Людовик Грондайс «Он был возведен в ранг великих стратегов»

Предлагаемые вниманию читателей воспоминания о генерале Алексее Брусилове – отрывок из мемуаров почти неизвестного в нашей стране голландского журналиста Людовика Грондайса, военного корреспондента, историка искусства и автора нескольких книг по истории революции и Гражданской войны в России.

Генерал от кавалерии А.А. Брусилов. Военный лубок. 1915 (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Мои первые впечатления о главнокомандующем русской армией Алексее Брусилове восходят к сентябрю 1915 года. Он возглавлял тогда 8-ю армию. Успешно наступавшая в Галиции, недавно она была оттеснена назад, но вскоре это отступление было остановлено. <…> Ровно, маленький город Волынской губернии, был местом пребывания Брусилова. Он принял меня в своем поезде, в котором постоянно жил. Его лицо тут же поразило меня живостью глаз и выражением лукавой доброты, что выдавало в нем благородство и высокий ум.

«Он очень рано встретил госпожу удачу»

Во время одного из моих переездов из полка в полк, когда я был в Ровно, я обедал вместе с Брусиловым и еще восемью гостями, среди которых были начальник штаба генерал [С.А.] Сухомлин, несколько других генералов и двое-трое знакомых, которыми окружил себя командующий армией. Брусилов легко вел беседу, всегда свободно и весело. Ему нравились долгие разговоры после десерта. Он выдерживал критику, соглашался со всеми замечаниями и поощрял возражения. С другой стороны, он сам любил поддеть своих гостей. Генерал [П.П.] Палибин какое-то время часто был объектом его остроумных и беззлобных насмешек, что веселило присутствовавших, настолько этот офицер был добродушен. Его племянник, адвокат Палибин, впоследствии унаследовал эту роль.

Нередко в голосе Брусилова слышались насмешливые нотки, что выражалось в его манере отчетливо выговаривать слова. Бесспорно, из всех достойных людей, которых я встретил в России, у него был самый светлый ум, я бы даже сказал, более европейский, если бы не боялся тем самым невольно не заметить, сколько в нем русского, и оклеветать его патриотизм.

Брусилов от природы гениален, что дает ему большие возможности. Он много работает, но его тяжелый труд никогда полностью его не поглощает. Даже в ходе самых сложных операций он всегда находил время для своих друзей и гостей. Я часто был под впечатлением от его манеры принимать решения очень быстро и точно, что позволяло ему экономить массу времени, а также от его способности в один час сделать то, на что другой бы потратил полдня.

Каждый день в любое время года, несмотря на погоду, он ездил верхом с пяти до семи часов вечера. Он выбирал себе точку на горизонте и направлялся к ней, как делают настоящие всадники, через холмы и долины. Его осиная талия и манера легко и грациозно держать голову придавали ему вид элегантного наездника.

Брусилову не хватало обстоятельства, которое при старом режиме было необходимо для быстрого продвижения по службе: он, как и [Н.И.] Иванов и [П.А.] Лечицкий, был одним из тех немногих командиров, которые не оканчивали Академии Генерального штаба. Это мешало сделать блестящую карьеру, однако Брусилов неизменно демонстрировал качества, свойственные лидеру, ученому, стратегу и… дипломату, чтобы сломить сопротивление противника. И этот проворный борец очень рано встретил на своем пути гордую и требовательную госпожу удачу, ту, что презирает слабых и улыбается сильным. Она оставалась ему верна в течение всей жизни. <…>

«Брусилов велел их расстрелять»

Он имел счастье завоевать уважение великого князя Николая Николаевича, а затем и царя.

Еще до войны, будучи начальником Офицерской кавалерийской школы в Петрограде, Брусилов часто ездил с различными поручениями за границу, а когда началась война, его назначили одним из командующих 8-й армией.

Блестящий успех в Галиции принес ему должность командира 8-й армии, которую он занимал до начала 1916 года, когда сменил старого [Н.И.] Иванова [на посту главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта. – Прим. публикаторов]. В июне-июле 1916 года в руки Брусилова и его армий попали 460 тыс. пленных и бесчисленное количество трофеев, после чего он был возведен в ранг великих стратегов. Совпадение этих операций с выдающимися битвами при Вердене и на Сомме поставило его в один ряд со знаменитыми лидерами того времени на французском фронте.

Покровительство великого князя Николая Николаевича рано сделало Брусилова независимым и невосприимчивым к мелким интригам, которые часто возникали между генералами. Личные качества и великосветские манеры Брусилова позволили ему сохранить во взаимоотношениях с подчиненными – как с офицерами, так и с солдатами – чувство глубокого уважения. Его простота, улыбчивость и обходительность были как раз теми качествами, каких требовал от руководителей [А.Ф.] Керенский.

За улыбающимся человеком, образ которого сделал его популярным среди солдат, скрывался, однако, чрезмерно жесткий и требовательный руководитель. В армии, где нередко закрывали глаза на проступки, он проявлял твердость и суровый нрав в отношении лени или нарушения дисциплины. Я помню пример проявления его неустанного чувства справедливости во время моего пребывания в Ровно в октябре 1915 года. Восемь казаков изнасиловали тогда трех женщин, ограбив и уничтожив их дома. Где-нибудь в другом месте ограничились бы телесными наказаниями или отправили бы виновных на опасные участки фронта, а Брусилов велел их расстрелять. Часто он наказывал офицеров и за более мелкие правонарушения, публично отчитывая их. Подобные нравственные расправы производили ошеломляющий эффект: я видел обвиненного Брусиловым в халатности в присутствии военного штаба начальника станции, заливавшегося слезами и выхватывающего пистолет, чтобы убить себя. Пистолет удалось отобрать, но начальник станции чувствовал себя опозоренным.

Что же касается генералов, ответственных за поражение, то он их никогда не прощал. Если они были приняты при дворе, Брусилов добивался их немилости через великого князя Николая Николаевича. Достаточно вспомнить нашумевший случай с генералом [С.А.] Ворониным, командиром 40-го армейского корпуса. Он был обвинен в поражении у Луцка в октябре 1915 года.

ЛЮДОВИК ГРОНДАЙС

Фото предоставлено М. Золотаревым

Родился 25 сентября 1878 года в Голландской Ост-Индии (ныне Индонезия). Его отец был директором школы. В 1905 году Людовик окончил университет в Утрехте, а потом продолжил образование по специальностям «философия» и «математика» в Лейденском университете.С началом Первой мировой войны Грондайс, работавший к тому времени учителем в школе, отправился в качестве военного корреспондента на фронт – сначала в Бельгию, а затем во Францию. Летом 1915 года он впервые посетил Россию. В феврале 1917-го Грондайс оказался в Петрограде, где стал очевидцем революционных событий и последовавшего за ними отречения от престола Николая II. Но его пребывание в столице было сравнительно недолгим: вернувшись в войска, в июне 1917 года он принял участие в наступлении Юго-Западного фронта русской армии. В начале августа того же года, когда 3-й батальон 46-го Сибирского стрелкового полка потерял своего командира, Грондайс вынужден был взять на себя командование батальоном. В начале 1918 года он присоединился на Дону к офицерам и добровольцам, выступившим против советской власти. С основателями Добровольческой армии – генералами М.В. Алексеевым, Л.Г. Корниловым и А.И. Деникиным – голландский военный корреспондент познакомился еще в предшествующие годы на фронтах Первой мировой. Людовик Грондайс участвовал в легендарном Первом Кубанском «Ледяном» походе Добровольческой армии. Еще до его окончания, в апреле 1918 года, он попал в плен к большевикам и был отправлен для разбирательства в Москву. В столице Советской России избежать дальнейших неприятностей и обрести свободу ему помог посол Голландии.В июле 1918 года через Мурманск, Берген и Ньюкасл Грондайс приехал в Париж. Но всего два месяца спустя французское правительство предложило ему принять участие в военной миссии в Сибири в качестве военного корреспондента. В марте 1919 года он прибыл в армию Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака. Грондайс совершал поездки на фронт, был лично знаком с Колчаком, атаманом Г.М. Семеновым, генералом Р.Ф. Унгерном и многими другими военачальниками. После поражения белого Восточного фронта он участвовал в Сибирском «Ледяном» походе, а в декабре 1919 года добрался до Владивостока и вскоре покинул Россию, увезя с собой часть архива правительства Колчака (многие документы были изданы им в 1939 году).В 1922 году в Париже он выпустил книгу на французском языке, подводившую итоги его пребывания в нашей стране, – «Война в России и Сибири» (La guerre en Russie et en Sibérie). Это источник, до сих пор практически не используемый в отечественной историографии.В 1930-е годы Грондайс служит профессором Утрехтского университета. Однако очевидная склонность к приключениям не позволяла ему полностью сосредоточиться на науке. В 1932–1933 годах он совершил поездку на Дальний Восток, где стал очевидцем японской экспансии в Маньчжурию. А в 1936–1937 годах Грондайс несколько раз ездил в Испанию. Во вспыхнувшей в этой стране Гражданской войне он стал на сторону генерала Ф. Франко. Будучи свидетелем Гражданской войны в России, ученый и журналист был убежден, что испанская революция является прямым продолжением революции российской.В 1941 году в Париже Грондайс защитил докторскую диссертацию «Византийская иконография Распятия Христа». В 1944-м он был назначен профессором иконографии и религиозного искусства родного университета в Утрехте. Людовик Грондайс скончался 17 марта 1961 года в Гааге в возрасте 82 лет. Публикуемые воспоминания о генерале А.А. Брусилове – отрывок из его книги «Война в России и Сибири» (Grondijs L. H. La guerre en Russie et en Sibérie. Paris: Bossard, 1922. P. 82–89), впервые готовящейся к изданию в нашей стране.

«Он сразу позволил водрузить красное знамя»

Поведение Брусилова во время революции было подвергнуто суровой критике. Конечно, он предпринял много попыток, чтобы ее предотвратить. В мае 1916 года он побуждал [председателя совета министров Б.В.] Штюрмера решить польский вопрос c немцами. Ответом было: момент еще не наступил. В октябре того же года Брусилов просил великого князя Николая Михайловича, а в ноябре – великого князя Михаила Александровича, брата царя, передать Николаю II его убежденность в том, что необходимо незамедлительно обеспечить страну ответственным правительством. Император ответил, что считает Брусилова великим экспертом в военных вопросах и пусть он этим и занимается.

Когда после двух дней сомнений революция решилась на смещение правившей династии, [председатель Государственной думы М.В.] Родзянко отправил к Брусилову молодого Палибина, чтобы передать, что царя упрекают в нелюбви к Родине, в презрении к народу, которого тот лишил прав и человеческих благ, в подрыве авторитета династии и короны семейными скандалами.

В ночь с 27 на 28 февраля Брусилов пытался повлиять на императора, но тот слушал его не больше, чем прежде. После отречения Николая – уже 4 марта – генерал сразу позволил водрузить красное знамя. Сообщения, которые приходили из Петрограда, подтверждали, что революционное движение проникает во все сферы социальной, интеллектуальной и религиозной жизни. Самые смутные настроения охватили рабочий класс и армию. Брусилов надеялся помешать их разрушающему влиянию, опередив их.

По свидетельству Л. Грондайса, генерал Брусилов был чрезмерно жестким и требовательным руководителем. На фото: главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта А.А. Брусилов и командующий 8-й армией А.М. Каледин опрашивают нижних чинов в период боев на реке Стырь под Луцком. Август 1916 года (Фото предоставлено М. Золотаревым)

10 марта он надел красную кокарду, принимал депутации, которые стекались со всех сторон, – депутации солдат, рабочих, еврейских общин, крестьян, которые из его уст узнали, что четвертое сословие снискало симпатии руководства страны. Брусилов присутствовал на собраниях солдатских комитетов, где его всегда встречали овациями, и регулировал строгими указами (декретами) дерзкие нарушения солдатами дисциплины.

Я не думаю, что у него был выбор. Революционная пропаганда сумела внести в умы сумятицу, непонимание различий между военной дисциплиной и социальным угнетением, между людьми в погонах и гражданскими лицами.

Люди, преследуемые при старом режиме, – студенты-революционеры, фанатичные анархисты, евреи – сеяли в народе недоверие к политической искренности своих руководителей и поощряли склонность солдат к неподчинению и лени.

Когда Брусилов покидал Каменец-Подольский, чтобы занять в Могилеве свой новый пост главнокомандующего, все солдатские комитеты пришли с музыкой провожать его на вокзал. После обычных речей он протянул руку матросам и солдатам, членам сельских, батальонных, полковых комитетов и лишь затем своим коллегам из Генерального штаба. К сожалению, этот жест очень точно символизировал смену ролей в армии. То, что Брусилов находил полезным потакать на публике тем, кого считал настоящими хозяевами положения, и особо выделять это, делало всю сцену постыдной и фатальной.

Военный министр Керенский был очень уважаем всеми. Брусилов во время своего выступления в Каменец-Подольском зашел так далеко, что под аплодисменты огромной аудитории офицеров и представителей общественности заявил, что «действительно влюблен в Керенского».

Но то, что Брусилов делал благородно, со спокойным видом протягивая руку солдатам, другие офицеры исполняли слишком серьезно, немного смешно, отдавая дань моде.

«Этот непокорный народ приветствовал его стоя»

Почти все – и старые генералы, и безусые прапорщики – соревновались в демократическом рвении. Они присутствовали бесконечными ночами на невыносимых и претенциозных в нелепостях солдатских собраниях и потакали интересам определенных людей ради громких фраз, в то время как Керенский своим ошеломляющим продвижением подтверждал силу того, что называется личным обаянием. Чины не считались, каждый должен был добиваться, чтобы ему более или менее подчинялись.

В мае 1917 года Временное правительство России назначило генерала Брусилова Верховным главнокомандующим русской армией. На фото: А.А. Брусилов (в центре) и министр иностранных дел Временного правительства М.И. Терещенко (слева) (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Я вполне ощутил это на себе. В Каменец-Подольском солдаты стали проверять паспорта офицеров на улице. Отказавшись показать свой и признать «армейский комитет», я был арестован в своей квартире и провел под арестом десятка солдат со штыками целых полдня. К вечеру эти сумасшедшие, изрядно оскорбив меня на матерном русском, ушли, так и не увидев моих документов. Мое поведение (впрочем, логичное) в целом было осуждено главным штабом, и меня дважды публично высмеивали за мои «антидемократические» убеждения.

Между тем в конце июня, после трех с лишним месяцев революции, фронт Брусилова [Юго-Западный. – Прим. публикаторов] оставался единственным, где, казалось, сохранялся хоть малейший шанс для успеха в наступлении.

Нерешительное поведение генерала [Н.В.] Рузского и близость к центру большевиков, коим являлся Петроград, спровоцировали полную потерю позиций Северо-Западным фронтом. На Западном фронте генерал [В.И.] Гурко, имя которого ненавидели все русские революционеры, сумел продолжить традиции своей семьи презрительным и высокомерным отношением к солдатским комитетам. Понимание им своего долга, которое заслуживает уважения, стало причиной его конфликта с комиссарами. Они, ускользая от «дружеского» контроля командования, бросились в крайности большевистской доктрины. Открыто говорили о прекращении военных действий; линия фронта ослабевала, зона боевых действий наводнилась шпионами.

Брусилов регулярно посещал заседания комитета солдат. Этот непокорный народ приветствовал его стоя. Старые солдаты, забыв о новом дисциплинарном катехизисе и испытывая дрожь от встречи со столь знаменитым и почти легендарным командиром, кричали, как в старые времена: «Здравия желаем, ваше высокопревосходительство!» Брусилов – маленький, элегантный, в аккуратном сером кителе – отчитывал их за это со своей доброжелательной и слегка насмешливой улыбкой.

С той же легкостью, как если бы он возглавлял совет генералов, Брусилов сидел как наблюдатель (на видном, однако, месте) среди солдат, которые должны были решить исход операции и судьбу страны.

Но, слушая, именно он руководил процессом. Каждый оратор обращался к нему и искал его одобрения. Неловкое высказывание тут же поправлялось товарищами. Брусилов предлагал в декреты, взятые на рассмотрение, внести небольшие поправки, которые меняли их значение. С безупречной интонацией и голосом, внушающим доверие, он убеждал своих слушателей: никакая опасность изнутри не угрожает русской революции, но мы должны защищать ее от внешнего врага. И под его сверкающим взглядом, под влиянием его лукавой улыбки и манеры говорить комитет голосовал за меры, которые на других участках фронта никто не посмел бы принять, – такие как смертная казнь для шпионов, капитулянтов и спекулянтов и усиление подготовки к наступлению.

Публикацию подготовили Руслан Гагкуев и Светлана Шилова