Устами Ельцина

Президентство Бориса Ельцина продолжалось восемь с половиной лет – с июня 1991-го по декабрь 1999-го. Именно поэтому девяностые годы прошлого века ассоциируются прежде всего с этим человеком

В самом начале объявленных либеральных реформ очарованные новым лидером страны сограждане видели в нем настоящего чудо-богатыря. Они и ждали от него чуда – повышения уровня жизни, стабильности и безопасности, возможности честно зарабатывать и не бояться за свое будущее и будущее своих детей.

«Россия поднимается с колен»

Возможно, сам Ельцин искренне верил в то, что ему все это будет под силу, причем в весьма короткие сроки. Ведь главные, как он считал, препятствия на пути к всеобщему счастью – коммунистический режим, частью которого он сам долгие годы был, и власть союзного центра в лице Михаила Горбачева, который и выдвинул его в свое время, – уже канули в прошлое. А может быть, он, как всякий политик-популист, пришедший к власти на волне народной любви, просто хотел соответствовать ожиданиям широких народных масс.

Тем более что в своих силах Ельцин, похоже, не сомневался. Как не сомневался он в способностях своей только что сформированной команды. По большому счету эта вера в то, что одной воли к победе будет достаточно для быстрого рывка вперед, в «светлое (на этот раз – капиталистическое) будущее», была проявлением обычного большевистского волюнтаризма, свойственного почти всем лидерам советской эпохи. Ельцин был волюнтаристом, это нужно признать.

Уже сама его инаугурационная речь, произнесенная 10 июля 1991 года (еще до распада СССР, в присутствии Горбачева), дает представление о том, как первый президент России видел завтрашний день своей страны. «Я с оптимизмом смотрю в будущее и готов к энергичным действиям. Великая Россия поднимается с колен! Мы обязательно превратим ее в процветающее, демократическое, миролюбивое, правовое и суверенное государство», – заявил Ельцин. Вопреки вымыслам, фраза «Россия поднимается с колен» прозвучала именно тогда, и произнес ее именно Борис Ельцин. Прозвучать-то она прозвучала, однако до ее реализации в эпоху первого президента дело так и не дошло…

«Лягу поперек рельс»

Объявив в октябре 1991-го о грядущих экономических реформах, Ельцин на одной из встреч с гражданами на вопрос, что делать, если цены повысятся, ответил: «Тогда я лягу поперек рельс» (каких – никто не уточнил). Он уже знал, что цены вырастут, притом сильно, но искренне полагал, что трудности поверивших в него соотечественников продлятся недолго. О чем и сказал 30 декабря в предновогоднем телеобращении к россиянам: «Нам будет трудно, но этот период не будет длинным. Речь идет о шести-восьми месяцах». Тогда же президент заявил: «Проводя политику жесткой экономии, мы не имеем права использовать этот принцип для культуры, науки, образования, здравоохранения. Сокращение финансирования этих сфер не будет допущено, а, наоборот, увеличится».

Реальность, как известно, была другой: в течение следующего года инфляция составила 2600%, а свыше 40% населения (по официальным данным) оказалось за чертой бедности. Что же касается «культуры, науки, образования, здравоохранения», то вскоре их финансирование стало настолько неприлично малым, что многие из тех, кто работал в этих сферах, вынуждены были либо срочно искать дополнительные приработки, либо менять вид деятельности, к примеру переквалифицируясь в чернорабочих или же осваивая вошедшую в моду профессию торговцев-челноков, занимавшихся перепродажей всего и вся.

Сторонники Бориса Ельцина накануне всероссийского референдума о доверии президенту. Апрель 1993 года

Трудности, о которых говорил Ельцин, вопреки обещаниям его самого и его команды, оказались куда более масштабными, чем предполагалось. В Верховном Совете, превратившемся в оплот оппозиции, росло недовольство не только правительством «молодых реформаторов», но и самим президентом. Критика со временем лишь усиливалась, что заставило Ельцина 10 декабря 1992 года обвинить депутатов в намерении совершить «ползучий переворот» и воскликнуть: «С таким съездом работать невозможно!» Несмотря на эти громкие заявления, ему пришлось отправить в отставку особо ненавистных оппозиции госсекретаря Геннадия Бурбулиса и исполняющего обязанности председателя правительства Егора Гайдара. В итоге обида на Верховный Совет нарастала. Вскоре обе ветви власти – исполнительная в лице президента и законодательная в лице народных депутатов – втянулись в непримиримую борьбу друг с другом. 20 марта 1993 года Ельцин выступил с очередным телеобращением после завершившегося неделей ранее очередного съезда: «VIII Съезд, по сути дела, стал генеральной репетицией реванша бывшей партноменклатуры, народ попросту хотят обмануть».

«Диктатуры Ельцина не будет»

25 апреля 1993 года в России прошел всенародный референдум, который должен был решить, кому больше доверяют россияне – президенту или Верховному Совету. В те дни Ельцин успокоил тех, кто обвинял его в стремлении к диктатуре: «Диктатуры Ельцина не было и не будет, а других диктатур я не допущу!»

«Диктатуры Ельцина» действительно никогда не было. Но и демократическим его поведение трудно было назвать. Особенно это касается событий осени 1993 года, когда президент сначала инициировал роспуск законно избранного парламента, а затем, столкнувшись с сопротивлением депутатов, фактически спровоцировал вооруженное противостояние в центре Москвы, унесшее немало жизней.

Ельцин не жалел красок для дискредитации политических противников. Именно тогда и родилось странное по смыслу и форме словосочетание «красно-коричневые», которое, в представлении его авторов, связывало воедино коммунистическую и фашистскую идеологии, якобы присущие оппонентам президента. «Все, что происходило и пока происходит в Москве, – заранее спланированный вооруженный мятеж. Он организован коммунистическими реваншистами, фашистскими главарями, частью бывших депутатов, представителей Советов. <…> Те, кто размахивает красными флагами, вновь обагрили Россию кровью… <…> Я обращаюсь к гражданам России: вооруженный фашистско-коммунистический мятеж в Москве будет подавлен в кратчайшие сроки», – пообещал в те дни Ельцин.

Позже в своих мемуарах «Записки президента» он сожалел о жертвах, по-прежнему возлагая всю вину на «красно-коричневых», но при этом подчеркивал: все, что произошло в октябре 1993-го, – в плюс новой демократической России. «С этого момента Россия вступает в новую эпоху, – писал Ельцин. – Мы сдираем, счищаем с себя последние остатки грязи, вранья и фальши, накопившиеся за семьдесят с лишним лет. Еще несколько усилий – и нам всем станет дышать легче и свободнее». Многие увидели в этом признании признаки лицемерия. Тем более что «грязи, вранья и фальши» в «лихие девяностые» стало гораздо больше, чем было раньше.

«Провалились вы сами!»

Впрочем, создавалось впечатление, что сам Ельцин не унывал. 31 августа 1994 года он весьма своеобразно оживил торжественные мероприятия в Берлине по случаю вывода российских войск из Германии. Играл немецкий полицейский оркестр. Неожиданно для всех, в том числе и для собственной охраны, Ельцин бросился к музыкантам, вырвал у дирижера палочку и, к удивлению канцлера Гельмута Коля и других официальных лиц, принялся энергично ею размахивать. А потом, завладев микрофоном, нетвердым голосом запел «Калинку». Художества российского президента транслировали в прямом эфире все мировые СМИ.

Борис Ельцин дирижирует оркестром на торжественных мероприятиях в Берлине по случаю вывода российских войск из Германии. 31 августа 1994 года

Сам он в книге «Президентский марафон» потом признавался: «Это были тяжелые для меня дни. Со стороны такое поведение могло показаться диким, нелепым. Но я-то знал, чего не знали ни мои помощники, ни журналисты, ни все яростные обличители. Стресс, пережитый в конце 93-го года, во время путча и после него, был настолько сильным, что я до сих пор не понимаю, как организм вышел из него, как справился. Напряжение и усталость искали выхода. Там, в Берлине, когда вся Европа отмечала вывод наших последних войск, я вдруг почувствовал, что не выдерживаю. Давила ответственность, давила вся заряженная ожиданием исторического шага атмосфера события. Неожиданно для себя не выдержал. Сорвался… Что я чувствую сейчас, когда показывают ставшие уже журналистским штампом кадры, на которых я дирижирую тем злополучным оркестром? Не стыд, не безразличие, не раздражение, тут другое какое-то чувство. Я кожей начинаю ощущать состояние тревоги, напряжения, безмерной тяжести, которая давила, прижимала меня к земле. Я помню, что тяжесть отступила после нескольких рюмок. И тогда, в этом состоянии легкости, можно было и оркестром дирижировать».

Правда, скоро «напряжение и усталость» снова стали «искать выхода». И опять на публике. В конце сентября 1994-го, через месяц после эпизода с оркестром, он был с официальным визитом в США. На обратном пути самолет президента России сделал остановку для дозаправки в ирландском аэропорту Шеннон. Были запланированы переговоры Ельцина с премьер-министром Ирландии Альбертом Рейнольдсом, который встречал высокого гостя у трапа. Однако около 40 минут с «борта № 1» никто не спускался, а потом к ирландцам вышел… вице-премьер Олег Сосковец. Он объяснил, что Ельцин устал и переговоров на высшем уровне не будет. «Скажу честно: проспал! А охрана не разбудила», – заявил корреспондентам изрядно помятый президент, когда прибыл в Москву.

Лозунг бастующих шахтеров, которым в течение многих месяцев не выплачивали зарплаты, появился в ответ на знаменитые слова президента: «Тогда я лягу поперек рельс». 1998 год

Спустя еще год, 23 октября 1995-го, находясь с очередным визитом в Америке и проведя встречу с президентом Биллом Клинтоном, Ельцин вышел к журналистам и в веселом настроении обратился к ним: «Вы предрекли, что наша встреча сегодня… она провалится. Так вот не первый раз я вам говорю, что вы провалились!» – «Я надеюсь, вы правильно все это поняли», – только и успел произнести сложившийся пополам от гомерического хохота Клинтон. Позже он говорил своим советникам: «У Ельцина есть проблемы, однако он хороший человек… Мы никогда не должны забывать, что пьяный Ельцин лучше, чем большинство непьющих альтернативных кандидатур».

Пересказавший эти слова в своих мемуарах Строуб Тэлботт, тогдашний заместитель госсекретаря США, отмечал, что во время октябрьского эпизода с прессой ему было стыдно за своего босса, не защитившего журналистов от грубого «наезда» главы России. Впрочем, Тэлботт признавал: Ельцин старался выглядеть грозным лишь на публике. «На пленарных заседаниях с большим числом присутствующих по обе стороны стола он играл роль решительного, даже властного лидера, который знает, чего хочет, и настаивает на получении этого, – подчеркивал Тэлботт. – Во время закрытых встреч Ельцин становился восприимчив к уговорам и увещаниям Клинтона. Затем во время заключительных пресс-конференций он из кожи вон лез, чтобы скрыть, насколько уступчив был за закрытыми дверями».

Борис Ельцин считал, что с Биллом Клинтоном ему удалось установить особые отношения. На фото: пресс-конференция после встречи президентов России и США, 23 октября 1995 года

«Во всем виноват Чубайс!»

Неудачи ельцинской власти в сфере экономики и борьбе с чеченскими сепаратистами вызвали быстрое падение рейтинга президента и рост влияния оппозиции. По итогам выборов в декабре 1995 года коммунисты получили большинство в Госдуме, а провластный блок «Наш дом – Россия» набрал всего лишь 10% голосов. Ельцин обвинил в этом вице-премьера Анатолия Чубайса и его «ошибки в проведении экономической политики». Хотя народ запомнил эту фразу иначе: «Во всем виноват Чубайс!» Вскоре «отец приватизации» был изгнан из правительства. Тогда же свой пост потерял и непопулярный министр иностранных дел Андрей Козырев. Однако Чубайс, в отличие от последнего, вскоре вновь оказался в команде Ельцина: его, как самого опытного и энергичного аппаратчика «ельцинского призыва», привлекли к руководству избирательной кампанией президента, решившего при минимальном рейтинге поддержки идти на второй срок.

На самом деле после всех неудач Ельцин колебался: участвовать ли ему в выборах 1996 года? В «Президентском марафоне» он писал: «Казалось бы, все проиграно. <…> Но мысль о том, что я тем самым буду способствовать приходу к власти коммунистов, показалась нестерпимой». Ельцин пошел на выборы, о чем объявил 15 февраля в родном Екатеринбурге: «Мой отход от участия в выборах стал бы шагом безответственным и непоправимо ошибочным. Надо довести до успешного завершения дело, которому я полностью отдал себя».

Чубайс с задачей справился: в июле Ельцин был переизбран. Всеми правдами и неправдами его рейтинг удалось поднять с 3% до победных 53%, которые он получил во втором туре.

«Дипломатия, понимаешь»

Между тем 1996 год начался новой трагедией на Кавказе: террористы во главе с Салманом Радуевым захватили заложников в дагестанском Кизляре. Комментируя эти события, президент заявил прессе о том, что силовые структуры готовятся к операции по нейтрализации боевиков, и подчеркнул: «Операция очень и очень тщательно подготовлена; скажем, если 38 снайперов, то каждому снайперу определена цель…» Откуда он взял эту цифру и зачем показывал изумленным журналистам, как именно «снайпер ведет противника», так и осталось неясным. К сожалению, «подготовленная» операция не удалась, террористы сумели уйти в Чечню.

А в августе того же года боевики внезапным ударом вновь захватили Грозный. По поручению президента генерал Александр Лебедь начал с ними переговоры и подписал соглашения в Хасавюрте – фактическую капитуляцию России перед сепаратистами. Ельцин прокомментировал это так: «И силой нельзя, и отступать нельзя. Надо, чтобы и победа была, и чтоб без войны. Дипломатия, понимаешь».

В мае 1997 года Ельцин приехал на саммит Россия – НАТО в Париже, где подписал акт о сотрудничестве с альянсом. После этого он сделал широкий жест, объявив: «Все то, что у нас нацелено на страны, которые возглавляются сидящими за столом… Снимаются все боеголовки». Тогда же странам Восточной Европы был открыт путь к вступлению в НАТО, что Ельцин не слишком внятно объяснил в телеобращении: «Задача состояла в том, чтобы минимизировать отрицательные последствия расширения Североатлантического альянса».

Ценой согласия России стало ничего не стоящее признание ее «равноправным партнером» стран «Большой семерки» (ставшей теперь «восьмеркой»), провозглашенное на саммите в Денвере в июне 1997 года. Клинтон позже рассказал в мемуарах о сделанном Ельцину предложении: «Если мы договоримся о расширении НАТО и развитии партнерства между НАТО и Россией, я обязуюсь не размещать на территории новых членов НАТО войска или ракеты и поддержать прием России в "Большую семерку"». Что из этого вышло, всем хорошо известно.

«Не так сели!»

К лету 1998 года до Москвы добрался начавшийся в Юго-Восточной Азии финансовый кризис: пирамида ГКО (государственных краткосрочных облигаций) обвалилась, страна стала банкротом. 14 августа Ельцин во время поездки по России, отвечая на вопрос корреспондента, пообещал: «Девальвации рубля не будет. Это твердо и четко. <…> Положение полностью контролируется». Но уже 17 августа было объявлено о дефолте – отказе государства платить по финансовым обязательствам.

Отправив правительство в отставку, президент согласился на навязанный ему Госдумой компромисс: новым премьером стал опытный дипломат Евгений Примаков, кабинету которого удалось в короткий срок наладить финансовую дисциплину и остановить падение экономики.

Успехи Примакова и его команды (в которую вошли и коммунисты) были очевидны, что снова вселило в окружение Ельцина и в него самого страх перед «красным реваншем». В мае 1999 года на заседании оргкомитета по подготовке встречи третьего тысячелетия президент обвел всех присутствующих тяжелым взглядом и вдруг произнес: «Не так сели! Степашин – первый зам. Исправить! Сергей Вадимович, пересядьте!» В итоге только что ставший первым вице-премьером Степашин занял кресло рядом с Примаковым, а через неделю и вовсе был назначен на его место. Впрочем, он находился на этом посту недолго: всего за полтора года – с марта 1998-го по август 1999-го – Ельцин сменил пять премьеров (при этом Виктор Черномырдин в 1998 году побывал в роли премьера дважды: в марте президент ни с того ни с сего отправил его в отставку, а в августе позвал вновь, назначив исполняющим обязанности главы кабинета).

«Могу перенацелить ракеты»

Пока страна с трудом выбиралась из кризиса, вызванного дефолтом, в марте 1999-го авиация НАТО начала бомбежки Югославии. В ответ премьер-министр Примаков отменил свой визит в США, а Ельцин позвонил «другу Биллу», прося прекратить бомбардировки: «Ради будущего наших отношений и будущего безопасности в Европе прошу тебя отменить этот удар». Когда его не послушали, Ельцин пригрозил: «Пусть Клинтон знает, что имеет дело с великой Россией, что я могу перенацелить ракеты…»

Его отношения с США испортились и по другой причине: в августе того же года чеченские боевики вновь вторглись в Дагестан и российская авиация начала бомбардировки территории Чечни, где находились базы террористов, что вызвало критику на Западе. «Россия дорого заплатит за свои действия, благодаря которым с каждым днем она все больше и больше погружается в трясину», – заявил американский президент. На ноябрьском саммите ОБСЕ в Стамбуле Ельцин занял жесткую позицию: «Никто не имеет права критиковать нас за Чечню!» А в декабре, незадолго до отставки, он успел совершить краткий визит в Пекин, во время которого устроил настоящий (правда, заочный) разнос «другу Биллу»: «Клинтон позволил себе надавить на Россию. Он, видимо, на секунду, на минуту, на полминуты забыл, что такое Россия, что Россия владеет полным арсеналом ядерного оружия… Пусть он не забывается, в каком мире он живет». Обращаясь к журналистам, Ельцин заметил: «Хочу сказать через вас Клинтону: не было и не будет, чтоб он один диктовал всему миру, как жить… Многополярный мир – вот основа всему. То есть так, как мы договорились с Цзян Цзэминем, председателем КНР. Мы будем диктовать миру, как жить, а не он один!»

До конца президентства Ельцина оставались считаные недели. Днем 31 декабря 1999 года телезрители услышали его слова: «Я принял решение. Долго и мучительно над ним размышлял. Сегодня, в последний день уходящего века, я ухожу в отставку». Далее он попросил у народа прощения «за то, что многие наши с вами мечты не сбылись. И то, что нам казалось просто, оказалось мучительно тяжело».

Фото: АНАТОЛИЙ МОРКОВКИН/ТАСС, ОЛЕГ БУЛДАКОВ ТАСС, АЛЕКСАНДР СЕНЦОВ, АЛЕКСАНДР ЧУМИЧЕВ/ТАСС, РИА НОВОСТИ