Руси стали расходиться переписанные сочинения грека, где осуждались жадные и порочные служители церкви.

До поры Максима не трогали, но он осмелился осудить самого Василия III, решившего развестись с «недетной» Соломонией Сабуровой и жениться снова. Это было уже слишком: в мае 1525 года церковный собор обвинил дерзкого книжника в ереси, хуле на власть и даже в шпионаже в пользу турок. Приговор был суровым – вечная ссылка в Иосифо-Волоцкий монастырь, где враги-иосифляне морили его голодом и холодом, держали на цепи, лишили книг и письменных принадлежностей. Между тем в Москве в 1531 году затеяли процесс против нестяжателей и их лидера инока Вассиана (Патрикеева), в рамках которого привлекли и Максима Грека. Ему предъявили новые обвинения – в чернокнижии «еллинским и жыдовским» и «порче» богослужебных книг. Как и в первый раз, он не признал вины, однако был осужден вместе с другими нестяжателями. Правда, в отличие от Вассиана, занявшего место Максима в темнице у иосифлян и вскоре умершего там, грека отправили в Тверской Отроч монастырь, значительно смягчив ему режим заключения и, главное, позволив заниматься литературным трудом. Среди написанных им работ был и трактат о необходимости креститься двумя перстами, что позже сделало его кумиром старообрядцев. Благодаря последним и сохранились многие его сочинения.

За Максима не раз ходатайствовали восточные патриархи, но решающим оказалось заступничество нового митрополита Московского Макария, ставшего главным советником великого князя Ивана IV. После венчания Ивана Грозного на царство в 1547 году грека перевели в Троице-Сергиев монастырь. Макарий привлек его к переводу житий святых для грандиозного свода «Великие Четьи-Минеи». За литературной работой, которой Максим посвятил всю свою жизнь, он и умер в 1556-м. В конце ХХ века, когда его причислили к лику святых, были обретены и помещены в раку его мощи, сейчас находящиеся в Трапезном храме Троице-Сергиевой лавры. Академик Дмитрий Лихачев называл не поступившегося принципами греческого гостя «первым интеллигентом на Руси».

Максим Грек. «Исповедание православной веры» в сборнике сочинений. XVIII век

Патриарх Московский и всея Руси Игнатий. «Царский титулярник». 1670-е годы

Двуликий пастырь

Конечно, далеко не все приезжавшие к нам греки были святыми и не все приносили пользу своей новой родине. Много лет Русская церковь проклинала своего патриарха Игнатия, о котором голландский купец Исаак Масса высказался так: «Родом грек, лукавый негодяй, содомит и распутник, которого ненавидел народ».

Игнатий родился в середине XVI века, вероятнее всего, на Кипре. Когда турки в 1570 году захватили остров, он с семьей бежал оттуда и попал, по одной из версий, на Афон, где стал монахом, а потом и епископом. В 1595-м, когда в Москву отправилась миссия Константинопольского патриархата, Игнатий был включен в ее состав, но назад он не вернулся, решив продолжить карьеру на Руси. Умный и льстивый ловкач быстро стал своим как в свите Иова, первого патриарха Московского и всея Руси, так и в царском дворце: в 1598 году он принял участие в венчании на царство Бориса Годунова. Вскоре его назначили митрополитом Рязанским и Муромским, а в 1605-м он первым из церковных иерархов перешел на сторону самозванца Лжедмитрия I и стал всячески уговаривать народ присягнуть ему. Сразу после вступления в Москву Лжедмитрий созвал церковный собор, который сместил Иова якобы «ввиду старости и слепоты» и возвел в патриархи Игнатия.

8 мая 1606 года Игнатий венчал самозванца с католичкой Мариной Мнишек, нарушив вековые правила, по которым жене русского царя полагалось принять православие. А уже 17 мая, когда толпа растерзала Лжедмитрия, патриарх бежал из своего дворца и укрылся в монашеской келье. По приказу нового царя Василия Шуйского его лишили сана и заточили в Чудов монастырь, где он безвестно пробыл четыре года. В 1610-м свергнувшие Шуйского бояре пригласили на царство польского королевича Владислава. Воспротивившийся этому избранный патриарх Гермоген был заключен в тот же Чудов монастырь, откуда выпустили Игнатия. Весной 1611 года хитрого грека вновь объявили патриархом, но он понимал шаткость своего положения и поспешил перебраться в Европу. С целым возом драгоценностей из московских сокровищниц Игнатий выехал к границе в сопровождении польских солдат. Впрочем, тут ему не повезло: когда он остался без защиты поляков, его ограбили, оставив чуть ли не голым.

Увидев московского патриарха в таком экзотическом виде, польские власти определили его в Троицкий монастырь в Вильно, которым тогда управляли униаты. Игнатия стали настойчиво уговаривать принять унию, надеясь, что это поможет распространить ее на Руси. Грек с готовностью согласился и отправил письмо папе римскому с просьбой прислать «надежных священников», которых он в будущем сможет сделать униатскими митрополитами. Осенью 1612 года Игнатий присоединился к войску польского короля Сигизмунда III, которое шло на Москву для помощи осажденному там гарнизону. Когда пришла весть об изгнании интервентов из столицы народным ополчением, Сигизмунд повернул назад, оставив при себе Игнатия. Открыто объявив себя униатом, тот получил от еще надеявшегося на реванш короля дом в Вильно и небольшую пенсию. В 1620 году в Москве новый патриарх Филарет, вернувшийся из польского плена, провел собор, где Игнатия вторично лишили сана и исключили из синодиков (списков) поминаемых в молитвах иерархов.

О дальнейшей жизни бывшего патриарха известно лишь то, что он дожил до преклонных лет и мирно скончался около 1640 года. Польские власти, обычно не пренебрегавшие услугами русских перебежчиков, больше Игнатия к сотрудничеству не привлекали – не столько из-за его почтенного возраста, сколько из-за того, что на Руси он, как справедливо заметил голландец Масса, вызывал всеобщую ненависть как изменник и вероотступник.

Венчание Марины Мнишек с Лжедмитрием в Успенском соборе Московского Кремля. Неизвестный польский художник. XVII век

Что почитать?

Синицына Н.В. Максим Грек. М., 2008 (серия «ЖЗЛ»)

Матасова Т.А. Софья Палеолог. М., 2016 (серия «ЖЗЛ»)