Назад

Версия для слабовидящих

Настройки

Рыцарь или самодур?

№83 ноябрь 2021

О том, как воспринимали императора Павла Петровича его подданные, красноречивее всего свидетельствует «Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях», написанная Николаем Карамзиным на рубеже 1810–1811 годов, то есть почти через 10 лет после убийства в Михайловском замке. В ней официальный историограф Российской империи ставит покойного императора на одну доску с Иваном Грозным. Том «Истории государства Российского», целиком посвященный грозному царю, еще впереди (он выйдет лишь в 1821-м), но все акценты уже расставлены. В течение девяти веков, пишет Карамзин, мы «имели только двух тиранов» – Ивана Грозного и Павла Первого.

«Сын Екатерины… к неизъяснимому изумлению россиян, он начал господствовать всеобщим ужасом, не следуя никаким Уставам, кроме своей прихоти; считал нас не подданными, а рабами; казнил без вины, награждал без заслуг… питался желчию зла; ежедневно вымышлял способ устрашать людей – и сам всех более страшился…» Нарисовав столь неприглядный портрет императора, Карамзин описывает еще более страшную картину – всеобщей радости по поводу смерти Павла: «Россияне смотрели на сего монарха как на грозный метеор, считая минуты и с нетерпением ожидая последней… Она пришла, и весть о том в целом государстве была вестию искупления: в домах, на улицах люди плакали от радости, обнимая друг друга, как в день Светлого Воскресения». В отличие от широкой публики, которой сообщили, что император «скончался апоплексическим ударом», близкий к царской семье Карамзин, конечно, имел представление о том, как именно встретил свою последнюю минуту Павел. Тем чудовищнее в устах христианина выглядит сравнение дня императорской кончины и Светлого Христова Воскресения.

Но это еще не все. Необходимо помнить, что фактической заказчицей карамзинской «Записки о древней и новой России» была великая княгиня Екатерина Павловна – дочь убиенного Павла, а одним из первых читателей – сменивший отца на троне император Александр I. Получается, что они даже спустя годы внутренне соглашались с подобной оценкой.

За что же так ненавидели Павла? Причем не только подданные, которые часто бывают недовольны своими правителями, но и его собственные дети, готовые выслушивать из уст придворного историографа столь горькие обличения их покойного отца. Что сделал им Павел, который ждал своего часа тридцать с лишним лет и правил Россией только четыре года четыре месяца – с ноября 1796-го по март 1801-го, всего лишь один срок американского президента? Президентов в Америке, конечно, тоже убивали, но так, чтобы потом оправдать и убийство, и радость по поводу убийства, – такого, кажется, даже там не было. Откуда же столько ненависти к Павлу?

Критики императора считали его деспотом и самодуром, человеком с отвратительным характером, неуравновешенным психопатом; апологеты (все-таки такие тоже были) рисуют Павла то «последним рыцарем Европы», то «русским Гамлетом». Кто из них прав – пойди разберись.

Между тем три важных обстоятельства признают и те и другие.

Во-первых, Павел, похоже, не боялся парадоксов и вполне мог быть одновременно и деспотом, и рыцарем, и Грозным, и Гамлетом. При этом ему, видимо, было плевать на чужое мнение о себе. «В России нет значительного человека, кроме того, с кем я разговариваю, и лишь на то время, пока я с ним разговариваю», – якобы произнес однажды Павел Петрович.

Во-вторых, он явно брал пример с Петра Великого, поставившего во главу угла идею служения Отечеству. Петр во имя этой идеи не жалел ни себя, ни тем более других. Павел действовал точно так же. Но ему не хватало политического гения и стальной воли первого российского императора (напомню, что Петр в нужный для себя момент принес в жертву государственным интересам даже собственного сына; Павел же на такое оказался не способен, чем и воспользовались заговорщики).

И в-третьих. После смерти Петра I желание следовать его идее служения ослабло, особенно при Екатерине, которая, по мнению того же Павла, и вовсе «развратила» дворянскую корпорацию, неспроста прозвавшую правление императрицы своим «золотым веком». Павел мечтал все «отмотать назад» – заставить всех служить и беспрекословно подчиняться. Однако, не будучи «вторым Петром», он только раззадорил правящий класс. И в итоге, противопоставив себя всем, стал жертвой последнего в истории России дворцового переворота, в который оказался замешан даже его собственный сын.

Что тут можно сказать? «Бедный Павел»? Возможно. Впрочем, сам Павел Петрович, похоже, к жалости по отношению к себе не привык, в оправданиях не нуждался и действовал так (и только так!), как считал нужным. Хотите – назовите это самодурством, хотите – рыцарским поведением. И то и другое, как мне кажется, будет верно.

 

Владимир Рудаков, главный редактор журнала «Историк»