Три ипостаси вождя

Партизан, дипломат, чекист: Юрий Андропов сравнительно рано научился решать задачи самого конфиденциального свойства. В прямом смысле слова – под грифом «совершенно секретно».

В марте 1940 года, после Советско-финляндской войны, была образована Карело-Финская ССР, ставшая двенадцатой союзной республикой. На укрепление кадров там и направили 26-летнего Юрия Андропова, в недавнем прошлом – первого секретаря Ярославского обкома ВЛКСМ. В июне 1940-го он возглавил комсомол только что созданной республики. Ровно через год началась Великая Отечественная война…

Юрий Андропов среди партизан-разведчиков на боевых занятиях (Карельский фронт). 1943 год

Организатор подполья

С первых дней войны Андропов действовал в чрезвычайных обстоятельствах. Финские войска вторглись в Карелию, две трети республики оказались под оккупацией. Комсомольский вожак (разумеется, вместе с партийным руководством и с разведотделом Карельского фронта) стал одним из организаторов советского подполья на территориях, занятых врагом. «Могикан» (таков был позывной Андропова) участвовал в отборе и подготовке десятков ценнейших агентов – настоящих героев. Все они знали финский язык, не боялись рисковать жизнью и были преданы идее освобождения Советского Союза от захватчиков.

Подчас такие комсомольские группы возглавляли совсем юные девушки. Например, Марии Бультяковой в 1942 году исполнилось 17 лет. Андропов предложил ей подпольную работу секретарем Сегозерского райкома комсомола и сам придумал для нее легенду: сельская девушка возвращалась домой с оборонных работ, с рытья окопов, и отстала от товарищей, чтобы разыскать сестру, которая живет в Медвежьегорском районе. Он предупредил: руки девушки, занимавшейся тяжелым физическим трудом, должны быть в мозолях – для этого Марии надо рубить дрова, грести на веслах. Словом, готовились к службе на тайном фронте основательно и профессионально, в режиме продуманной конспирации.

В конце 1941 года началось сотрудничество Андропова с Отто Куусиненом, связанное с подпольной и разведывательной деятельностью Коминтерна. Возглавляя Президиум Верховного Совета Карело-Финской ССР, Куусинен продолжал заниматься и коминтерновскими делами. Он имел особое отношение к тайной дипломатии Иосифа Сталина на североевропейском направлении, особенно это касалось Финляндии. В первые месяцы войны знание своей этнической родины помогло Куусинену в организации подполья в Карелии. Именно он научил Андропова разведывательным методам, которые использовал Коминтерн. Само общение со старым подпольщиком, обладавшим редкой гибкостью мысли, стало чрезвычайно важным для Андропова, оказало на него сильное влияние. Учиться он умел. Коминтерновский опыт позволил ему стать настоящим разведчиком, готовить агентов к нелегальной работе.

Куусинен доверил Андропову важный участок невидимого фронта. Чтобы добиться получения достоверного материала, он обеспечил ему доступ к секретным документам, которыми располагала разведка. Именно тогда впервые молодой Андропов соприкоснулся с тайной войной, принял участие в секретных делах НКВД. По его заданию доверенные работники ЦК ЛКСМ Карело-Финской республики, владеющие финским языком, переводили документы и материалы, на основе которых составлялись систематизированные обзоры, где находила отражение реальная ситуация на территории противника, а также положение молодежи в Финляндии в условиях военного времени, ее настроения и отношение к войне.

Андропов курировал партизанскую школу в Сегеже, организовывал заброску диверсантов, но главное – занимался аналитической разведкой. Заметную роль в противостоянии разведок сыграл обзор писем финских военнопленных и солдат, составленный летом 1942 года. Как раз в июне этого года в Финляндии побывала немецкая делегация во главе с Адольфом Гитлером, состоялись переговоры – и Москва не без оснований рассматривала вариант широкого вступления Хельсинки в войну. Материалы, предоставленные Андроповым, свидетельствовали, что у маршала Карла Густава Маннергейма и президента Финляндии Ристо Рюти во время совещаний и бесед с представителями Германии в 1942 году нашлись веские причины отказать Гитлеру в отношении немедленной активизации боевых действий в Восточной Карелии. Фюрер безуспешно требовал от них наступления, чтобы перерезать Кировскую железную дорогу и Беломорско-Балтийский канал, ликвидировать линию поставок по ленд-лизу через Мурманск. Эта информация помогла объяснить изменение настроений финляндского военного командования по поводу перспектив войны с Советским Союзом.

Во всех оккупированных районах Карело-Финской республики действовали подпольные комсомольские комитеты – агентурные сети, которыми руководил «Могикан». На Андропове лежала ответственность за людей, которых он лично отбирал, готовил и посылал на смертельно опасные задания. Он осознавал это – и, по свидетельству соратников, за первые два года войны совершенно поседел. 3 января 1943 года в уведомлении об отправке подпольщиков в тыл врага Андропов написал с неожиданной искренностью: «С замиранием сердца ждем от них сообщений». Подпольщица Нина Лебедева вспоминала, как их группу после выполнения задания в оккупированном Ведлозерском районе на гидросамолете перебросили в Пудож. Когда члены группы 28 августа 1943 года возвращались в Беломорск, их встречал Андропов. Он обнял ее, а сам шептал: «Жива!.. Ты понимаешь? Жива!»

Тогда же будущий председатель КГБ получил опыт пропагандистского противостояния с идеями «Великой Финляндии», который пригодится ему позже. Листовки, газеты, прокламации – с каждым месяцем на этом фронте у антифашистов Карелии было все больше успехов.

Наградной лист Юрия Андропова о представлении к медали «Партизану Отечественной войны» 1-й степени. 23 мая 1943 года 

К концу войны Андропов перешел на партийную работу, занял пост второго секретаря Петрозаводского горкома. Его новой задачей стало восстановление карельской столицы от военной разрухи. С 1947 года он был вторым секретарем ЦК КП(б) Карело-Финской ССР. А потом (по протекции Куусинена) переехал в Москву – на работу сначала в аппарате ЦК, а затем в Министерстве иностранных дел СССР…

Если в 1955 году партбилет коммуниста Юрия Андропова был за № 4988079, то в 1973-м при смене документа как член Политбюро ЦК он получил билет № 17

Наш человек в Будапеште

В июле 1953-го Андропов получил назначение на скромную должность советника-посланника в Венгрии. Учитывая, что совсем недавно он являлся вторым человеком в партийной иерархии одной из союзных республик, вряд ли такой перевод на берега Дуная можно было считать взлетом карьеры. Но уже через год он стал чрезвычайным и полномочным послом в Будапеште, и очень скоро эта позиция позволила ему оказаться в центре политической «борьбы миров».

В первое время работы в Венгрии Андропов проявлял дипломатическую гибкость, предпочитая оказывать влияние на политику «братской республики» не окриками, а через тех представителей местной партийной верхушки, которым доверял. Но после ХХ съезда КПСС, когда первый секретарь ЦК Никита Хрущев развенчал культ личности Сталина, в Венгрии разразился острый политический кризис. Слишком многое там держалось на Матьяше Ракоши, политику которого связывали исключительно с волей товарища Сталина. А тут еще и амнистированные в 1955–1956 годах военнопленные мадьяры возвратились на родину из Сибири, и западные спецслужбы активизировались, увидев в Венгрии слабое звено в цепочке стран социализма. Андропову пришлось участвовать в смене Ракоши на посту главы правящей партии на бывшего министра внутренних дел Эрнё Герё и давать оценки молодежным (и не только) волнениям, которые начались в октябре 1956 года и быстро переросли в кровавую вспышку гражданской войны.

Советский посол в Будапеште Юрий Андропов (слева) с председателем Совета министров Венгерской Народной Республики Имре Надем на торжественном приеме. 1954 год

Советский посол, поддерживая связи со всеми основными участниками событий, ежедневно посылал в Москву шифротелеграммы не просто отчетного, но и аналитического характера. Любопытно, что на первых порах он отрицательно оценивал рост политического влияния партийного лидера Яноша Кадара. Главой правительства Венгрии тогда снова стал Имре Надь (в апреле 1955-го лишившийся этого поста под давлением Ракоши), которого в СССР некоторое время считали компромиссной фигурой. Но он не сумел остановить уличные расправы над венгерскими коммунистами и сочувствовавшими им, а в конце концов и вовсе заговорил о выходе страны из Организации Варшавского договора. Надь уже надеялся на помощь НАТО, однако 4 ноября в Будапешт вошли советские войска. Москва сделала ставку на Кадара – на нем остановил свой выбор Хрущев. Андропов помог, эффективно «поработав» с Кадаром и определив круг лояльных СССР политиков, которым имело смысл оказывать поддержку.

На улицах Будапешта. Осень 1956 года

Он оставался в Будапеште до весны 1957 года, пока ситуация не успокоилась. В Москве высоко оценили способность посла оперативно действовать в кризисной обстановке, держать руку на пульсе событий, в которые втянуты управленцы, дипломаты, военные и спецслужбы. Андропов показал себя в Венгрии, с одной стороны, управляемым (не нарушал директив ЦК), а с другой – инициативным работником (давал оценки событиям и венгерским политикам на высоком аналитическом уровне, нередко предлагал оптимальные меры, помогавшие преодолеть политический тупик). Посольская работа стала для него трамплином для дальнейших взлетов в ЦК и КГБ.

Почти четыре года в Будапеште сильно расширили его политический кругозор: Андропов оказался в центре Европы, где пересекались интересы социалистического мира и Запада. Венгерская миссия заметно повлияла и на характер будущего генерального секретаря, на его политический стиль. Он увидел, как легко можно потерять нити управления партией, армией, правоохранительными органами и ввергнуть страну в смуту. Приглядывался Андропов и к венгерским экономическим реформам, к стратегии Кадара, которому удалось преодолеть кризис, не поколебав власть партии.

Но для политика имеют значение и эмоции. Андропов навсегда запомнил, как повстанцы обстреляли его машину, как посольство охраняли танкисты и десантники. Запомнил и повешенных венгерских коммунистов и сотрудников органов госбезопасности. Его супруга до конца жизни не могла избавиться от нервных потрясений 1956 года.

Во главе Комитета 

В середине мая 1967 года было принято решение об отставке председателя КГБ Владимира Семичастного. Это решение связывали с побегом на Запад дочери Сталина Светланы Аллилуевой, но основной причиной, скорее всего, было вполне объяснимое недоверие, которое испытывал генеральный секретарь ЦК Леонид Брежнев к активным участникам заговора против Хрущева. Семичастный мог считать себя «человеком, который привел Брежнева к власти», а это Леонида Ильича не устраивало. Добавим еще один немаловажный аргумент, который, видимо, учитывал Брежнев – опытный мастер аппаратных раскладов. Семичастного, «комсомольца», возглавившего КГБ в 37 лет, чекисты не любили, называли выскочкой. На вакантную должность генсек предложил кандидатуру Андропова – секретаря ЦК, отвечавшего за отношения с «братскими партиями».

Председатель КГБ Юрий Андропов и его заместители Георгий Цинёв (слева) и Семен Цвигун (справа). 1974 год

На склоне лет Петр Шелест, тогдашний первый секретарь ЦК Компартии Украины, вспоминал, что Андропов якобы растерянно отреагировал на новое назначение: «Я в таких вопросах совершенно не разбираюсь, и мне будет очень трудно освоить эту сложную работу». Однако вряд ли к этому свидетельству можно относиться с полным доверием. Шелест писал мемуары будучи отставником, не скрывавшим обид на Брежнева и его команду. Его задачей было показать ошибочность важного назначения, которое протолкнул генеральный.

Маловероятно, что Андропов в 1967 году мог объявить себя человеком, который «совершенно не разбирается» в проблематике КГБ. В окружении Брежнева хорошо знали о его руководстве подпольной работой во время войны, о купировании межнациональных конфликтов в Карело-Финской ССР; имели значение и действия в экстремальных условиях венгерского кризиса, и знание международной ситуации. Почти все направления, которые развивал КГБ при Андропове, косвенно связаны с его навыками, полученными в годы Великой Отечественной и позже. Это и пропагандистская война, и постановка задач для нелегалов, и «китайский вопрос», которым он занимался, когда был секретарем ЦК. О том, что Брежнев сделал серьезную ставку на Андропова, говорит и тот факт, что уже в июне 1967 года нового председателя КГБ избрали кандидатом в члены Политбюро. Его предшественник Владимир Семичастный столь высокого статуса в партийной иерархии не имел.

В то же время, при всем доверии к Андропову, генеральный секретарь приставил к нему двоих своих людей. Его первым заместителем стал Семен Цвигун, просто заместителем (впоследствии повышенным до первого зама) – Георгий Цинёв. Оба – старинные соратники Брежнева, генералы, между прочим, не ладившие друг с другом. То, что рядом постоянно служили два человека, имевшие личный доступ к генсеку, осложняло работу председателя КГБ. Но ему хватило взвешенности, чтобы использовать этот фактор в свою пользу. Цвигун и Цинёв оценивали Андропова как компетентного и преданного Брежневу руководителя и, скорее всего, исподволь способствовали укреплению его позиций в Политбюро.

Председатель КГБ Юрий Андропов и его заместители Виктор Чебриков (слева) и Ардалион Малыгин (справа). Конец 1970-х годов

Андропов начал инициативно. В июле 1967 года, ссылаясь на то, что зарубежные противники делают ставку «на создание антисоветских подпольных групп, разжигание националистических тенденций», предложил сформировать новое – Пятое – управление КГБ, задачей которого объявлялась «организация контрразведывательной работы по борьбе с акциями идеологической диверсии на территории страны». ЦК одобрил эту идею. Пятое управление на первых порах возглавил Александр Кадашев – партийный работник, прежде отвечавший за пропаганду в Ставропольском крайкоме. Его первым заместителем стал кадровый чекист генерал-майор Филипп Бобков. Последний вспоминал, как в личной беседе Андропов обрисовал миссию новой службы: «Сейчас идет мощная психологическая атака на нас, это же не что иное, как самая настоящая идеологическая война, решается вопрос, кто кого. <…> Мы обязаны знать их планы и методы работы, видеть процессы, происходящие в стране, знать настроения людей». Словом, создавался противовес западной идеологической экспансии.

«Служба наша непростая»

С послевоенных времен на Лубянке просматривалась тенденция: все больший вес в могущественной спецслужбе получали чиновники, не имевшие опыта профильной практической работы. Некоторые ждали от нового руководителя продолжения этой линии. Однако Андропов сделал ставку на профессионалов и этим сразу заслужил признание самых опытных сотрудников. Зубры КГБ, и разведчики, и контрразведчики, – за редчайшим исключением – вспоминали и до сих пор вспоминают Андропова как компетентного руководителя. А это придирчивая публика. Генерал КГБ Николай Леонов, много лет возглавлявший информационно-аналитическое управление внешней разведки, так оценивал андроповскую эпоху в истории службы: «Приход Ю.В. Андропова в КГБ приоткрыл дверь для свежего воздуха. Действия всех звеньев КГБ… из сплошных профессионально-технических манипуляций по выполнению указаний сверху превращались в политически осмысленную систему». Внедрение новых технологий, включая информационные, наконец, строительство комитетских зданий, улучшение соцпакета сотрудников – все это не могло не вызывать симпатий к председателю, в котором чекисты видели и своего лидера, и лоббиста.

В хрущевские годы штат КГБ дважды сокращали, в андроповские времена – только увеличивали. Укреплялся и статус самого председателя. В 1973 году он стал членом Политбюро. До него из руководителей органов госбезопасности последним подобных высот достигал Семен Игнатьев в 1952–1953 годах. Когда пришел Андропов, официальное название ведомства звучало так: КГБ при Совете министров СССР. В 1978-м могущественная спецслужба получила новый статус «государственного комитета», став просто КГБ СССР. Конечно, в реальности Лубянка и прежде подчинялась только ЦК, но теперь чекисты получили больше самостоятельности.

В конце 1970-х, когда Брежнев потерял работоспособность, роль Андропова в принятии стратегических решений (включая, например, ввод войск в Афганистан) увеличилась. Многие исследователи считают, что в те годы политическую систему возглавил триумвират единомышленников, в который помимо председателя КГБ входили министр иностранных дел Андрей Громыко и министр обороны Дмитрий Устинов. В мае 1982 года Андропова избрали секретарем ЦК. Он стал фактическим преемником Брежнева. Совмещать работу в ЦК с руководством КГБ было невозможно. Покидая здание на Лубянке, Андропов собрал в своем кабинете соратников и попрощался, обратившись к ним с непривычно откровенной по тем временам речью: «Служба наша непростая… Мы – на передовой линии борьбы. А всякая борьба связана с тем, что приходится и наступать, и отступать, и всякие обходные маневры делать, и при всем этом соблюдая такой вид, как будто мы ничего не делаем». Кроме того, он попросил послать от его имени радиограммы всем разведчикам-нелегалам с благодарностью за их опасную работу. Словом, ушел эффектно.

Через несколько лет после смерти Андропова, в 1987 году, на здании КГБ появилась мемориальная доска с его барельефным портретом. В 1991-м, в разгар безоглядного отрицания советского опыта, ее сняли. Но 20 декабря 1999 года, в День работника органов безопасности, над подъездом № 1-А, где на третьем этаже находился кабинет председателя, памятный барельеф восстановили. Это был знак уважения к Андропову среди коллег, учеников, нынешних сотрудников ФСБ.

ЧТО ПОЧИТАТЬ?

Андропов в воспоминаниях и оценках соратников и сослуживцев. М., 2011

Васильев Ю.А. Юрий Андропов. На пути к власти. М., 2018