Жертвы распада

Как Штаты повлияли на распад СССР и как распад СССР повлиял на Штаты? Об этом в интервью «Историку» размышляет доктор исторических наук, профессор МГИМО МИД России Владимир Печатнов

После краха Советского Союза казалось, что российско-американские отношения переживают лучшие времена и ничто не мешает дальнейшему развитию сотрудничества и взаимопонимания. Чего уж желать большего, если первый президент России, будучи с визитом в Вашингтоне, с радостным видом произносит: «Господи, благослови Америку»? Однако «медовый месяц» продлился недолго. Все тот же Борис Ельцин в самом конце своего президентства заявлял «другу Биллу» (правда, заочно): «Хочу сказать через вас [журналистов] Клинтону: пусть он не забывается, в каком мире он живет. Не было и не будет, чтоб он один диктовал всему миру, как жить».

Мирные дивиденды

– Насколько обоснованны представления о том, что именно США осуществили развал Советского Союза, что это спланированная и доведенная до своего финала акция?

– Конечно, Соединенные Штаты способствовали этому развалу, потому что на протяжении всего периода холодной войны американская стратегия сдерживания была нацелена на изматывание СССР. С учетом ресурсных преимуществ Запада и внутренних слабостей советской системы расчет был на то, что рано или поздно эта система должна каким-то образом рухнуть. Каким именно – вопрос оставался открытым. Но в любом случае очевидно, что американцы и Запад в целом способствовали краху СССР.

Впрочем, если под распадом Советского Союза иметь в виду распад на новые независимые государства, то здесь, я думаю, ситуация выглядит более сложной. Он стал неожиданностью и для нас, и для американцев. Есть американские документы, в которых рассматривались разные варианты развала Советского Союза, и самый известный из них – документ Совета национальной безопасности 1948 года, который так и назывался: «Цели США в отношении СССР». Целей было всего две: первая – сократить советское влияние до безопасных для Штатов масштабов и вторая – заставить СССР пересмотреть свой подход к мировой политике, отказаться от идеологии. Эти цели затем воспроизводились в других подобных документах, которые ясно показывают, что американцы не предвидели такого обвально быстрого и, я бы сказал, окончательного распада СССР. Да, Прибалтика всегда считалась слабым звеном. Кавказ – тоже отдельная статья, хотя способности кавказских народов к самостоятельному государственному существованию были под большим вопросом. Но, например, Украина неизменно рассматривалась как неотъемлемая часть Советского Союза, как слишком тесно связанное с ним образование, чтобы можно было его оторвать от России.

– То есть можно сказать, что распад СССР перевыполнил планы американских стратегов?

– Именно так. Они не думали, что процессы могут зайти так далеко. Я в свое время публиковал оценки американской разведки по поводу ситуации в СССР. Есть, например, доклад ЦРУ о кризисе режима Михаила Горбачева: даже в 1990-м американцы не предвидели, что через год от Советского Союза останутся только осколки.

– Какие выгоды принес Соединенным Штатам крах СССР?

– Прежде всего исчез системный конкурент. Все-таки это была борьба двух миров – капитализма и коммунизма. В этом смысле распад СССР расценивался как торжество американской стратегии над советской политикой и идеологией, что снизило напряженность в политической элите и обществе. Это первое.

Второе. Произошло устранение главного геополитического соперника на мировой арене – со всеми его ресурсами: военно-политическим присутствием в центре Европы, Организацией Варшавского договора, Советом экономической взаимопомощи, союзниками в третьем мире. Рухнула вся система союзных отношений, которая стояла за СССР.

Третьим преимуществом было то, что называется мирным дивидендом. У Вашингтона появилась возможность сэкономить на военных расходах, что было совсем неплохо для американской экономики. Реальное сокращение военных расходов США после окончания холодной войны к середине 1990-х годов – потом они снова начали расти – составило около одной трети. Это существенная величина.

Ну и, наконец, последнее. Открылись возможности для расширения американского влияния. У Соединенных Штатов появился шанс заполнить образовавшийся после распада СССР вакуум. С этого началась борьба с Россией за влияние на постсоветском пространстве, которая в итоге и привела к нынешним драматическим событиям.

Президент РФ Борис Ельцин (слева) и президент США Билл Клинтон на праздновании 50-летия ООН. Гайд-Парк, штат Нью-Йорк, США, октябрь 1995 года

У американцев вообще нет опыта долговременного целенаправленного сотрудничества с другими центрами силы. Поэтому им всегда трудно на равных договариваться с кем-либо

Три сценария

– Как американцы оценивали будущность России после распада СССР? Какой сценарий они считали оптимальным для себя?

– В экспертной среде и открытой печати рассматривались три основных варианта. Первый, оптимистический, – «успешный транзит». Речь шла о тройном транзите постсоветской России – от командной, плановой экономики к рыночной; от авторитарной политической системы к демократии и от империи к «нормальному государству», как это называл один из главных идеологов американской внешней политики Збигнев Бжезинский, то есть к отказу от попыток распространить свое влияние на соседние территории и страны. Этот вариант стал, с точки зрения американцев, неактуальным уже в 1990-х годах.

Параллельно с ним обсуждался вариант прямо противоположный по тональности – пессимистический. Условно его можно назвать «Веймарская Россия» – по аналогии с Веймарской Германией, которая под давлением экономического кризиса, комплекса побежденной страны, жестких и несправедливых условий Версальского мира в конце концов перешла от попыток строительства какой-никакой демократии к тоталитарному политическому режиму, к диктатуре. Такие страхи были и в отношении России.

И третий вариант, который тоже пугал американцев и Запад в целом, – это «ядерная Югославия», то есть распад ядерной державы по югославскому образцу. Не мирный развод, а развод с военными конфликтами на прежде объединенных территориях, и все это в условиях, когда существовала угроза расползания оружия массового поражения не только по пространству бывшего Советского Союза, но и за его пределы. И не только самого оружия, но и технологий, людей, которые знали, как его произвести. Именно поэтому у США возникла идея денуклеаризации Украины, Казахстана и Белоруссии – чтобы минимизировать риски при развитии «югославского сценария».

– Насколько искренним было желание американского истеблишмента сотрудничать с новой Россией?

– Я думаю, что «искренность» здесь не совсем точное слово. Надо говорить о заинтересованности как более прочном фундаменте отношений. Да, в какой-то степени Соединенные Штаты были заинтересованы в демократическом, рыночном развитии России, полагая, что это будет им на руку. Идея состояла в том, что Россия превратится в «нормальное государство», станет играть по западным правилам и тогда с ней будет гораздо меньше проблем, чем с Советским Союзом. Но как помочь такому транзиту? Этот вопрос решался по-разному разными администрациями. Распад СССР произошел при республиканце Джордже Буше – старшем. Он придерживался такой позиции: да, надо помогать России, но мы не хотим влезать в ее реформы, это слишком сложно – огромная страна, запущенная экономика и так далее. Тем более что экономическая ситуация на Западе в тот период была не самой лучшей и больших ресурсов не было.

При демократе Билле Клинтоне сформировалась несколько другая политика. У его администрации – я прекрасно помню это, потому что тогда работал в нашем посольстве в США – был лозунг: «Стратегический союз с российскими реформами». Команда Клинтона была молодой, оптимистичной, им казалось, что дела в мире идут замечательно. Но они переоценивали возможность американского вклада в транзит России и явно недооценивали его сложность. При этом они полагали, что успех в становлении демократии и рыночной экономики в России поможет вытащить в том же направлении и ее соседей.

Более 100 тысяч участников манифестации выражают протест против применения военной силы в Литве. Рига, январь 1991 года

Геополитический плюрализм

– То есть Россия рассматривалась как локомотив демократии на постсоветском пространстве?

– Именно так, в ней видели инструмент демократизации и либерализации всех этих стран. Считалось, что без России с ее ресурсами они не смогут выбраться. Поэтому демократы стали более активно вмешиваться в процесс, собирать деньги на поддержку российских реформ и прочее. Но, конечно, никакого нового «плана Маршалла» у них не было, и помощь, которую они предоставляли, оказалась малоэффективной. Тем более что половина ее шла самим же американцам за техническое содействие – всем этим посредникам, советникам, консультантам. После событий осени 1993 года, а особенно после первых выборов в Думу, победы на них партии Владимира Жириновского и успеха коммунистов, происходящее в России стало для американцев некоторым шоком. Они поняли, что транзит, о котором мечтали, как-то не очень реализовывается и надо готовиться к другим вариантам.

Поэтому новая формула администрации Клинтона с 1994 года звучала так: «Надеяться на лучшее, а готовиться к худшему». Но если на лучшее только надеешься, то к худшему готовишься всерьез, в том числе расширяя НАТО и сохраняя военную машину, доставшуюся от эпохи холодной войны. В итоге эта формула начала действовать по принципу самосбывающегося пророчества: то есть американцы получили ровно то, чего хотели избежать.

– Именно тогда, по-моему, Бжезинский впервые высказал мысль, что если Россия вернет себе доминирование на Украине, то она снова станет империей, поэтому задача США – не допустить этого…

– Совершенно верно. На протяжении 1990-х в Соединенных Штатах росло ощущение, что Россия – это не решение проблемы всего постсоветского пространства, а сама проблема. Поэтому будет лучше с точки зрения шкурных интересов США обложить Россию по периферии, создать вокруг нее своеобразную буферную зону. Дескать, если российский транзит не получается так, как нам бы хотелось, нужно подстраховаться за счет быстрого освоения постсоветского пространства и создания там дружественных по отношению к Вашингтону стран. Это и есть «надеяться на лучшее, а готовиться к худшему». Бжезинский говорил – и эта его формула, по сути, легла в основу официальной политики, – что Америке необходимо поддержание геополитического плюрализма на постсоветском пространстве.

– Чтобы был противовес России?

– Да, чтобы была своеобразная система сдержек и противовесов в отношении нее. Американцы исходили из того, что другие постсоветские страны меньше и слабее России, а значит, они охотнее будут ориентироваться на США. Что благодаря им процесс демократизации может пойти легче, и вообще, может быть, как раз с них его и стоит начать. А Россию отложить на будущее, подстраховавшись за счет создания буферного пространства вокруг ее границ.

Штурм Белого дома. 4 октября 1993 года

Слева направо: президент Словакии Михал Ковач, президент Польши Лех Валенса, президент США Билл Клинтон, президент Чехии Вацлав Гавел и президент Венгрии Арпад Гонч в Праге. 12 января 1994 года

Ветеран холодной войны, автор стратегии сдерживания СССР Джордж Кеннан прямо называл расширение НАТО главной ошибкой американской внешней политики

Нам это НАТО?

– Кто был инициатором вовлечения в НАТО стран Восточной Европы и бывших республик СССР? Они сами или все-таки Вашингтон?

– Здесь было встречное движение. Мотив стран Центральной и Восточной Европы был вполне прозрачный, и они его не скрывали. Говорили так: «Сегодня Ельцин, завтра будет кто-то другой. Россия неисправима, поэтому нам нужна защита, мы сами не справимся». Они стучались в двери НАТО с весны 1993 года, с известного визита глав стран Вышеградской группы – Польши, Чехии и Венгрии – в Вашингтон. В ходе этой встречи Клинтон впервые ощутил силу их напора. Фактически американцев приглашали в Центральную и Восточную Европу, и они не могли от этого приглашения отказаться, поскольку и сами были в нем заинтересованы.

Главный интерес для них заключался в расширении своего влияния. А какой способ лучше, чем интеграция этих стран в свой военно-политический блок?! Конечно, американцы понимали, что в лице новых членов НАТО они получат полных энтузиазма союзников, которые будут более проамерикански настроены, чем старые члены альянса. И что новые члены станут полезным противовесом «старой» Европе, которая уже начинала уставать от американского военного присутствия и зависимости от США. Так оно и получилось.

Но было внутри Штатов и сопротивление этим планам, поскольку считалось, что расширение НАТО грозит опасным перенапряжением и превышением обязательств. Главный вопрос: будут ли США в случае чего воевать за эти страны, обеспечивая их безопасность в соответствии с пятым пунктом Североатлантического договора? И что сами эти страны могут внести в общую копилку альянса? Другой важный резон критиков состоял в том, что Россия ощетинится в ответ на расширение. Об этом, например, говорил ветеран холодной войны Джордж Кеннан – автор стратегии сдерживания СССР. Он прямо называл расширение НАТО главной ошибкой всей американской внешней политики, поскольку оно, по его мнению, было чревато восстановлением враждебности России к Западу, что в общем-то и произошло.

Джордж Кеннан. 1996 год

– Когда Россия почувствовала себя уязвимой?

– Это был постепенный процесс. В наших экспертных кругах и в МИДе тоже наблюдалась разноголосица. Была линия Андрея Козырева, в 1990–1996 годах возглавлявшего российский МИД: «НАТО – это хорошо, НАТО – это наш союзник, и нам, может быть, в конечном итоге там тоже найдется место». Однако была и позиция военных и Евгения Примакова, который пришел на смену Козыреву: они полагали, что продвижение инфраструктуры НАТО на восток – очень серьезная проблема. По этому вопросу шла внутренняя борьба, но все-таки даже при Примакове лобового сопротивления такому продвижению не было.

Американцы, надо признать, все это довольно ловко обставляли, сделав процессом на двух треках, – с одной стороны, расширение НАТО, а с другой – развитие сотрудничества НАТО с Россией. Первый и второй этапы расширения сопровождались углублением этого сотрудничества: в 1997 году был подписан Основополагающий акт Россия – НАТО, в 2002-м создан Совет Россия – НАТО и так далее. Так что американцы умело подслащивали пилюлю.

Но, я считаю, настоящим сигналом тревоги стали события в Югославии 1999 года – по сути, натовская война против суверенного государства. Это был очень важный Рубикон. В Москве не могли не задуматься над тем, что будет, если дальше так пойдет, и чем подобное чревато.

– Как вы считаете, когда-нибудь Соединенные Штаты всерьез думали о том, что новая Россия может стать членом НАТО?

– Я полагаю, нет. Ведущие игроки в американской элите понимали, что Россия – сложный партнер, который будет требовать к себе равного отношения. А НАТО все-таки организация, находящаяся под контролем Соединенных Штатов. Соответственно, этот вопрос американцами всерьез не рассматривался.

Президент США Джо Байден (справа) и председатель КНР Си Цзиньпин на саммите G20. Бали, 14 ноября 2022 года

В поисках цели

– Насколько исчезновение главного соперника на мировой арене, которое произошло после 1991 года, изменило ситуацию внутри самих Соединенных Штатов?

– Хороший вопрос. И ответ, я думаю, будет неоднозначным. С одной стороны, исчезновение главного противника, конечно, снимало напряженность, вызывало чувство облегчения. Можно было заняться своими внутренними проблемами. С другой – внешняя угроза сплачивала страну, мобилизовывала Соединенные Штаты. Потому что когда у вас есть сильный соперник, то такая конкуренция заставляет вас быть в форме, постоянно совершенствоваться. Теперь этот мощный стимул пропал.

В годы холодной войны все было ясно: американская стратегия оставалась последовательной, ее основой являлось сдерживание СССР. Это был стратегический компас США. И вот он исчез. Где найти новую угрозу? Поначалу она вообще не наблюдалась: Россия всерьез не рассматривалась, Китай – только в отдаленной перспективе. А без подобной угрозы гораздо труднее оправдать существование колоссальной машины, многие годы направленной на поддержание градуса холодной войны. Это был не только военно-промышленный комплекс – с огромной экономической мощью и политическим влиянием, но еще и та же самая советология, ставшая целой индустрией. Эксперты, ЦРУ, военные – все были задействованы на советском направлении, в противостоянии с главным противником. А с его исчезновением пропадал смысл их существования, потому что сопоставимой угрозы в мире не просматривалось.

– Можно ли говорить о том, что с исчезновением СССР американский правящий класс окончательно утратил способность договариваться с кем бы то ни было?

– У американцев вообще нет опыта долговременного целенаправленного сотрудничества с другими центрами силы. Можно сказать, что они сразу из добровольной изоляции шагнули в лидеры – сначала западного мира, а потом, как им показалось, и всего мира в целом. Поэтому им сложно признавать легитимность других – особенно крупных – центров силы, над которыми они не имеют контрольного влияния. Американцам всегда трудно на равных договариваться с кем-либо.

Но вы правы: после распада СССР у них исчез соизмеримый контрагент – и они впали в эйфорию. Им казалось, что США стали лидером в формировании нового мирового порядка. Это не значило, что американцы отказывались от переговоров в принципе. Можно ведь договариваться по-разному, вести переговоры с позиции силы, вынуждать партнера к уступкам. Но если иметь в виду то, о чем вы говорите, а именно диалог равных и соизмеримых по всем показателям партнеров, – об этом речи, конечно, уже не шло. Я думаю, и сейчас тоже не идет, потому что даже с Китаем США в общем-то не готовы к разговору на равных. Они полагают, что если Китай не идет на уступки, то он враг и надо его ослаблять, с ним следует бороться.

– Кто сейчас главный враг для Соединенных Штатов – Китай или Россия?

– Американцы не скрывают, что это два разных врага. Россия – это непосредственная угроза на сегодняшний день и, может быть, на завтрашний, имеющая ярко выраженный военно-силовой характер, а Китай – несколько более отдаленная, но оттого не менее, а даже более масштабная угроза. В последней версии «Стратегии национальной безопасности США» прямо сказано: главной стратегической угрозой остается Китай, поскольку он не только в военном отношении наступает на пятки американцам, но и бросает им вызов в экономической и технологической сфере. Вот где будет решаться судьба американо-китайского соревнования! США понимают, что потеря лидерства в технологиях – особенно в современных, связанных с информацией, – чревата серьезными угрозами безопасности. Вот почему это не просто экономическое соревнование – оно тут же переходит в борьбу за военно-политическое влияние. И в этом смысле, конечно, Китай с его колоссальными ресурсами представляет для американцев гораздо более серьезную и более долгосрочную угрозу, чем Россия.

Великая шахматная доска

Еще четверть века назад влиятельный идеолог американской внешней политики Збигнев БЖЕЗИНСКИЙ расставил все точки над «i», открыто назвав США империей

Книга «Великая шахматная доска», написанная в 1997 году, сразу же стала мировым бестселлером. Збигнев Бжезинский (1928–2017), много лет консультировавший Белый дом по вопросам международной политики и занимавший пост советника президента США по нацбезопасности, считался одним из тех, кто обеспечил Америке победу в холодной войне. Поэтому его взгляд на послевоенное устройство мира был особенно интересен. Предлагаем вашему вниманию выдержки из этой книги.

* * *

Закат Европы

Европейская эра в мировой политике пришла к окончательному завершению в ходе Второй мировой войны, первой подлинно глобальной войны. <…> Если бы война закончилась явной победой нацистской Германии, единая европейская держава могла бы стать господствующей в глобальном масштабе. <…> Вместо этого поражение Германии было завершено главным образом двумя внеевропейскими победителями – Соединенными Штатами и Советским Союзом, ставшими преемниками незавершенного в Европе спора за мировое господство. Следующие 50 лет ознаменовались преобладанием двухполюсной американо-советской борьбы за мировое господство. <…>

Каждый из противников распространял по всему миру свой идеологический призыв, проникнутый историческим оптимизмом, оправдывавшим в глазах каждого из них необходимые шаги и укрепившим их убежденность в неизбежной победе. Каждый из соперников явно господствовал внутри своего собственного пространства в отличие от имперских европейских претендентов на мировую гегемонию, ни одному из которых так и не удалось когда-либо установить решающее господство на территории самой Европы. И каждый использовал свою идеологию для упрочения власти над своими вассалами и зависимыми государствами, что в определенной степени напоминало времена религиозных войн. <…>

Появление ядерного оружия означало, что грядущая война классического типа между двумя главными соперниками не только приведет к их взаимному уничтожению, но и может иметь гибельные последствия для значительной части человечества. Интенсивность конфликта, таким образом, сдерживалась проявляемой со стороны обоих противников чрезвычайной выдержкой. <…>

Первая и единственная

В результате краха соперника Соединенные Штаты оказались в уникальном положении. Они стали первой и единственной действительно мировой державой. И все же глобальное господство Америки в некотором отношении напоминает прежние империи, несмотря на их более ограниченный, региональный масштаб. Эти империи опирались в своем могуществе на иерархию вассальных, зависимых государств, протекторатов и колоний, и всех тех, кто не входил в империю, обычно рассматривали как варваров. В какой-то степени эта анахроничная терминология не является такой уж неподходящей для ряда государств, в настоящее время находящихся под влиянием Америки. <…>

Прежним империям также были свойственны эти качества, но масштабы и влияние Соединенных Штатов Америки как мировой державы сегодня уникальны. Они не только контролируют все мировые океаны и моря, но и создали убедительные военные возможности для берегового контроля силами морского десанта, что позволяет им осуществлять свою власть на суше с большими политическими последствиями. Их военные легионы надежно закрепились на западных и восточных окраинах Евразии. Кроме того, они контролируют Персидский залив. Американские вассалы и зависимые государства, отдельные из которых стремятся к установлению еще более прочных официальных связей с Вашингтоном, распространились по всему Евразийскому континенту. Экономический динамизм Америки служит необходимым предварительным условием для обеспечения главенствующей роли в мире. <…>

Америка занимает доминирующие позиции в четырех имеющих решающее значение областях мировой власти: в военной области она располагает не имеющими себе равных глобальными возможностями развертывания; в области экономики остается основной движущей силой мирового развития, даже несмотря на конкуренцию в отдельных областях со стороны Японии и Германии (ни одной из этих стран не свойственны другие отличительные черты мирового могущества); в технологическом отношении она сохраняет абсолютное лидерство в передовых областях науки и техники; в области культуры, несмотря на ее некоторую примитивность, Америка пользуется не имеющей себе равных притягательностью, особенно среди молодежи всего мира. Все это обеспечивает Соединенным Штатам политическое влияние, близкого которому не имеет ни одно государство мира. Именно сочетание всех этих четырех факторов делает Америку единственной мировой сверхдержавой в полном смысле этого слова. <…>

Таймс-сквер в Нью-Йорке

«Прежним империям также были свойственны эти качества, но масштабы и влияние Соединенных Штатов Америки как мировой державы сегодня уникальны»

Подготовила Раиса Костомарова