«Это был поворотный пункт»

Ярче всего о причинах провала гитлеровцев под Москвой рассказывают письма немецких солдат с фронта

26 сентября 1941 года командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Федор фон Бок подписал приказ о наступлении на Москву. В успехе разработанной германским командованием операции «Тайфун» был уверен не только он. Скорой победой грезили и сам Адольф Гитлер, и подавляющее большинство немецких военных. Однако когда в ходе операции возникли сбои, настроение в армии стало меняться.

«Противник уже повержен»

Операция «Тайфун» началась 30 сентября с мощного удара по позициям Брянского фронта генерал-лейтенанта Андрея Ерёменко, который нанесла 2-я танковая группа генерал-полковника Гейнца Гудериана. 2 октября, когда в наступление двинулись главные силы фон Бока, начальник Генштаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Франц Гальдер источал оптимизм: «Сегодня мои солдаты перешли в решающее наступление на Москву. Наступление фронтом в 500 км! За эту операцию я боролся и дрался. Я привязался к ней как к ребенку, за которого немало пострадал. Дело не в самой Москве, я не придаю большого значения крупным городам. Зато ядро вражеских сил, стоящее между нами и Москвой… должно быть разгромлено… Эта операция должна сломать противнику хребет».

В результате слаженных действий германских войск сразу несколько армий Западного, Резервного и Брянского фронтов были окружены под Вязьмой и Брянском. Командующий 43-м армейским корпусом генерал Готхард Хейнрици, войска которого сформировали северный фронт брянского «котла», 8 октября в письме родным сообщил: «Своей атакой мы вновь застали врага врасплох». Далее опытный военачальник дал такой прогноз: «Мы должны считаться с тем, что окруженный противник с отчаянной смелостью попытается вырваться из "котла". Мы уже дважды видели, что это означает. Но в целом надо сказать, что противник уже повержен и что теперь он потеряет оставшееся ядро своей армии, которое должно защищать Москву. К концу месяца у него не останется ни его столицы, ни знаменитого промышленного региона в Донецком бассейне, а армия будет чудовищно ослаблена».

На октябрьской пресс-конференции в Берлине пресс-секретарь Национал-социалистической немецкой рабочей партии и имперского правительства обергруппенфюрер СС Отто Дитрих известил мир о том, что между германскими армиями и Москвой лежит «пустое пространство». Правда, он не стал говорить, что туда еще не ринулись главные силы группы армий «Центр». Помехой оказались окруженные советские бойцы и командиры, которые своей самоотверженной борьбой до середины октября сковали врага, дав командованию Красной армии драгоценное время для организации обороны на Можайской линии. Это стало первым сбоем операции «Тайфун».

«Это очень скверно!»

Утром 14 октября фон Бок подписал приказ войскам на продолжение наступления: «1) Противник перед фронтом группы армий разбит. Остатки отступают, переходя местами в контратаки. Группа армий преследует противника. 2) 4-я танковая группа и 4-я армия без промедления наносят удар в направлении Москвы, имеющий целью разбить находящиеся перед Москвой силы противника, прочно овладеть окружающей Москву местностью, а также плотно окружить город. 2-я танковая армия с этой целью должна выйти в район юго-восточнее Москвы с таким расчетом, чтобы, прикрываясь с востока, охватить Москву с юго-востока, а в дальнейшем также и с востока».

Самые напряженные бои шли на можайском направлении – кратчайшем пути к столице. 18 октября отдел по изучению иностранных армий Востока Генштаба сухопутных войск Германии в своей сводке констатировал: «В ходе боев последних дней под Малоярославцем, Вереей, Можайском, которые можно охарактеризовать как наиболее трудные за эту кампанию, высокая обороноспособность русских достигалась в основном за счет хорошего оборудования московских оборонительных позиций и использования большого количества тяжелых танков».

На темпах наступления сказывались действия защитников Москвы и перемены погоды. Вот строчки из журнала 112-й немецкой пехотной дивизии: «Хотя дивизия имела некоторый опыт марша по бездорожью, то, с чем ей пришлось столкнуться теперь, несравнимо с прошлым опытом. Невозможно даже описать, что представляют собой эти размытые дождями, превратившиеся в месиво, в болото лесные и проселочные грунтовые дороги. Когда 26 октября 1941 года передовые части дивизии достигли участка у реки Оки под Уткино, перед ними открылась следующая картина: множество танков увязли в грязи чуть ли не по башню. А те, которым чудом удалось выбраться, не могли двигаться дальше из-за отсутствия горючего. Пехотные полки растянулись в бесконечно длинные колонны, тяжелые грузовики не могли проехать. Приходилось их подталкивать либо лошадьми, либо сзади руками. Хуже всего было артиллеристам: очень много орудий увязло в этой трясине. В таких условиях и речи не могло идти о нормальном снабжении войск продуктами питания, предметами личной гигиены, горючим и боеприпасами».

23 октября Хейнрици писал родным из Козельска: «Большая часть колонн увязла в непролазной грязи, в болоте, в дорожных колеях, рытвины от снарядов в которых достигают полуметра и заполнены водой. Грузовики, и без того еле ехавшие, теперь сломались полностью (запчасти достать невозможно). Бензин, хлеб, овес – ничего не доезжает. Конные повозки тоже застряли, орудия невозможно доставить, весь личный состав, пехота или кто угодно, больше толкает машины, чем сражается. Дороги усеяны трупами лошадей и сломанными грузовиками. Снова и снова слышны причитания: так не может продолжаться! И все же придется продолжать, мы должны двигаться вперед, хотя бы медленно».

Такие темпы наступления категорически не устраивали фон Бока. 25 октября он пришел к неутешительному выводу: «Все частные успехи в общем и целом ничего не значат. Группа армий фактически разодрана на части, что в соединении с ужасной погодой привело к тому, что мы застряли. А между тем русские выигрывают время для пополнения своих разбитых дивизий и усиления обороны, ежели учесть, что в их распоряжении железные и шоссейные дороги вокруг Москвы. Это очень скверно!»

«Завтра мы станем трупами»

Генерал Гюнтер Блюментрит, в 1941 году бывший начальником штаба 4-й пехотной армии, после войны вспоминал: «С изумлением и разочарованием мы в конце октября – начале ноября наблюдали за русскими, убеждаясь в том, что им, похоже, и дела нет до того, что их основные силы разгромлены. За эти недели сопротивление противника только усилилось, с каждым днем схватки с ним приобретали все более ожесточенный характер».

Немецкие солдаты греются у костра под Волоколамском. Декабрь 1941 года

Для подготовки войск к решающему удару фон Боку потребовалась более чем двухнедельная пауза. 15 ноября, когда группа армий «Центр» возобновила наступление, уже не было грязи и еще не ударили сильные морозы. Горя желанием завершить кампанию до зимы, фон Бок пошел ва-банк. Он бросил в наступление все, что имел, теша себя надеждой, что «враг не располагает необходимой глубиной обороны и находится в куда худшем положении, чем мы».

К тому моменту немцы понесли весьма ощутимые людские и материальные потери. Утром 14 ноября, переговорив с офицерами и солдатами 167-й пехотной дивизии, Гудериан констатировал: «Снабжение войск плохое. Не хватает белых маскировочных халатов, сапожной мази, белья и прежде всего суконных штанов. Значительная часть солдат одета в штаны из хлопчатобумажной ткани». 17 ноября командующий 4-й танковой группой генерал-полковник Эрих Гёпнер потребовал от командиров: «Выведите свои подразделения из состояния безразличия. Оживите их боевой дух. Укажите им их цель, которая в случае победоносного исхода положит конец кровопролитным боям и обеспечит заслуженный отдых. Вселите в них энергию и уверенность в конечной победе!»

Сделать это было непросто. Тем, кто не имел зимнего обмундирования, и небольшие морозы казались страшными холодами. Артиллерист Франц Фриш после войны уверял: «Мы начали наше наступление на Москву на сплошь неисправной технике. 30% рессор грузовиков ломались, не выдерживая морозов. В сложившейся ситуации даже офицеры ставили под сомнение возможность дальнейшего продвижения вперед». Гудериан в письме жене жаловался: «Ледяной холод, сложные условия, полураздетые солдаты, огромные людские и материальные потери, скудный подвоз горючего – все это превращает командование войсками в горькую участь, и меня все сильнее гнетет тяжелейший груз ответственности, которую, что бы мне там ни говорили, никто с меня не снимет».

Немецкие могилы в Смоленской области

Основные тяготы войны легли на плечи солдат. Ефрейтор Отто Залфингер в письме родителям не скрывал безысходного отчаяния: «До Москвы осталось очень немного. И все-таки мне кажется, что мы бесконечно далеки от нее. Мы уже свыше месяца топчемся на одном месте. Сколько за это время полегло наших солдат! А если собрать трупы всех убитых немцев в этой войне и положить их плечом к плечу, то эта бесконечная лента протянется, может быть, до самого Берлина. Мы шагаем по немецким трупам и оставляем в снежных сугробах наших раненых. О них никто не думает. Раненый – это балласт. Сегодня мы шагаем по трупам тех, кто пал впереди; завтра мы станем трупами, и нас также раздавят орудия и гусеницы».

Гальдер, обещавший «сломать противнику хребет», 23 ноября дал верный и горький для немцев прогноз: «Таких сухопутных войск, какими мы располагали к июню 1941 года, мы уже никогда больше иметь не будем». Гитлеровцы шли в яростные атаки. 30 ноября, понеся большие потери, они захватили поселок Красная Поляна под Лобней, оказавшись на расстоянии пушечного выстрела от окраин столицы. В этот день обер-лейтенант Альберт Нейгман написал дяде: «Утром уже из Москвы опишу тебе, как выглядит эта азиатская столица». Однако отправить хвастливое письмо в Берлин он не успел, так как был убит здесь же, под Красной Поляной.

В последний день осени фон Бок сделал в дневнике такое признание: «Мысль о том, что противник перед фронтом группы армий, обессилев, "рухнет", оказалась, как показали бои за последние 14 дней, миражом».

«Мое белье кишит вшами»

Нельзя сказать, что германская разведка полностью проморгала появление свежих советских дивизий под Москвой. Но ее сигналы не получили адекватной оценки. 4 декабря фон Бок на одно из донесений разведки отреагировал так: «Боевые возможности противника не столь велики, чтобы он мог этими силами… начать в настоящее время большое контрнаступление». Уже на следующий день войска Калининского фронта перешли в контрнаступление.

6 декабря в контрнаступление пошли войска Западного и Юго-Западного фронтов. В этот день командующий 9-й немецкой армией генерал-полковник Адольф Штраус приказал перебросить с участка западнее Калинина (ныне Тверь) на юго-восток две пехотные дивизии. Он считал, что «линия юго-восточнее Калинина, где бои уже перешагнули кульминационный пункт, может быть удержана». Штраус сильно заблуждался. 16 декабря Калинин был освобожден Красной армией.

Отступая, гитлеровцы минировали дороги, взрывали мосты и сжигали деревни. «Жителей, проживающих по Первомайской улице с. Крюково, немцы выгнали с детьми из квартир в лес и открыли по ним огонь. После этого стали грабить квартиры, забирая теплые вещи, продукты, избивая жителей. В квартире Кузнецовой Веры Александровны немцы сломали все вещи, изнасиловали хозяйку и домработницу – девушку 18 лет. Гр. Разоренова вывели больного на мороз, раздели, а в это время изнасиловали его жену», – отмечал в рапорте от 14 декабря начальник 3-го отдела Управления особых отделов НКВД СССР майор государственной безопасности Вячеслав Рогов.

Расправы над населением не могли компенсировать неудачи на фронте и решить бытовые проблемы. «Помыться, почиститься – это все невозможно. Все кишит вшами, мы постоянно чешемся и скребемся. У многих гнойные раны из-за постоянного расчесывания. У других проблемы с мочевым пузырем и кишечником из-за постоянного лежания на холодном полу, и они не могут нормально отдохнуть, поскольку ночью нужда раз за разом заставляет их просыпаться», – писал Хейнрици.

Если на вшей жаловался генерал, что говорить о солдатах. В письме матери ефрейтор Берке просил: «Дорогая мамочка, пришли мне как можно скорее какой-нибудь мази, мое белье кишит вшами, я расчесываюсь до крови. Все тело покрылось струпьями. Все мы то и дело чешемся. Я боюсь, что если останусь жив, то уже не отвыкну от этой привычки».

«Незабываемое Рождество»

Все более тревожными становились и письма из Германии. Невеста старшего ефрейтора Ганса Хаузера 12 декабря писала: «Милый Ганс, ты уже третий год на войне, а ведь я старею, не проходит дня, чтобы я не плакала тайком от матери. Вчера приходила Эльза, ее жених убит. Можешь меня не ревновать, молодых людей здесь нет, мужчин становится все меньше и меньше».

В ответ солдаты сообщали родным о своих бедах. Британский историк Николас Старгардт обратил внимание на то, что если до определенного момента немецкие военные чиновники пели хвалебные песни солдатским письмам, называя их «духовным витамином» для внутреннего фронта, то теперь министр пропаганды Йозеф Геббельс жаловался: «Воздействие писем с фронта, которое считалось чрезвычайно важным, ныне следует расценивать как более чем вредное… Солдаты наводят совершенную смуту, когда описывают огромные сложности условий, в которых воюют; нехватку зимних вещей… недоедание и перебои с боеприпасами».

Проблемы не покидали гитлеровцев и в праздники. В канун католического Рождества солдат Н. Висбаден записал в дневнике: «Днем русские посылали нам свои гостинцы [обстреливали из артиллерийских орудий. – «Историк»]. Сегодня у нас елка. Пищу мы получаем очень нерегулярно. Холод стоит варварский». Схожей оказалась запись унтер-офицера Ольгена Зайбольда: «Незабываемое Рождество 1941 года уже позади. Сочельник застал нас в доте, у костра: сыро, холодно, сидим скрючившись, кушать нечего. Нет ни хлеба, ни напитков, ни света, а есть только сознание того, что будет наступать русский. <…> Ранним утром 25 декабря посылаю разведдозор к соседней роте. Ясное зимнее небо; стрельба. Лейтенант Ладендорф с пятью товарищами пал во время разведки».

Взять Москву фон Бок так и не смог. 19 декабря в командование группой армий «Центр» вместо него вступил генерал-фельдмаршал Гюнтер фон Клюге по прозвищу Умный Ганс. Уже после войны, оценивая сложившуюся под Москвой обстановку, Блюментрит сделал главный вывод: «Это был поворотный пункт нашей восточной кампании – надежды вывести Россию из войны в 1941 году провалились в самую последнюю минуту. Теперь политическим руководителям Германии важно было понять, что дни блицкрига канули в прошлое. Нам противостояла армия, по своим боевым качествам намного превосходившая все другие армии, с которыми нам когда-либо приходилось встречаться».

Что почитать?

Кершоу Р. 1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо Железных. М., 2010

Заметки о войне на уничтожение. Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици. СПб., 2018

Фото: LEGION-MEDIA, РИА НОВОСТИ