Железный занавес

5 марта 1946 года США и Великобритания объявили Советскому Союзу холодную войну, которая обернулась беспрецедентной гонкой вооружений и борьбой за раздел мира на сферы влияния между Москвой и Западом

 

Резко возросшие за годы Второй мировой влияние и военная мощь Советского Союза вызывали беспокойство западных держав. Наиболее сильными были позиции Москвы в освобожденной Красной армией Восточной Европе, но и в других странах, в том числе на Западе, СССР пользовался поддержкой в лице коммунистических и левых партий, ставших во время войны ядром антифашистского Сопротивления. 

Опасаясь советизации Европы и даже всего мира, США также наращивали политическую экспансию и военную мощь. Монопольное обладание ядерным оружием породило у американцев «головокружение от успехов». Именно тогда Вашингтон окончательно отказался от своей традиционной политики изоляционизма и взял курс на установление доминирования в мире. В итоге англосаксы стали воспринимать СССР не как недавнего союзника, а как основного геополитического конкурента. 

 

За кулисами железного занавеса 

Впервые термин «холодная война» употребил еще в октябре 1945 года в одном из своих эссе британский писатель Джордж Оруэлл. Однако на весь мир эти слова зазвучали после Фултонской речи Уинстона Черчилля, который заявил о состоявшемся расколе Европы на два лагеря: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике, через весь континент, был опущен железный занавес». Мысль о занавесе была не нова: еще в 1919-м французский премьер-министр Жорж Клемансо с трибуны Парижской мирной конференции говорил о желании «поставить вокруг большевизма железный занавес, который помешает ему разрушить цивилизованную Европу». 

После Второй мировой ситуация повторялась. Именно Черчиллю, знаменитому политику и блестящему оратору, было доверено объявление о фактическом разрыве Великобритании и США с недавним союзником. В этот момент британский политик не занимал никаких официальных постов: в июле 1945-го, проиграв парламентские выборы, он уступил кресло премьер-министра лидеру лейбористов Клементу Эттли. 

Черчилль, которому шел уже 72-й год, отправился за океан, во Флориду, как он объявил, отдыхать и писать мемуары. На самом деле во время частного визита в США он активно общался с Гарри Трумэном, ставшим президентом после скоропостижной смерти Франклина Рузвельта, и полностью сошелся с ним в вопросе о том, что рост советского влияния необходимо остановить. Так началась подготовка речи, которую Черчилль в те годы считал «важнейшей в своей карьере». Поводом для ее произнесения стало поступившее ему приглашение от малоизвестного Вестминстерского колледжа в Фултоне прочитать лекцию о международном положении. Трумэн благословил идею: выступление знаменитого политика могло прославить миссурийскую глубинку, где родился президент. 

Конечно, его планы были гораздо более грандиозными: с помощью Черчилля он хотел объявить США лидером борьбы с «международным коммунизмом» и оправдать распространение американского влияния на планете (позже это назовут доктриной Трумэна). Британский экс-премьер также преследовал свои цели, желая напомнить всем и о себе, и о Великобритании, быстро терявшей позиции на мировой арене. Он стремился показать, что Британская империя жива и еще имеет вес в международных делах. Согласившись выступать в Фултоне, Черчилль поставил условие: Трумэн должен поехать с ним и стоять рядом во время речи. 

Новый президент США Гарри Трумэн (слева) и экс-премьер Великобритании Уинстон Черчилль быстро нашли общий язык на почве антисоветизма

Фултонская речь 

4 марта 1946 года Черчилль, Трумэн и сопровождавшие их лица сели в специальный поезд в Вашингтоне и отправились в Джефферсон-Сити, столицу штата Миссури, откуда еще 40 км добирались до Фултона на автомобилях с откидным верхом. В дороге, занявшей в общей сложности 14 часов, Черчилль сыграл с президентом в покер и выпил пять порций виски, а перед въездом в Фултон раскурил свою знаменитую сигару: «Люди хотят видеть меня с ней». Сняв привычный котелок и облачившись в алую мантию почетного доктора Оксфорда, 5 марта он предстал перед тысячами слушателей – те, кто не уместился в актовом зале колледжа, ждали снаружи. 

Свою речь, продолжавшуюся 40 минут, экс-премьер сначала хотел назвать «Мир во всем мире», но потом переименовал ее в «Средства достижения мира» (Sinews of Peace), что намекало на известное английское выражение «средства для войны», буквально – «сухожилия войны» (Sinews of War). Все выступление, говоря о мире, он имел в виду войну, которую следовало объявить недавнему союзнику. Основанием для этого Черчилль назвал то, что СССР подчинил себе Восточную Европу и активно действует «по нашу сторону железного занавеса». Опасность коммунизма, подчеркнул он, растет везде, «за исключением Британского Содружества и Соединенных Штатов, где коммунизм еще в младенчестве». Черчилль сказал также, что по всему миру «созданы коммунистические пятые колонны, которые работают в полном единстве и абсолютном послушании в выполнении директив, получаемых из коммунистического центра». 

«Я не верю, что Советская Россия хочет новой войны, – заключил оратор. – Скорее она хочет, чтобы ей досталось побольше плодов прошлой войны и чтобы она могла бесконечно наращивать свою мощь с одновременной экспансией своей идеологии». Заметив, что «русские друзья» больше всего «восхищаются силой», он потребовал отказаться от изжившей себя доктрины равновесия сил. Локомотивом в борьбе против коммунизма Черчилль провозгласил США, которые «находятся сегодня на вершине могущества, являясь самой мощной в мире державой». При этом он попытался выдвинуть вперед и Британию, объявив основой будущего антикоммунистического блока «братский союз англоязычных стран». Всем прочим народам предстояло объединиться под руководством англосаксов. 

Речь Черчилля стала спусковым крючком для глобального противостояния, которое обернулось беспрецедентной гонкой вооружений и борьбой за раздел мира на сферы влияния между Москвой и Западом. При этом холодная война в любой момент могла перерасти в «горячую» с использованием против СССР атомного оружия, которое поначалу имелось только у США. 

 

«Немыслимое» 

За год до Фултона, перед отлетом на родину с Ялтинской конференции в феврале 1945-го, Черчилль призывал крепить сотрудничество СССР, США и Великобритании: «Мы все обязаны работать вместе… для того, чтобы нации получили возможность жить в мире, не боясь больше подлой агрессии, жестокой агрессии, никогда не подвергаясь больше тяготам войны». Впрочем, позже он признал, что уже весной 1945 года проводил политику, исходившую из того, что «Советская Россия стала смертельной угрозой для свободного мира» и что настала пора «немедленно создать новый фронт против ее стремительного продвижения». 

В фильме Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны» генерала войск СС Карла Вольфа, вступившего по поручению Генриха Гиммлера в переговоры с американцами, блистательно сыграл Василий Лановой (на фото – слева). 1973 год

Первым шагом на пути к холодной войне можно считать инцидент в Берне, где представители англо-американского командования во главе с Алленом Даллесом 8 марта 1945-го начали переговоры с генералом войск СС Карлом Вольфом о капитуляции германских вооруженных сил в Северной Италии. Стратегическая цель состояла в том, чтобы остановить наступление Советов вглубь Европы. Для этого хороши были все средства, в том числе и союз с потенциальными преемниками Адольфа Гитлера. Советская разведка сумела узнать об этих контактах. 16 марта нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов потребовал от американского посла Аверелла Гарримана прекращения сепаратных переговоров. А 29 марта Иосиф Сталин в письме президенту США Рузвельту выразил недоумение по этому поводу. Переговоры Даллеса и Вольфа пришлось свернуть. 12 апреля Рузвельт телеграфировал Сталину: «Благодарю вас за ваше искреннее пояснение советской точки зрения в отношении бернского инцидента, который, как сейчас представляется, поблек и отошел в прошлое, не принеся какой-либо пользы». Это было последнее послание Рузвельта Сталину: в тот же день президент скончался. 

Тогда же, в апреле, был сделан второй шаг к будущему конфликту – и сделал его Черчилль. Накануне встречи советских и американских солдат на Эльбе он поручил Объединенному штабу военного планирования Великобритании разработку операции против Красной армии, присвоив ей кодовое название «Немыслимое». Начать боевые действия, участвовать в которых должны были американские, британские, канадские войска, польский экспедиционный корпус и не менее десятка пленных немецких дивизий (оружие для них заботливо хранилось на складах), намечалось 1 июля 1945 года. Им предстояло отбросить Красную армию как минимум за довоенную границу. 

Британские военные отнеслись к идее премьер-министра без энтузиазма. Начальник военной разведки генерал Джон Синклер заявил, что «положение самой Германии с ее проблемой коммуникаций, миллионами беженцев, проблемой питания и состояния промышленности делает невозможной большую войну через Германию и Польшу». А главной причиной, заставившей британцев отказаться от их «немыслимой» затеи, стала мощь Красной армии, воевать с которой они не решились. 

За год до Фултона британский премьер-министр призывал крепить сотрудничество СССР, США и Великобритании. На фото: Иосиф Сталин и Уинстон Черчилль на Ялтинской конференции. Февраль 1945 года

Атомный фактор 

После этого инициатива по борьбе с «международным коммунизмом» окончательно перешла к США, где уже завершились работы по созданию атомной бомбы. 16 июля 1945 года на полигоне Аламогордо первая бомба была успешно взорвана, а две недели спустя Трумэн одобрил применение нового разрушительного оружия против Японии, которая упорно отказывалась сдаться. Это должно было не только подавить сопротивление японцев, но и напугать русских, заставив их пойти на уступки. 6 августа атомная бомба была сброшена на Хиросиму, 9 августа – на Нагасаки. Эти события, за которыми последовала капитуляция Японии, стали еще одним шагом к холодной войне. 

Атомный взрыв в Нагасаки. 9 августа 1945 года

Но были ли у лидеров США и Великобритании основания бояться советской экспансии? После победы над нацизмом влияние СССР простиралось, говоря словами Молотова, «от Берлина до Пекина» и имело тенденцию к расширению. В странах Восточной Европы активно шло установление коммунистических режимов, опиравшихся на прямую поддержку со стороны Москвы. В Греции, которая по Ялтинским соглашениям осталась под влиянием Запада, коммунисты вели гражданскую войну. Соседней Турции СССР предъявлял территориальные претензии, в Иране поддерживал просоветских сепаратистов, а в Китае и Корее – рвущихся к власти местных коммунистов. В Западной Европе, особенно во Франции и Италии, Советский Союз располагал мощной поддержкой коммунистических партий, представители которых входили в правительства и выступали за союз с ним. 

В ходе переговоров лидеры США и Великобритании получили возможность оценить жесткость и целеустремленность Сталина, который вовсе не собирался идти на уступки Западу и считал: «Каждый распространяет свою систему так далеко, насколько может продвинуться его армия». В сентябре 1945 года, уже зная об атомном оружии в руках американцев, лидер СССР своими телеграммами инструктировал Молотова, находившегося в Лондоне на сессии Совета министров иностранных дел, проявлять максимальную неуступчивость и не пытаться договориться с союзниками «любой ценой». 

На Западе не могли не брать в расчет неуступчивость и холодный прагматизм советского вождя. Впрочем, западные лидеры в отношениях со своим недавним союзником исходили ровно из тех же принципов. Именно они в преддверии Фултона наращивали агрессивную риторику и создавали строго секретные планы ядерного удара по территории СССР (один из них, «Тоталити», датируется уже 1945 годом). И помешало им не миролюбие, а… банальная нехватка атомных бомб. В Вашингтоне довольно быстро рассчитали, что ядерного потенциала США недостаточно для того, чтобы подавить сопротивление Советского Союза, и что ответ базирующейся в Восточной Европе Красной армии будет более чем ощутимым. Платить столь высокую цену Штаты были не готовы. 

Чтобы исправить положение, весной 1946 года администрация Трумэна решила ускорить производство атомных бомб, а ядерные испытания перенести с территории США на захваченные у японцев атоллы Микронезии. 

 

«Длинная телеграмма» 

Монопольное обладание ядерным оружием привело к тому, что достигнутые в Ялте и Потсдаме соглашения перестали устраивать Вашингтон. Сначала пребывавший в эйфории Трумэн отказал СССР в праве оккупировать часть территории Японских островов, а в письме Сталину от 18 августа 1945 года и вовсе заявил о желании США иметь «авиационные базы для наземных и морских самолетов на одном из Курильских островов». Отвечая на ковбойский наскок президента, Сталин напомнил, что последнее «не было предусмотрено решениями трех держав ни в Крыму, ни в Берлине». Кроме того, заметив, что «требования такого рода обычно предъявляются либо побежденному государству, либо такому союзному государству, которое само не в состоянии защитить ту или иную часть своей территории», он жестко подчеркнул: «Я не думаю, чтобы Советский Союз можно было причислить к разряду таких государств». 

Ответ Сталина избавил Трумэна от иллюзий в отношении базы на Курилах, но не от агрессивных намерений. По его указанию 18 сентября 1945 года Комитет начальников штабов США (высший орган военного управления) принял директиву № 1496/2 «Основы формирования военной политики», а 9 октября – «Стратегическую концепцию и план использования вооруженных сил США». Концепция исходила из подготовки нанесения превентивного атомного удара по территории главного противника Соединенных Штатов – СССР. Победный 1945-й Комитет начальников штабов завершил тем, что 14 декабря подготовил директиву № 432/d, в приложении к которой были указаны 20 основных промышленных центров Советского Союза и трасса Транссибирской магистрали в качестве объектов для ядерных атак. 

Идеологическое обоснование повороту в американской внешней политике дал заместитель посла США в СССР Джордж Кеннан. 22 февраля 1946 года он отправил в Госдепартамент телеграмму посольства № 511, вошедшую в историю как «длинная телеграмма» (по его собственным подсчетам, она состояла из 8000 слов). 

«Мы имеем политическую силу, которая фанатично верит в то, что с Соединенными Штатами невозможно неизменное сосуществование, что разрушение внутренней гармонии нашего общества является желательным и обязательным, что наш традиционный образ жизни должен быть уничтожен, международный авторитет нашего государства должен быть подорван, и все это ради безопасности советской власти, – писал Кеннан. – Эта политическая сила, полностью подчинившая себе энергию одного из величайших народов мира и ресурсы самой богатой национальной территории, берет свое начало в глубоких и мощных течениях русского национализма. Кроме того, эта сила имеет тщательно разработанный и широко распространивший свое влияние аппарат для осуществления своей политики в других странах, аппарат удивительно гибкий и многосторонний, им управляют люди, опыт и навыки подпольной работы которых не имеют аналогов в истории. <…> 

Нагасаки после американской атомной бомбардировки. 1945 год

Перед нами стоит сложнейшая задача найти способ совладать с этой силой. С проблемами такой сложности еще не сталкивалась наша дипломатия и, смею предположить, вряд ли столкнется в будущем. <…> К этому следует подойти с той же тщательностью и заинтересованностью, что и к решению главных стратегических проблем во время войны, и, при необходимости, с такими же материальными затратами. Я не осмелюсь предложить здесь готовые ответы. Но я бы хотел выразить свое убеждение в том, что в наших силах решить эту проблему, не прибегая к общему военному конфликту». 

При этом Кеннан предостерегал американское руководство от продолжения рузвельтовской политики доверительного партнерства с СССР и призывал скорее избавиться от иллюзий и завышенных ожиданий в отношении возможности договариваться с Москвой на общепринятой дипломатической основе. Он писал о том, что советские лидеры уважают только силу и поэтому диалог с ними надо вести в невызывающей, но твердой манере, давая понять, что США не пойдут ни на какие уступки без гарантированной взаимности. 

Ключевое положение телеграммы заключалось в выводе об органическом экспансионизме, присущем советским руководителям, который побуждает и при любых обстоятельствах будет побуждать их к внешней экспансии, расширению сферы своего влияния на всё новые районы мира. Единственным адекватным ответом на подобные устремления Кеннан считал политику сдерживания, имея в виду удержание Советского Союза в рамках тех зон влияния, которые он уже сумел приобрести, и бескомпромиссное противодействие его попыткам выйти за их пределы «в любой точке земного шара». 

По словам самого Кеннана, его «трактат» вызвал в Вашингтоне сенсацию. «Длинную телеграмму» прочли и одобрили многие политики и военные. Вскоре Кеннан был назначен руководителем отдела политического планирования Госдепартамента США. 

 

На грани столкновения 

«Длинная телеграмма» и Фултонская речь легли в основу политического курса сдерживания Советского Союза, ставшего стержнем доктрины Трумэна. Президент США огласил ее 12 марта 1947 года в конгрессе, попросив выделить на экономическую помощь Турции и Греции 100 и 300 млн долларов соответственно и разрешить отправку «американского гражданского и военного персонала» в эти страны. Обосновывая такое обращение к конгрессменам, он заявил: «Соединенные Штаты должны поддерживать свободные народы, которые сопротивляются агрессии вооруженного меньшинства или внешнему давлению». Ни разу напрямую не упомянув СССР, Трумэн осудил политику «принуждения и запугивания», которая в результате «недавно навязанных тоталитарных режимов» проводится в Польше, Румынии и Болгарии. 

Пропагандистскую кампанию американских властей подхватили западные СМИ, которые твердили о нарушении прав человека в СССР и странах, находившихся под его влиянием. При этом умалчивалось, что прозападные режимы Греции, Турции и других государств отличаются не меньшей жестокостью в отношении инакомыслящих. Впрочем, журналист Уолтер Липпман на страницах New York Herald Tribune писал: «Мы выбрали Грецию и Турцию не потому, что они особенно нуждаются в помощи, и не потому, что они являются блестящими образцами демократии, а потому, что представляют собою стратегические ворота, ведущие в Черное море и к сердцу Советского Союза». 

Хотя Трумэн и призвал к сдерживанию СССР, соотношение сил было явно не на стороне Москвы. Американцы имели мощную экономику и сильную армию, не говоря уже о монополии на ядерное оружие, тогда как в Советском Союзе, который понес колоссальные потери во Второй мировой, только приступили к восстановлению страны. Не желая новой войны, СССР пошел на целый ряд уступок Западу: вывел свои войска из Северного Ирана, отказался от пересмотра статуса черноморских проливов, перестал поднимать вопрос о претензиях Грузии и Армении на часть территории Турции, не стал участвовать в разделе итальянских колоний в Африке. Отсутствие агрессивных планов лучше любых слов доказывает то, что Советский Союз, к концу войны имевший армию в 11,3 млн солдат и офицеров, к началу 1948 года сократил ее до 2,8 млн человек. 

Побывавший в СССР в январе 1947-го и встретившийся со Сталиным начальник Имперского генерального штаба Великобритании фельдмаршал Бернард Монтгомери констатировал: «Россия не в состоянии принять участие в мировой войне против любой сильной комбинации союзных стран, и она это понимает. Россия нуждается в долгом периоде мира, в течение которого ей надо будет восстанавливаться». 

США и Великобритания стремились воспользоваться относительной слабостью геополитического конкурента. Крича о советской угрозе, Штаты производили ядерное оружие, которое планировали применить против СССР. Если летом 1946-го у них было всего 9 атомных бомб, то два года спустя – уже 50. В 1948 году появился план «Чариотир», вскоре переименованный во «Флитвуд», а в 1949-м – «Дропшот», предусматривавший использование 300 атомных и 250 тыс. тонн обычных бомб для бомбардировки советских городов. 

Мир стоял на грани ядерной войны. Но начать ее американцы не решились, опасаясь ответного удара Советской армии по их войскам и сателлитам в Европе. Ситуация изменилась 29 августа 1949 года, когда в СССР прошли успешные испытания атомной бомбы. С монополией США на ядерное оружие было покончено – и теперь его применение стало бы гибелью для обеих сторон. Холодная война приняла затяжной характер. 

 

 

 

Рецепт успеха 

 

В своей «длинной телеграмме» американский дипломат Джордж Кеннан не только подверг анализу политику СССР, но и дал рекомендации своему правительству по поводу ответных шагов в отношении Москвы 

«Многое зависит от здоровья и энергии нашего собственного общества. Мировой коммунизм подобен болезнетворному паразиту, который питается только пораженными тканями. Смелые и четкие меры по решению внутренних проблем нашего общества, повышению уверенности, дисциплины, морального и общественного духа нашего народа являются дипломатической победой над Москвой, которая стоит тысяч дипломатических нот и совместных коммюнике. Если мы не откажемся от фатализма и безразличия к недостаткам нашего общества, Москва извлечет из этого выгоду для своей внешней политики. Мы должны сформулировать и представить на рассмотрение других государств более позитивную и конструктивную картину того, каким мы себе представляем мир в будущем. <…> Многие зарубежные страны, в особенности страны Европы, измучены и запуганы опытом прошлого и менее заинтересованы во всеобщей свободе, чем в собственной безопасности. Они ищут совета, а не наделения ответственностью. Мы должны быть в состоянии предложить им такую помощь в лучшей мере, чем русские. И если мы этого не сделаем, это сделают русские». 

 

 

Лента времени 

 

5 марта 1946 года 

Уинстон Черчилль выступил с Фултонской речью. 

 

12 марта 1947 года 

Президент США Гарри Трумэн выдвинул доктрину, основой которой стала политика сдерживания СССР. 

 

5 июня 1947 года 

Госсекретарь США Джордж Маршалл предложил программу восстановления Европы, получившую название «план Маршалла» и официально действовавшую с апреля 1948-го по декабрь 1951 года. По разным оценкам, размер американской помощи европейским странам составил 13–17 млрд долларов. 

1948–1949 годы 

Первый Берлинский кризис спровоцировало введение немецкой марки в трех западных зонах германской столицы. В ответ СССР установил блокаду Западного Берлина, продолжавшуюся 343 дня. 

 

18 января 1949 года 

СССР, Болгария, Венгрия, Польша, Румыния и Чехословакия создали Совет экономической взаимопомощи (СЭВ). 

4 апреля 1949 года 

США, Канада и 10 государств Европы подписали Североатлантический договор о коллективной обороне, образовав военно-политический блок НАТО. 

 

23 мая 1949 года 

На территории трех зон Германии, оккупированных США, Великобританией и Францией, провозглашено создание Федеративной Республики Германия. 

Западный Берлин стал автономным самоуправляемым городом, связанным с ФРГ. 

29 августа 1949 года 

Под Семипалатинском проведены успешные испытания первой советской атомной бомбы. 

7 октября 1949 года 

Провозглашено создание Германской Демократической Республики (ГДР). 

1950–1953 годы 

В разразившейся Корейской войне на стороне Республики Корея под флагом ООН сражались войска США, Великобритании и других стран. КНДР помогали КНР и СССР. 

17 июня 1953 года 

По ГДР прокатилась волна забастовок и народных волнений, поводом для которых стало повышение норм выработки и цен на продовольствие. 

 

14 мая 1955 года 

СССР, Албания, Болгария, Венгрия, ГДР, Польша, Румыния и Чехословакия подписали в Варшаве Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, создав Организацию Варшавского договора (ОВД). 

 

23 октября – 9 ноября 1956 года 

В Венгрии произошел антиправительственный путч, подавленный войсками ОВД. 

1 января 1959 года 

После победы революции к власти на Кубе пришел Фидель Кастро. 

Ночь на 13 августа 1961 года 

Началось возведение Берлинской стены, ставшей символом раздела Германии на ФРГ и ГДР. 

16–28 октября 1962 года 

Противостояние, получившее название Карибского (Кубинского) кризиса, разрешилось компромиссом: СССР убрал ракеты с Кубы, а США, дав гарантии ненападения на Кубу, – из Турции. 

21 августа 1968 года 

Войска стран ОВД (СССР, Польши, Болгарии и Венгрии) вступили в Чехословакию. Завершение Пражской весны. 

 

17 ноября 1969 года 

Начались переговоры между СССР и США о сокращении ядерных вооружений. 

 

26 мая 1972 года 

Лидеры СССР и США Леонид Брежнев и Ричард Никсон подписали в Москве Договор об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО) и Временное соглашение об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-1). 

 

18 июня 1979 года 

Лидеры СССР и США Леонид Брежнев и Джимми Картер подписали в Вене Договор об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-2). 

 

Декабрь 1979 года 

Принято решение о вводе советских войск в Афганистан, что привело к возобновлению конфронтации между СССР и Западом. 

 

1980 год 

Страны Запада бойкотировали летние Олимпийские игры в Москве. 

17 июня 1982 года 

Президент США Рональд Рейган, выступая на Генассамблее ООН, назвал Советский Союз «империей зла». 

 

15 февраля 1989 года 

Завершен вывод советских войск из Афганистана. 

9 ноября 1989 года 

Пала Берлинская стена. 

 

2–3 декабря 1989 года 

На встрече с президентом США Джорджем Бушем – старшим у берегов Мальты генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев пообещал, что СССР не будет вмешиваться во внутренние дела социалистических стран. 

 

1989–1990 годы 

В результате «бархатных революций» государства Восточной Европы отказались от социализма. 

 

15–16 июля 1990 года 

В Архызе Михаил Горбачев и канцлер ФРГ Гельмут Коль достигли соглашения об объединении Германии, ее членстве в НАТО и выводе советских войск из Германии в четырехлетний срок. 

8 декабря 1991 года 

Подписаны Беловежские соглашения о роспуске СССР. 

 

Что почитать? 

Печатнов В.О. Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 1940-х гг. Документальные очерки. М., 2006 

Главный противник: документы американской внешней политики и стратегии 1945–1950 гг. / Сост. и авт. вступ. ст. И.М. Ильинский. М., 2006 

 

 

«Ты и атомная бомба» 

 

Примерно за полгода до Фултонской речи Уинстона Черчилля его соплеменник, британский писатель Джордж ОРУЭЛЛ весьма точно предсказал недалекое будущее человечества 

Коротенькое эссе под названием «Ты и атомная бомба» Джордж Оруэлл (1903–1950) написал сразу после окончания Второй мировой – за три года до выхода в свет антиутопии «1984», сделавшей его знаменитым. Тогда, осенью 1945-го, после американских бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, о новом смертоносном оружии только и говорили – приблизительно так же, как сегодня говорят о коронавирусе. Именно тогда Оруэлл впервые употребил термин «холодная война», который вскоре стал маркирующим признаком целой эпохи. Предлагаем вашему вниманию отрывок из этого произведения. 

Благодаря атомной бомбе в ближайшие лет пять мы вполне можем взлететь на воздух. Вопреки ожиданиям, такая перспектива не стала предметом обширных дискуссий. Пока что газеты напечатали множество диаграмм, на которых видно, как работают протоны и нейтроны (вещи, малопонятные обычному человеку), и многократно прозвучали высказывания о том, что бомба «должна находиться под международным контролем». Но вот что любопытно: практически никто, во всяком случае в печати, не задается вопросом, ответ на который является единственно интересным для всех нас. Насколько трудоемким будет производство этих штук? 

Ответ на этот вопрос мы, то есть широкая публика, получили весьма опосредованным образом, когда стало известно, что президент Трумэн решил не передавать СССР некоторые секреты. Какое-то время назад, когда о бомбе только ходили слухи, все кругом считали, что у физиков есть одна проблема – как расщепить атом – и что, когда они эту проблему решат, каждый сможет заполучить себе новое разрушительное оружие. (Говорили, мол, в любой момент какой-нибудь псих-одиночка в своей лаборатории может взорвать всю планету, и она разлетится, как гигантский фейерверк.) 

Будь оно действительно так, весь ход истории изменился бы вдруг раз и навсегда. Различия между великими и малыми народами стерлись бы безвозвратно, тогда как власть государства над индивидом стала бы куда слабее. Однако, как следует из ремарок президента Трумэна, а также различных комментариев по поводу его выступления, бомба стоит фантастических денег, а ее производство требует грандиозных промышленных мощностей – и тем и другим владеют лишь три-четыре страны во всем мире. Это важнейший нюанс, ибо есть вероятность, что появление атомной бомбы отнюдь не изменит ход истории, а лишь еще усилит тенденции, которые были заметны на протяжении последних лет десяти. <…> 

Судя по некоторым намекам, русские пока не владеют секретом атомной бомбы, но, с другой стороны, все согласны, что через несколько лет они его разгадают. Таким образом, в будущем у нас будут две или три монструозных сверхдержавы, и они, имея оружие, которым в считанные секунды можно стереть все и всех с лица земли, будут делить между собой мир. Кто-то поспешно предположил, что за этим последуют более крупные и кровопролитные войны и, вероятнее всего, конец машинной цивилизации. Но давайте представим (ведь именно такое развитие и является наиболее вероятным), что последние из оставшихся великих наций заключат между собой негласный договор о том, что никогда не будут использовать друг против друга атомную бомбу. Представим, что бомбу – или ее угрозу – станут использовать против тех, кто не способен ответить ударом на удар. Ведь в таком случае все возвращается на круги своя, с той лишь разницей, что власть теперь сосредоточена в руках нескольких избранных, а будущее подчиненных народов и угнетаемых классов стало еще более безнадежным. 

Когда Джеймс Бёрнхем писал «Революцию менеджеров», многим американцам казалось, что немцы выиграют войну в Европе, поэтому было естественным полагать, что Германия, а не Россия будет доминировать на евразийских просторах, тогда как Япония сохранит за собой господство на Востоке. Притом что расчеты оказались неверны, на правоту основного утверждения это не влияет. Географическая картина мира по Бёрнхему реализовалась по существу: мы все яснее видим, как поверхность земли делится между тремя великими державами, каждая из которых самодостаточна, отрезана от контактов с внешним миром и управляется кучкой самовыбранных олигархов в том или ином обличье. Идущие сейчас торги о границах продлятся еще несколько лет, да и третья из сверхдержав – Китай, вокруг которого группируются страны Дальнего Востока, – до сих пор является лишь потенциальной, а не фактической. Однако общая тенденция не оставляет сомнений, и каждое научное открытие последних лет лишь укрепляет ее. <…> 

Последние лет сорок или пятьдесят г-н Герберт Уэллс и иже с ним предостерегают: человек может уничтожить себя своим собственным оружием, оставив место на земле муравьям и прочим «стадным» видам. Любой, кому довелось увидеть разрушенные города Германии, найдет такое утверждение по меньшей мере вероятным. И тем не менее, если взять общую картину мира, наша планета уже несколько десятилетий движется не к анархии, а к возрождению рабства. Возможно, мы скатимся вовсе не в тартарары, а в эпоху, столь же ужасающую в своей стабильности, как и античные рабовладельческие общества. Повсюду обсуждается теория Джеймса Бёрнхема, но лишь немногие задаются вопросом об ее идеологических основах. Бёрнхем предлагает такую идеологию, систему ценностей и социальную структуру, которые будут преобладать в государстве, одновременно непобедимом и находящемся в состоянии вечной «холодной войны» со своими соседями. 

Если бы оказалось, что атомная бомба – это нечто дешевое и легко производимое, вроде велосипеда или будильника, мы, наверное, скатились бы обратно во времена варварства. В то же время, как следствие, мог бы исчезнуть национальный суверенитет и высокоцентрализованное полицейское государство. Если же (что наиболее вероятно) бомба – это редкий и дорогостоящий предмет, сделать который так же трудно, как и боевой корабль, то, скорее всего, она ознаменует конец широкомасштабным войнам ценой нескончаемого «мира без мира». 

                                                                                                                                              Подготовила Раиса Костомарова

 

Фото: LEGION-MEDIA, © КИНОСТУДИЯ ИМ. ГОРЬКОГО, РИА НОВОСТИ, ЮРИЙ ЛИЗУНОВ, КОНСТАНТИН ТАРУСОВ/ТАСС, ХУДОЖНИК ЮРИЙ РЕУКА