Несвятые лихие
№85 январь 2022
Тридцать лет назад, в январе 1992 года, в России начались радикальные рыночные реформы. Речь шла прежде всего о либерализации цен, приватизации государственной собственности, введении полной свободы торговли и предпринимательской деятельности. Фактически наступала совсем другая эпоха: на руинах социалистического народного хозяйства возникала принципиально иная, капиталистическая экономика, среди развалин бывшего СССР начинала свою историю – как будто с чистого листа – новая Россия.
Впрочем, до поры до времени о неизбежном приближении капитализма сами граждане новой России не подозревали. Не думали они и о том, что со дня на день им придется столкнуться с многократно описанным классиками экономической теории «звериным оскалом» капитализма, особенно бесчеловечным в период первоначального накопления капитала. Привыкшим за десятилетия советской власти к тому, что слово «капитализм» имеет ругательный оттенок, а само это явление есть пережиток прошлого, им больше по душе было вошедшее в перестроечный обиход определение «рыночные отношения». Инициатор преобразований – первый президент России Борис Ельцин – не спешил открывать людям глаза. «Главное, что я хочу сказать тем, кто повсюду кричит, будто Россия идет к капитализму: ни к какому капитализму мы Россию не ведем. Россия к этому просто не способна. Она не будет ни в социализме, ни в капитализме», – уверенно заявлял Ельцин. Вполне возможно, он и сам так думал. Не исключено также, что верил он и в другое свое заклинание – о том, что «хуже будет всем примерно полгода». А затем, уверял россиян первый президент, последуют «снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами, а к осени 1992 года – стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей».
Всем, кто слышал эти слова, очень хотелось верить обещаниям Ельцина. Даже если и были сомнения, то в основном по части заявленных сроков. Всеобщая наивность – одна из доминирующих черт позднесоветского человека. Все надеялись, что свет в конце туннеля все равно где-то близко: ну не осенью 1992-го, так весной или летом 1993-го все обязательно начнет налаживаться. Но не наладилось. Все только ухудшалось. Нормализация не наступила ни в 1992-м, ни в 1993-м. Кровавый октябрь 1993-го, «черный вторник» 1994-го, растянувшаяся почти на два года война в Чечне, чудовищные по своему цинизму выборы «Голосуй, или проиграешь» 1996-го, дефолт 1998-го, а между этими датами – множество не менее зловещих событий и сломанных человеческих судеб…
Время с лихими нравами и еще более лихими понятиями обошлось с наивными людьми весьма жестоко. Поэтому девяностые можно назвать как угодно, но только не «святыми», как иногда пытаются представить их те, кто в силу определенных причин смог быстро адаптироваться к новой жизни и даже в ней преуспеть.
Впрочем, мазать лишь черной краской эту эпоху было бы несправедливо. Девяностые с их нищетой, грязью, кровью, цинизмом, принципами «каждый сам за себя» и «выживает сильнейший», с их разухабистым Ельциным – то дирижирующим немецким оркестром, то «работающим с документами» – постепенно сформировали у бывших советских людей (разумеется, тех, кто пережил эти годы) целый ряд важных качеств, без которых не было бы России сегодняшней.
Прежде всего это здравый смысл, позволяющий адаптироваться в изменяющейся среде и выживать в самых непростых обстоятельствах. Умение брать ответственность на себя, не рассчитывая на чью бы то ни было помощь. Оптимизм, базирующийся на понимании того, что «все могло быть гораздо хуже». Особое отношение к государству, которое, конечно, не идеально (как выяснилось, идеальных государств, как и людей, в природе не существует), но все же куда лучше, когда оно есть, чем когда его нет. Наконец, выстраданное стремление гордиться своей страной – до этого, оказывается, тоже нужно было дорасти.
Девяностые стали болезненной прививкой, «шоковой терапией» от нашего легковерия и наивности, от бездумного космополитизма и безответственного популизма, они дали почувствовать, чего стоят слова и дела. В этом смысле вовсе не Ельцин (он лишь озвучил запрос времени), а именно девяностые призвали в Кремль Владимира Путина. Потому что рано или поздно «лихие» годы должны заканчиваться, чтобы больше не повторяться.
Владимир Рудаков, главный редактор журнала «Историк»