Безальтернативный сценарий

Кто бы ни победил в Гражданской войне, дело все равно закончилось бы диктатурой, считает директор Института российской истории РАН, доктор исторических наук Юрий ПЕТРОВ

Гражданская война – трагедия колоссального масштаба. Главные ее причины – нетерпимость, неумение и нежелание искать компромиссы, ожесточенность, стремление к насильственному разрешению политических проблем.

Отказ от компромисса

– Можно ли было в принципе избежать Гражданской войны? И когда была пройдена точка невозврата, после которой уже пути назад не было?

– Мне кажется, и это согласуется с мнением большинства современных российских историков, что до лета 1918 года Гражданская война носила вялотекущий, очаговый характер. И только с лета 1918-го стала приобретать всероссийский масштаб.

Можно ли было ее избежать в принципе? Это вопрос, конечно, скорее историософский или, может быть, даже философский. Поэтому и ответ на него будет соответствующий: войны можно было избежать при наличии доброй воли разных сторон. Но ситуация в России уже осенью 1917 года то и дело принимала форму военного противостояния различных политических сил, которые ни о каком стремлении к компромиссу слышать не хотели.

Точкой же невозврата, на мой взгляд, можно считать разгон Учредительного собрания. Большевиками было применено явное насилие по отношению к демократически избранному органу. Когда стало понятно, что договориться с советской властью невозможно, собственно, события приняли необратимый характер. Полномасштабное развертывание Гражданской войны стало делом времени.

– Почему февральские события 1917 года не вызвали вооруженного противостояния разных сил?

– Февраль вообще прошел относительно мирно. Ни одного сколько-нибудь серьезного выступления в защиту монархии отмечено не было. Даже бывшие закоренелые монархисты на следующий день после отречения царя нацепили красные банты и вышли на улицу вместе с революционерами. В этом, наверное, и был залог того, что февральские события поначалу не вылились в масштабный конфликт. Общая эйфория, которая охватила российское общество, – эйфория от победы над «старым порядком», от полученной свободы – сыграла цементирующую роль. Она объединила общество и до поры до времени не давала ему раскалываться.

Впрочем, эйфория эта быстро стала проходить. Поэты порой особенно тонко чувствуют дух эпохи. Марина Цветаева в конце мая 1917 года написала так:

Свершается страшная спевка, –

Обедня еще впереди!

– Свобода! – Гулящая девка

На шалой солдатской груди!

– Большевики открыто выступали под лозунгом превращения империалистической войны в войну гражданскую. Как относились к перспективам развязывания гражданской войны представители других политических сил? Была ли она для них табу или к концу 1917 года всякие социальные табу уже рухнули – и «на войне как на войне»?

– Отношение к грядущей революции как к начальной фазе гражданской войны прослеживается в большевистской риторике с 1905 года. Владимир Ленин вполне откровенно писал о тех событиях как о «генеральной репетиции гражданской войны». Развязывание такой войны было тактической целью большевиков: им казалось, что в ее огне они смогут, захватив власть, подавить «эксплуататоров» и перейти к новому обществу. Других политических сил, которые бы столь откровенно на своих знаменах помещали лозунги гражданской войны, в России не было.

Но не стоит заблуждаться насчет миролюбия противников большевиков. Не выдвигая лозунга гражданской войны, они тем не менее с определенного момента стали настаивать на развертывании полномасштабной борьбы с большевизмом, на уничтожении этой, как они выражались, «заразы». Что было не чем иным, как встречным шагом на пути все к той же гражданской войне. В итоге верх взяли взаимная ненависть и ожесточение, которые и лишили страну возможности мирным путем выйти из революционного кризиса.

– То есть гражданская война не была табуирована и со стороны противников советской власти?

– Уничтожение большевизма не было табуировано. Сам лозунг о гражданской войне мог и не употребляться, но тезис о том, что большевизм должен быть раздавлен насильственным способом, был одним из главных цементирующих начал Белого движения.

Надежда на реставрацию

– Можно ли говорить о том, что существовала «белая альтернатива» большевистскому «красному проекту»?

– Если бы она на деле существовала, думаю, мы жили бы сейчас в другой стране. А если говорить серьезно, то со стороны белых действительно выдвигались самые разные проекты реформ, экономические и политические лозунги. Но они проигрывали большевистским хотя бы потому, что по целому ряду ключевых для того времени вопросов (о земле, о собственности, о форме государственного устройства и т. д.) белые выдвигали лозунг «непредрешенчества». Их логика была такова: сначала мы победим в войне с большевизмом, а потом при помощи вновь созванного Учредительного собрания или как-то еще решим, «как нам обустроить Россию». До созыва же этого легитимного органа ничего кардинального решать не будем, чтобы не связывать ему руки.

– Самым острым был вопрос о земле, и здесь белые не смогли предложить крестьянству ничего нового…

– Речь шла не только о земле, хотя, вы правы, это был самый насущный вопрос для значительной части населения тогдашней России. По большому счету белые так и не смогли объяснить людям, какой будет новая страна и будет ли она новой или все вернется на круги своя.

Помимо земельного вопроса остро стоял и вопрос национальный. Для народов бывшей империи лозунг сохранения «единой и неделимой России» совсем не был близок. И большевистские призывы дать народам право на самоопределение, наоборот, находили отклик на окраинах распадающегося государства.

Белое движение так и не создало той реальной идеологической базы и того набора лозунгов, за которыми бы последовала большая часть страны. В этом, с моей точки зрения, и состоит основная причина победы большевиков в Гражданской войне.

– У них действительно не было понимания, что будет дальше?

– Это сложный вопрос. Кто-то хотел восстановления монархии и пытался на время скрыть свои подлинные намерения за лозунгом «непредрешенчества». Кто-то хотел вернуть право помещиков на землю и поэтому тоже прикрывался этим лозунгом. Кто-то говорил о «единой и неделимой России», имея в виду необходимость восстановления прежнего имперского государственного устройства. Так что во многом «непредрешенчество» было эвфемизмом, за которым белые скрывали свои подлинные намерения, в основе которых лежала надежда на реставрацию.

Неизбежная диктатура

– Насколько Белое движение было единым?

– С точки зрения идеологии Александр Колчак и Антон Деникин – два военачальника бывшей царской армии – мало чем отличались. Но налицо была борьба амбиций – соперничество за то, кто будет во главе Белого движения, кто поведет за собой Россию и в конечном счете освободит ее от большевиков, кто займет Москву и т. д. Личный фактор сыграл серьезнейшую роль в том, что белые так и не смогли консолидировать свои усилия, чтобы наступать единым фронтом.

– Иногда кажется, что даже если бы белые победили в Гражданской войне, то на этом бы она не закончилась. Большевизм был бы ликвидирован, а дальше бои начались бы между различными версиями антибольшевизма. Вы согласны с этим?

– Да, я думаю, что этот пожар затушить было бы очень трудно. Бунтарский дух, дух революции 1917 года был, как мне кажется, неистребим. Даже если бы белые смогли занять Петроград и Москву, все равно Россию ждала бы очень долгая и очень кровопролитная «пугачевщина». Восстания в провинции наверняка бы продолжились, и война приобрела бы затяжной характер. В итоге у белых не было бы шансов сохранить свою власть иным путем, кроме установления жесточайшей диктатуры.

– Для того, чтобы на корню извести бунтарский дух, о котором вы говорили?

– Конечно! Это означает, что даже после гипотетической победы белых Россия точно не стала бы демократической страной. Вместо «диктатуры пролетариата» страну приводила бы в чувство «белая диктатура». У России после 1917 года не было альтернативы – либеральное устройство или диктатура. Диктатура, на мой взгляд, была неизбежна. Останься в живых генерал Лавр Корнилов, он мог бы стать знаменем и лидером этой диктатуры (собственно, уже летом 1917 года генерал к этому активно готовился). Колчак вполне подходил на эту роль. Но у них не получилось. Поэтому страна обрела диктатуру Ленина – Сталина.

Преимущества «осажденных»

– Сформированная как бы из ничего Красная армия в конечном итоге оказалась более эффективной, причем не только в военно-политическом, но и в сугубо военном смысле. Почему?

– На стороне белых были выучка и боевой опыт мировой войны, лучшее понимание того, что есть война и как ее надо вести. На стороне красных – порыв, революционный энтузиазм. Революция вызвала громадный выброс народной энергии, выведя при этом на первый план многих действительно ярких личностей, которые и сумели возглавить это стихийное поначалу движение и в результате победить.

– Почему царские офицеры переходили к красным?

– С одной стороны, из прагматичного расчета: понятно, что для многих это был вопрос выживания. Мы знаем, что большевики подвергали офицеров массовому уничтожению. Поэтому те выбирали из двух зол, что называется, меньшее. С другой стороны, были менее прагматические мотивы. Многие из «бывших» в какой-то момент почувствовали, что именно большевики являются той силой, которая сможет заново объединить державу. И вот эти имперски настроенные офицеры – державники, государственники – в итоге пошли на службу новой власти, которая, как им казалось, могла заново воссоздать страну и обеспечить ей необходимый статус в мире. Мне кажется, этот мотив тоже не стоит сбрасывать со счетов.

– Почему белые действовали так некоординированно?

– Отчасти уже сказал. Мне кажется, что это вопрос все-таки личных амбиций.

– Имело ли при этом значение то, что белые силы сами по себе территориально были распылены, а красные компактно контролировали самый центр?

– Возможно, имело. Белое движение в определенный момент контролировало едва ли не две трети территории страны. И в данном случае сам факт компактного размещения в центре мог, безусловно, сыграть роль мобилизующего фактора, фактора «осажденной крепости». Хотя при этом очевидно, что у «осаждающих» были свои большие преимущества, которые они так и не использовали. В отличие от «осажденных».

– Когда, на ваш взгляд, белые были ближе всего к победе? Когда судьба советской власти действительно висела на волоске? Ленин ведь, как известно, написал несколько текстов с названием «Социалистическое отечество в опасности!», так какая же из этих опасностей была самой-самой?

– Я думаю, что самый опасный момент для большевиков был даже не в 1919 году, а раньше, осенью 1918-го, когда был серьезный кризис внутри самой партии, когда произошло покушение на Ленина, прошли эсеровские выступления, когда в деревне началась борьба кулаков с комбедами. В это время Красная армия еще не была отмобилизована, не была едина.

А другой наиболее критический для советской власти момент наступил, когда Петр Врангель с Русской армией уже покинул Крым. В начале 1921 года вспыхнул Кронштадтский мятеж, потом – самый разгар Тамбовского восстания. Это был очень опасный момент. И Ленин, как выдающийся политический прагматик, среагировал на эту угрозу молниеносно, предложив стране новую экономическую политику – нэп. Продразверстку отменили, перестали отбирать у крестьян хлеб, ввели продналог. Тем самым недовольное большевиками крестьянство Ленин вновь переманил на сторону советской власти. Не будь этих восстаний, возможно, политика «военного коммунизма» и дальше бы продолжалась. Ведь она вполне вписывалась в систему ценностей большевистских вождей.

– Почему красные все-таки победили белых? Что сыграло главную роль?

– Причин множество, и о некоторых из них мы уже говорили. Но, выделяя главное, я дам, может быть, совершенно тривиальный ответ. Это произошло в первую очередь потому, что большевики сумели обеспечить себе поддержку основной массы населения – российского крестьянства. Они добились этого разными способами: и принуждением, и насилием, и террором, и некоторыми посулами (прежде всего, конечно, обещанием отдать землю крестьянам). Но большевики смогли привлечь на свою сторону народ. Белым же это сделать так и не удалось. Думаю, в этом и состоит основная причина исхода Гражданской войны в пользу красных.