Суровая осень столицы

Чем и как жила Москва в самые тревожные месяцы 1941 года?

Каждый день, утром и вечером, москвичи собирались у репродукторов на улицах, слушая сводки Совинформбюро. Дела на фронте развивались драматично. Несмотря на упорное сопротивление советских войск, в начале октября 1941 года ситуация серьезно ухудшилась: 2 октября немцы развернули наступление на Вязьму, откуда до столицы оставалось не больше 230 км. Стремительное продвижение настолько воодушевило гитлеровцев, что они поверили в скорое завершение разработанной их командованием операции «Тайфун». 10 октября в немецкой армии даже был подготовлен приказ о предстоящем расквартировании в Москве. Надвигалась катастрофа: в середине октября враг подошел к городу на расстояние уже около 100 км.

Режим экономии

С приближением гитлеровских войск Москва постепенно переходила на режим жесточайшей экономии: все имеющиеся ресурсы были необходимы фронту. Еще в июле ввели карточки на продукты. По приказу Наркомата торговли СССР всех жителей поделили на четыре группы: рабочие и инженерно-технические работники, служащие, иждивенцы и дети до 12 лет. Первые получали по 800 г хлеба на одного человека в день, вторые – по 600 г, остальные – по 400. Месячная норма отпуска крупы составляла 2 кг; 1,5 кг; 1 кг и 1,2 кг соответственно; сахара – 1,5 кг; 1,2 кг; 1 кг и 1,2 кг; мяса – 2,2 кг; 1,2 кг; 1 кг и 600 г. Карточки берегли как зеницу ока: в случае утери они не возобновлялись. Вводились карточки и на промтовары: в частности, хозяйственное и туалетное мыло выдавалось из расчета один кусок на человека в месяц.

В какой-то мере продуктами Москва обеспечивала себя сама – благодаря работе хлебозаводов, мясокомбинатов и других пищевых предприятий. Старались использовать любые возможности: например, исполком Моссовета разрешил организовать подсобные овощные хозяйства на территории Тимирязевской академии, чтобы выращивать картофель, морковь, свеклу, лук для рабочих заводов и фабрик (это были так называемые рабочие огороды). Кроме того, создали рыбные хозяйства на Головинских прудах, а также свинооткормочные пункты.

Тяжелая обстановка на фронте вынуждала вслед за экономией продуктов уменьшать подачу тепла и электричества в дома и на предприятия. 12 сентября 1941 года решением исполкома Моссовета на предстоящий отопительный сезон устанавливался специальный температурный режим: в больницах и детских учреждениях – плюс 18 °С, в квартирах и общежитиях – плюс 16 °С, на предприятиях – плюс 14 °С. Многие москвичи той осенью заметили, что лампы стали светить вполнакала. Все это сильно отличалось от тех условий, к которым привыкли жители столицы, но в сложившейся ситуации было не до жиру.

Всё для фронта

С сентября значительно выросли темпы эвакуации гражданского населения из Москвы. Кто-то уезжал вместе со своими предприятиями, другие покидали город самостоятельно. Эвакуировавшиеся москвичи, сдавшие жилье домоуправлениям, получали право вносить не более половины прежней квартплаты. Семьи, в которых были призванные в армию солдаты и младшие офицеры (а их в Москве было свыше 850 тыс. человек), вообще освобождались от платежей. При этом невнесение квартплаты могло привести к потере жилплощади, что случилось, например, с писателем Юрием Олешей, жившим до войны в Лаврушинском переулке.

Производство минометных снарядов на одном из московских заводов. 1941 год

Многие уехали: к началу 1942 года население столицы сократилось почти на 2,2 млн человек – более чем вдвое. Но немало людей осталось, и в первую очередь рабочие заводов и фабрик, выпускавших военную продукцию. Москва давала фронту танки, самолеты, автотранспорт, автоматы, минометы, гранаты. Помимо того что значительная часть предприятий перешла на военные рельсы, москвичи активно помогали в другом: их добровольные пожертвования (денежные средства и ценности) поступали в Фонд обороны, люди передавали в армию теплые вещи. Более 600 тыс. человек участвовали в строительстве оборонительных укреплений: в любую погоду жители столицы выезжали рыть окопы и противотанковые рвы. В опустевших школах (было принято специальное решение по эвакуации детей) создавались военные госпитали.

Строительство противотанковых рвов на подступах к столице. Осень 1941 года

Тем временем в Москве активизировалась деятельность немецких спецслужб. Заброшенные врагом диверсанты направляли свои усилия на дезорганизацию систем жизнеобеспечения, подрывную работу среди населения, распространение обращений антисоветского содержания. К примеру, известен такой текст листовки: «Дорогой товарищ Сталин, мы Москву бомбить не станем, будем мы бомбить Урал, куда твой народ удрал». Органам госбезопасности СССР пришлось провести огромную работу по выявлению шпионов и антисоветских элементов, с которыми боролись и сами москвичи (из них было сформировано 25 истребительных батальонов). На всякий случай, как и в других прифронтовых городах, у жителей столицы изъяли радиоприемники и фотоаппараты.

По сравнению с летними месяцами (первый налет на Москву был совершен 22 июля) осенью бомбежки стали в два-три раза чаще. Налеты люфтваффе приводили к большим человеческим жертвам и разрушениям. Люди гибли не только в домах и на улицах, но и при давке в метро, куда устремлялись после предупреждения о бомбардировке. Педантичные немцы бомбили город в одни и те же часы. Один из старожилов-москвичей, переживших войну, вспоминал, что время часто сверяли по сирене воздушной тревоги: каждый день она начинала гудеть в половине девятого вечера. Помимо войск ПВО столицу защищали ее жители: женщины и подростки тушили и сбрасывали с крыш немецкие зажигалки. По решению исполкома Моссовета москвичам, потерявшим жилье в результате вражеской бомбардировки, в течение 12 часов должны были предоставить новое место жительства.

Паника в городе

В условиях стремительного продвижения немцев Государственный комитет обороны (ГКО) был вынужден 15 октября принять постановление «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». Город покидали Президиум Верховного Совета, Совнарком, Генштаб Красной армии, другие органы власти, а также иностранные миссии. В общей сложности планировалось эвакуировать порядка полутысячи учреждений и более миллиона человек. Речь шла об организованном характере эвакуации, но началась всеобщая паника. Люди, верившие быстро распространявшимся слухам, бросились прочь из Москвы. Власть растерялась…

Ранним утром 16 октября прославленная летчица Валентина Гризодубова вышла из дома и не поверила своим глазам: на улицах ни одного милиционера, магазины и метро закрыты, трамваи не ходят, разбиты витрины, каждый тащит то, что может унести. Она сразу позвонила наркому авиапромышленности Алексею Шахурину, который также был поражен происходящим. В тот же день нарком рассказал обо всем Иосифу Сталину, проводившему в Кремле совещание с членами ГКО. Выслушав его, вождь долго мерил шагами комнату и вдруг произнес: «Я думал, будет хуже». Затем он велел московским руководителям срочно выступить по радио, успокоить население, открыть магазины и метро. Похоже, именно прекращение работы метро (впервые за всю его историю) по распоряжению наркома путей сообщения Лазаря Кагановича и послужило спусковым крючком паники. «Ну ничего, все поправится!» – таковы были заключительные слова Сталина.

В те дни Казанский вокзал превратился в главный центр эвакуации – отсюда на восток отправлялись поезда с госслужащими. В дневнике писателя Корнея Чуковского о событиях 15 октября 1941 года читаем: «Вся площадь вокруг вокзала запружена народом – на вокзал напирало не меньше 15 тыс. человек, и было невозможно… пробраться к своему вагону». Как вспоминал дирижер Кирилл Кондрашин, эвакуировавшийся вместе с Большим театром, вокзал был оцеплен вооруженными сотрудниками НКВД, но народу было столько, что цепь прорвали. Люди кинулись к составам, стали брать их штурмом. Многие из тех, кто смог проникнуть в вагоны, добирались в глубокий тыл даже не на поездах, а на пригородных электричках, плохо приспособленных для длительных переездов. Ехали неделю, а то и две, спали по очереди, но были рады и этому. Жители столицы устремились также к шоссе Энтузиастов, где в одном потоке смешались люди, подводы с лошадьми, машины…

Вестибюль станции метро «Маяковская» во время авианалета. Сентябрь 1941 года

18 октября начальник московской милиции Виктор Романченко докладывал: «Жизнь в Москве в настоящее время дезорганизована. Начиная с 17 октября с. г. столовые, буфеты и рестораны не работают, магазины и другие торговые предприятия обслуживают население исключительно плохо. <…> Все это привело к тому, что рабочие открыто высказывают свое возмущение и недовольство нераспорядительностью и бездеятельностью администрации и местных районных Советов». Неудивительно, что начался самосуд над подвернувшимися под горячую руку горе-начальниками. Так, 17 октября рабочие молокозавода № 2 остановили грузовую машину, доверху забитую личными вещами директора завода Л.С. Мороза. Его вытащили из машины и попытались с ним расправиться, но подоспевшие милиционеры арестовали паникера. В общей сложности из Москвы сбежали порядка 800 руководящих работников разного уровня, похитивших государственных средств почти на 1,5 млн рублей. Кроме того, было угнано около 100 легковых и грузовых автомобилей.

Опустело и здание ЦК ВКП(б) на Старой площади. 20 октября старший майор госбезопасности Дмитрий Шадрин, проводивший его осмотр, сообщил начальству: «В кабинетах аппарата ЦК царил полный хаос. Многие замки столов и сами столы взломаны, разбросаны бланки и всевозможная переписка, в том числе секретная. <…> В кабинете тов. Жданова обнаружены пять совершенно секретных пакетов». А москвичи тем временем находили силы шутить, утверждая, что начальству будет вручаться особая медаль «За оборону Москвы» – но не на муаровой, а на драповой ленте.

Плакат 1941 года.  Худ. В.А. Милашевский

Преддверие победы

Даже среди членов ГКО не все верили, что столицу удастся удержать. Василий Пронин, в 1940–1944 годах занимавший должность председателя исполкома Моссовета, вспоминал слова Лаврентия Берии, сказанные в кулуарах перед одним из заседаний в Кремле: «Оборонять Москву – дело бесполезное. Оставаться в Москве опасно, нас перестреляют, как куропаток». Но когда на самом заседании Сталин спросил: «Будем ли защищать Москву?» – никто подобных настроений не озвучил. К тому моменту вождь уже решил не покидать столицу, что сильно помогло прекращению паники. Чтобы успокоить население, 18 октября городские власти приняли решение открыть дополнительно 200 продовольственных магазинов. Самовольно закрывших магазины директоров отдавали под суд. Создавались продуктовые базы для снабжения эвакуируемых москвичей, были запущены 22 полевые хлебопекарни. Окончательно восстановить порядок в столице позволило введение с 20 октября осадного положения.

Жизнь в Москве продолжалась. Даже в такой непростой ситуации люди ходили в театры и кино. В Театре оперетты шла «Свадьба в Малиновке», в Театре Ленинского комсомола – «Парень из нашего города», в Театре Моссовета – «Надежда Дурова», в Камерном театре – «Адмирал Нахимов».

Прерванные после начала воздушной тревоги киносеансы должны были возобновляться через 20 минут после ее окончания. Встречали зрителей Концертный зал имени П.И. Чайковского и консерватория. Впереди было еще немало тягот и трудностей – с продовольствием, отоплением, снабжением электроэнергией. Но именно быстрая победа над октябрьской паникой стала предтечей самой главной победы того года – перелома в битве под Москвой в декабре 1941-го. Это был первый крупный успех Красной армии, которому во многом способствовала помощь героически трудившихся все эти дни москвичей.

Что почитать?

Андреевский Г.В. Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930–1940-е гг. М., 2018

Васькин А.А. Разгадай Москву. М., 2019

Эвакуация и возвращение

Население Москвы по состоянию на январь 1941 года составляло 4216 тыс. человек. К сентябрю 1941-го оно существенно увеличилось за счет беженцев. В начале осени численность населения столицы стала убывать: немцы подходили к ней все ближе. В октябре, когда германские войска оказались на подступах к городу, начались массовая эвакуация и дополнительная мобилизация в ряды Красной армии, дивизии народного ополчения, истребительные батальоны и т. д., что вызвало значительный отток жителей. По данным столичного карточного бюро, в этот самый тяжелый для Москвы месяц население сократилось до 3148 тыс. человек. В дальнейшем оно продолжало уменьшаться и составило в ноябре 2477 тыс. человек, в декабре – 2244 тыс., а в январе 1942 года – всего 2028 тыс., то есть около половины от довоенного уровня. Однако в Москву уже стали возвращаться отдельные организации и жители. К концу 1942 года возвращение приняло массовый характер, и в начале 1943-го в городе насчитывалось уже 2744 тыс. жителей.

Фото: ФОТО МАРГАРЕТ БОРК-УАЙТ ИЗ КНИГИ «SHOOTING THE RUSSIAN WAR, АЛЕКСАНДР УСТИНОВ /ТАСС, LEGION-MEDIA, ФОТО МАРГАРЕТ БОРК-УАЙТ ИЗ КНИГИ «SHOOTING THE RUSSIAN WAR