Колумб московской старины

Родившийся двести лет назад Иван Забелин всегда называл себя не историком, а археологом. И пояснял разницу: историк занимается всей страной, а археолог – отдельными людьми. Сам он всю жизнь интересовался именно людьми, пытаясь разглядеть их в глубинах ушедших времен

Главное внимание Забелин уделял истории Москвы – и сам был московской достопримечательностью. В 1880-е Владимир Гиляровский, тогда начинающий журналист, захаживал в поисках сюжетов на Сухаревский рынок. Там среди прочих колоритных персонажей ему не раз встречался старик с окладистой седой бородой, который увлеченно рылся в грудах засаленного тряпья и пожелтевших лубочных книжек. Таким образом Забелин искал – и находил – экспонаты для Исторического музея, который фактически возглавлял. За 40 лет до этого его первые труды высоко оценил такой строгий критик, как Николай Чернышевский: «Хорошо было бы, если б у нас являлось больше таких людей, как г. Забелин… побольше ученых, столь даровитых и живых». 

Его университеты 

Маленький Ваня приехал в Москву из Твери в 1826 году, когда ему исполнилось шесть лет. Вскоре его отец Егор Степанович, коллежский регистратор, был переведен в захолустный Мышкин, а семья осталась в Белокаменной. Деньги от него поступали все реже, а потом вместо них пришло извещение о смерти. Пытаясь прокормить себя и двоих сыновей, его вдова Авдотья Федоровна шила на заказ, разрисовывала обертки для «конфект», порой ей удавалось устроиться экономкой, но денег вечно не хватало. Младшего сына Петю она отдала в приют, а Ваня вынужден был зарабатывать, помогая матери или прислуживая в соседней церкви. На утаенные копейки он покупал лубочные книжечки, навсегда запомнив первую из них, «Булат-молодец»: «Сказка доставила мне величайшее удовольствие и картинками, и чтением». 

В 12 лет матери удалось пристроить его в сиротское Преображенское училище на Стромынке. Морозным зимним утром она пешком повела Ваню через пустынные Сокольники, а издалека доносился волчий вой. Приют встретил мальчика холодом и голодом. Подъем в шесть утра, хлеб с квасом на завтрак, обед и ужин. Позже Забелин вспоминал: «За все и про все нас пороли и драли без милости». Сперва учили только молитвам, счету и письму. Были и маленькие радости: порой удавалось выпросить денег у прохожих и купить калачей. Сироты бегали смотреть кулачные бои на Яузе и сами участвовали в них. Рослый и крепкий Иван никогда не лез первым, но, если его задирали, свирепел и давал сдачи. Дружбы особой ни с кем не водил и терпеливо грыз гранит науки. Уже тогда он отличался превосходной памятью и любовью к фактам. Общие рассуждения недолюбливал и всегда говорил: «Упаси нас Бог от всяких философий». 

В старших классах пошли предметы посерьезнее, из которых Иван особенно полюбил историю. Узнав об этом, попечитель училища Дмитрий Львов пристроил прилежного выпускника на службу. В ноябре 1837 года в дневнике Забелина, который он аккуратно вел 70 лет, появилась первая запись: «В четверг высвободился из тяжких объятий сиротского дома и поступил в канцелярию Оружейной палаты». В тот же день Иван снова пустился в путь по столице, неся под мышкой свою «библиотеку» – разрозненные номера журналов, которые приобрел в обмен на хлеб. Конечным пунктом путешествия было здание в Кремле, битком набитое старинными вещами и рукописями. Разбирать их и должен был Иван – за казенную комнату и 300 рублей жалованья в год. На первую зарплату он купил шинель с собачьим воротником, а остальное отдал матери. Денег не хватало, и он сдавал комнату студентам, а сам спал… в старинной изразцовой печке. 

Оружейная палата Московского Кремля. 1840-е годы

Квартиранты научили Ивана курить и ввели в круг «передовой» молодежи, где устраивались посиделки с гитарой и девицами. Вечеринки Забелин так и не полюбил, но записал в дневник: «Подумываю о женитьбе». Невеста нашлась быстро – бесприданница Мария Андронова. Эта тихая некрасивая женщина до своей смерти в 1882 году была верной опорой мужу и родила ему восемь детей, из которых выжили только дочери Анастасия и Мария. Они получили хорошее образование, увлекались музыкой, театром, а вот замуж так и не вышли – предпочли заботиться об отце и помогать ему в работе. 

Иван Забелин. 1856 год

«Что новенького в стареньком?» 

Работой Забелин никогда не был обделен. Он писал: «Всю жизнь я думал только об обязанностях и не знал прав». После десяти часов корпения над бумагами Иван тайком от начальства работал над своими первыми историческими статьями. Да еще бесплатно подбирал материалы для маститых историков в надежде, что они откроют ему путь в науку. В палате появлялся известный историк Иван Снегирев с неизменным вопросом: «Ну, что новенького в стареньком?» Он свел Забелина с тогдашними научными корифеями, предлагал печататься, но бесплатно, как начинающему. Забелин не соглашался: долгие годы нищенской жизни сделали его жадным. Только в 1842 году друг Александра Герцена Вадим Пассек напечатал в «Губернских ведомостях» его первую статью – о выездах русских царей на богомолье. Вскоре Забелин выступил в журнале «Москвитянин» с изложением своих взглядов: он считал необходимым перейти от описания отдельных памятников к углубленному изучению истории Москвы в связи с общей историей России. Шагом к этому стала напечатанная в «Московских ведомостях» статья, в которой он научно доказал, что дата основания Москвы – 4 апреля 1147 года. Именно благодаря Забелину эта дата долго праздновалась как День города. 

Одним из первых талант Забелина отметил знаменитый Тимофей Грановский, прочитавший для него на дому курс всеобщей истории. В 1847 году молодой ученый стал членом Московского общества истории и древностей российских (МОИДР) и позже перевелся из Оружейной палаты в Дворцовую контору на должность архивариуса. Глава общества, граф Сергей Строганов, предлагал Забелину стать его секретарем, но тот отказался: надо было ходить во фраке и есть всякие «противные блюда». У него появился верный друг – искусствовед Дмитрий Ровинский. С ним вместе Забелин совершал дальние пешие походы по окрестным селам и монастырям в поисках редкостей. Ровинский помогал другу с переводом иноземных источников – Иван так и не выучил ни одного языка. Вообще он жил по старым московским обычаям. Ел много, но просто, особенно любил грибы, которые сам собирал и заготавливал на зиму. Летом ловил рыбу, зимой выпиливал из дерева рамки для найденных им картин и грамот. Спал после обеда, ходил в кафтане. Посетив однажды Петербург, полжизни ругал его казенный дух, в котором не было московского «простора». Он был равнодушен к удобствам и единственной необходимой в доме вещью считал книги. 

Иван Забелин на раскопках кургана в подмосковном Царицыне. 1898 год

Всю вторую половину века статьи Забелина появлялись чуть ли не во всех изданиях вплоть до «Вестника Императорского российского общества садоводства». Постепенно они сложились в грандиозную «Историю русской жизни с древнейших времен», из которой ученый успел издать два тома. Стоит напомнить, что в то время русское общество плохо знало свою историю и было к ней довольно равнодушно. Это выводило Забелина из себя, он готов был за шиворот тащить современников в музеи, к древним рукописям. Как настоящий Колумб, он открывал целые пласты старой московской жизни, сроднился с далекими предками. В одной статье обмолвился: «В конце XV века мы не совсем хорошо делали кирпич». «Продвинутым» западникам это любование казалось смешным и старомодным, в Забелине видели «историка мелочей» – Запад в лице знаменитой школы «Анналов» пришел к тем же «мелочам», но чуть ли не век спустя. 

В 1859 году по предложению того же графа Строганова Забелин перешел на работу в только что основанную Императорскую археологическую комиссию. Его отправили искать скифские памятники на юг России, где он раскапывал Фанагорию, Ольвию и множество древних курганов. Не обошлось без трудностей. Он писал жене, что его едва не линчевали, когда свалил с кургана каменную бабу, которой местные жители поклонялись как святыне: «Вот Скифия-то где!» Итогом стали два тома «Древностей Геродотовой Скифии» и многочисленные отчеты, в которых Иван Егорович показал себя не только романтиком старины, но и точным и прилежным исследователем. Но его по-прежнему тянуло в Москву, к ее истории. Параллельно с трудами по археологии он продолжал выпускать книги о московской старине, включая знаменитый «Домашний быт русских царей». Не менее популярны стали его очерки по истории Смуты, сложившиеся из цикла статей в журнале «Русский архив». В 1876-м он оставил службу в комиссии и вскоре стал главой МОИДР. К 50-летнему юбилею первой статьи его избрали почетным членом Академии наук. Почетным, но не действительным – мешало отсутствие высшего образования. 

Хранитель древностей 

С основанием в Москве в 1872 году Российского исторического музея Забелин обрел подлинный смысл жизни. Через 10 лет архитектор Владимир Шервуд выстроил здание музея на Красной площади, которое стараниями Забелина стало быстро заполняться экспонатами. Древности, картины, книги несли отовсюду, даже Лев Толстой принес найденную им при пахоте арабскую монету. Свою коллекцию презентовал и почетный председатель правления музея, великий князь Сергей Александрович. «Одна дрянь, но придется взять», – записал тогда в дневнике Забелин, назначенный в 1884 году товарищем (заместителем) директора. Благодаря ему коллекция музея после этого выросла с 15 тыс. до 400 тыс. экспонатов. 

Сын бедняка, жевавший когда-то черствые корки, теперь на равных беседовал с членами царской семьи, просвещая их по части истории. В награду получал ордена и деньги на покупку экспонатов. На это ученый тратил и собственное жалованье, каждое воскресенье совершая набеги на московские рынки. Теперь он жил в музее, а для семьи купил домик в Царицыне. Войдя туда впервые, Забелин первым делом бросился на чердак – ставить горшок каши для домового. Иван Егорович был суеверен, как настоящий старый москвич. Он и сам походил на домового, когда под вечер выбирался из своего заваленного книгами кабинета, закуривал трубку и начинал рассказывать разные истории о старине. Вокруг собирались сотрудники, кто-нибудь непременно бежал в соседний трактир Тестова за «маленькой». При таких почти семейных отношениях с подчиненными Забелин был беспощаден к тем, кто крал музейные экспонаты или просто не проявлял к ним должного уважения. Симптомом недовольства было обращение «милостивый государь». Однако после пары комплиментов замдиректора смягчался и вновь переходил на обычное «батенька». 

Музей поглощал все больше времени и сил. К Забелину за консультациями приходили Валерий Брюсов, Василий Суриков, Марк Антокольский. В благодарность за помощь художники и скульпторы украшали залы картинами на исторические темы. Нужно было закупать краски, чинить крышу, делать еще сотни дел. Работа над «Историей города Москвы», заказанной еще в 1880-м городской думой, шла туго: только в 1902 году вышел первый том. Богатырское здоровье Ивана Егоровича начало сдавать. Друзья и противники сошли в могилу, а новых людей старик не понимал. Не понимал, зачем нужна революция и почему в 1905-м бомба террориста разнесла в клочья рядом с музеем его покровителя Сергея Александровича. Потрясенный гибелью великого князя, Забелин перестал писать, почти не показывался на людях. Своим завещанием он вернул любимому музею все жалованье за 30 лет, передал библиотеку и коллекцию древностей. Умер он 31 декабря 1908 года – легко, во сне. Перед этим несколько дней бредил, разговаривал с кем-то – то ли с родными, то ли с деятелями далекого прошлого… 

Исторический музей на Красной площади. 1898 год

Скоро в честь покойного переименовали нынешний Исторический проезд – редкий случай в дореволюционное время. При советской власти именем Забелина, в свою очередь, назвали улицу, ведущую к Исторической библиотеке, которую он сберег для Москвы, взяв под опеку своего музея. Правда, книги его много лет не издавались, а музей был переделан в духе «классовой борьбы». Сегодня в ГИМ вернулся забелинский дух, только вот пускают туда не бесплатно, что наверняка огорчило бы ученого. Он предлагал даже завести в музее театр, чтобы легче было заманить в него публику. Влюбленный в русскую старину, Иван Егорович делал все, чтобы передать эту любовь не только современникам, но и потомкам. 

Фото: FINE ART IMAGES/LEGION-MEDIA, АРХИВ ГИМ