Святой доктор

19 июня 2020 года Президент России Владимир Путин учредил первые в истории нашей страны государственные награды, предназначенные для медицинских работников, – орден Пирогова и медаль Луки Крымского. Имя выдающегося хирурга Николая Пирогова давно на слуху, судьба же архиепископа Луки не так широко известна

Архиепископ Лука Крымский – один из основоположников советской гнойной хирургии. В миру – Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, он спасал тяжелораненых в годы Первой и Второй мировой. Не просто единственный священнослужитель, отсидевший в сталинских лагерях и ставший затем лауреатом Сталинской премии, но и единственный ее лауреат, причисленный затем к лику святых. Это если коротко… 

Мужицкий доктор 

Войно-Ясенецкие – польский шляхетский род, служивший русским царям с XVI века, а к середине века XIX так обедневший, что дед великого хирурга вел почти крестьянский образ жизни, а отец – Феликс Станиславович – выучился на провизора и пытался наладить собственное дело. В Керчи он держал небольшую аптеку, потом разорился и занялся делом, далеким от медицины, – стал служащим в транспортной компании. Он был ревностным католиком, но женился на русской – и не настаивал на ее переходе в католичество. Тем более что мать будущего архиепископа церковь практически не посещала. 

Поначалу и Валентин Войно-Ясенецкий метался в поисках истины, увлекаясь то народовольчеством, то толстовством. Но главной его страстью в юности стало рисование. Он окончил художественную школу, даже поехал в Петербург – держать экзамены в академию. И тут что-то перевернулось в душе: юноша накрепко решил, что великим художником ему не стать, а его подлинное призвание – помогать людям, врачевать. Он бросил рисование, два года провел в сомнениях и в 1898 году поступил на медицинский факультет Киевского университета. Войно (друзья и коллеги часто называли его именно так) хотел стать непременно земским, «мужицким» доктором, работать в глуши – там, где даже фельдшеров не хватало, не то что врачей. Эта мечта сбылась. Всю жизнь, даже став профессором и доктором медицинских наук, он почти каждый день оперировал – вдали от столиц, в самых бедных госпиталях. Хирург Войно-Ясенецкий объездил всю страну – от Средней Азии до полярного круга… 

С первых лет медицинской практики он совмещал ее с исследовательской работой. В те годы хирург не помышлял ни о священническом сане, ни тем более о монашестве. Одним из первых в России Войно-Ясенецкий стал заниматься местной анестезией. Он «всего лишь» возглавлял уездную больницу в Переславле-Залесском, проводил там около тысячи операций в год, но его труд «Регионарная анестезия», посвященный новому методу обезболивания, высоко оценили все столичные светила. Он совершал чудеса со скальпелем в руках. Возможно, в его хирургической манере сказались навыки рисовальщика. Твердая и точная рука, доскональное знание пропорций – все это оказалось полезным для врача. 

Он обладал тончайшим чувством осязания: сын хирурга вспоминал, как отец однажды в одну руку взял 10 листов тонкой бумаги, в другую – острый скальпель и попросил детей давать ему задания, сколько листов разрезать одним взмахом руки. И всякий раз был точен! 

Крестный путь 

В революционном 1917 году профессор Войно-Ясенецкий переехал в Ташкент, возглавив крупнейшую в Туркестане больницу. Туда тысячами свозили раненых фронтовиков – хирург работал вдохновенно, днями и ночами. Но в его жизни началась трагическая глава. В 1919-м он овдовел: в возрасте 38 лет от туберкулеза умерла его жена Анна Васильевна, оставившая доктору четверых детей… 

Утрата приблизила его к вере. Войно-Ясенецкий видел, что православная церковь в беде, что ее пульс еле-еле слышен, а он ощущал свое призвание в помощи тем, кому тяжело… Православие в Советской России теснили и воинствующие безбожники, которых поддерживало государство, и безоглядные реформаторы церкви – обновленцы. 

Хирург, к удивлению многих, стал активнейшим прихожанином православной церкви, к тому же он принимал участие во всех диспутах на религиозные темы, которые в те годы проходили в Ташкенте. Хорошо известен его остроумный ответ на извечный вопрос атеистов «А вы видели Бога?»: «Всевышнего я действительно не видел. Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил». На одной из таких публичных дискуссий он так логично и красноречиво разрушил аргументацию борцов с религией, что архиепископ Иннокентий Ташкентский сказал ему: «Вам, доктор, надо быть священником». Неожиданно для самого себя Войно-Ясенецкий согласился. Православная церковь как никогда нуждалась в служителях – и уже через несколько дней его рукоположили в дьяконы, а через месяц возвели в сан иерея, то есть священника. Но он не собирался бросать и своих врачебных трудов. 

В середине февраля 1921 года профессор появился в больнице в рясе, с наперсным крестом на груди и попросил коллег по возможности называть его не Валентином Феликсовичем, а отцом Валентином. Отныне перед операциями он обязательно осенял пациента крестным знамением. Не делал исключений ни для атеистов, ни для мусульман: «Перед Богом все едины». 

В мае 1923 года епископ Уфимский Андрей (Ухтомский), сосланный в Ташкент, постриг отца Валентина в монахи. Он принял имя Луки и сан епископа Барнаульского, викария Томской области. Войно понимал всю ответственность этого шага – не только перед Богом, но и в земном измерении. Шли гонения на церковь – и ему предстояло нести тяжкий крест. Обосноваться в Барнауле Луке не удалось, и чуть позже его избрали епископом Туркестанским. Он начал служить литургии в Ташкентском кафедральном соборе, не прекращая работу в больнице. 

Профессор Войно-Ясенецкий оперирует пациента. Ташкент, 1917 год

Вечный ссыльный 

Тем же летом епископа арестовали. Следствие шло несколько месяцев. Обвиняли его в том числе «в возбуждении масс к сопротивлению советской власти». На одном из допросов он заявил: «Если бы я не был христианином, то, вероятно, стал бы коммунистом. Но вы возглавили гонение на христианство, и поэтому, конечно, я не друг ваш». В итоге Луку сослали в Енисейск, где он немедленно занялся приемом больных в больничной палате, которая больше напоминала крестьянскую избу. 

Ему достаточно было даже не отрекаться от веры, а просто отказаться от сана и сосредоточиться на медицинской работе, которую он все равно никогда не бросал. Смени Лука рясу на светский костюм – и перед профессором Войно-Ясенецким открылись бы двери лучших московских больниц и исследовательских институтов. Простая дилемма. Приличное жалованье, квартира, личный автомобиль, загородный дом – как у лучших хирургов страны. Или – операции в условиях постоянного отсутствия элементарных инструментов и лекарств, почти без помощников, холодные срубы, череда допросов и ссылок. Он выбрал мытарства, но от своего креста не отказался. 

Ссылок, допросов и тюремных застенков в его жизни было еще немало. Свой главный труд, ставший классикой медицинской литературы, – «Очерки гнойной хирургии» – он создавал в значительной степени в тюрьмах. Из Енисейска его сослали еще дальше на север – в поселок Плахино. Ехать пришлось в санях, в лютую зиму. Милиционер, сопровождавший его, оказался впечатлительным и эрудированным человеком. Луке запомнилось его неожиданное признание: «Я чувствую себя в положении Малюты Скуратова, везущего митрополита Филиппа в Отрочь монастырь». 

Утешало одно: «Легко идти за Господом по тернистому пути». Всюду находились люди, которых нужно было оперировать, лечить, а еще – крестить и исповедовать. Мытарства в Плахине продолжались три месяца. Войно разрешили вернуться в Енисейск, а вскоре и в Ташкент. Тот самый милиционер, встретивший епископа на обратном пути, плакал от радости и целовал его – он так боялся, что пожилой профессор не выживет на Крайнем Севере, во вросшей в лед избушке. 

Лука вернулся в Ташкент и снова врачевал – ежедневно. Церковные заботы не отвлекали его от прямых обязанностей врача. «Какой бы ни был церковный праздник, – вспоминал один из учеников хирурга, – какую бы службу ни служил он в церкви, но, если дежурный врач присылает шофера с запиской о том, что нужна профессорская консультация, Войно тут же поручает литургию другому священнику и незамедлительно выезжает к больным». Так было. Он считал срочную медицинскую помощь главным служением Богу. 

В 1937 году профессора снова арестовали – за создание «контрреволюционной церковно-монашеской организации». Ему пришлось пройти через «конвейер» – когда следователи сменялись, а допрос продолжался несколько суток. Дело закончилось новой ссылкой в Красноярский край. Там Войно-Ясенецкий стал единственным хирургом в районной больнице, в поселке Большая Мурта. 

Сталинский лауреат 

В первые дни Великой Отечественной он обратился в Наркомат здравоохранения: «Я, епископ Лука, профессор Войно-Ясенецкий… являясь специалистом по гнойной хирургии, могу оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где будет мне доверено. Прошу ссылку мою прервать и направить в госпиталь. По окончании войны готов вернуться в ссылку». 

Бросаться такими специалистами в годы войны государство не могло, и вскоре епископа назначили консультантом всех госпиталей Красноярского края и главным хирургом крупного эвакогоспиталя. Два года он проводил по три-четыре операции в день, без выходных и отпусков. Работал до изнеможения, но потом вспоминал это время как самое счастливое: «Раненые офицеры и солдаты очень любили меня. Когда я обходил палаты по утрам, меня радостно приветствовали раненые. Некоторые из них, безуспешно оперированные в других госпиталях, излеченные мною, неизменно салютовали мне высоко поднятыми прямыми ногами». 

Архиепископ Лука

Раненые верили в него как в кудесника. И конечно, не только потому, что этот бородач в белом халате, надетом поверх рясы, умел вести душевные, успокоительные беседы. Он был, несомненно, одним из лучших хирургов своего времени – с собственной манерой молниеносных и точных движений скальпеля. Тут и врожденный талант, и глубоко осмысленный опыт многолетних занятий. 

В 1946 году он был удостоен Сталинской премии, да еще и 1-й степени, – «За научную разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний и ранений, изложенных в научных трудах: "Очерки гнойной хирургии" (1943) и "Поздние резекции при инфицированных огнестрельных ранениях суставов" (1944)». Священнику, архиепископу – случай невиданный! К вечному ссыльному пришла слава. К тому же премия стала своеобразной охранной грамотой от новых арестов. 

Материальная сторона признания его не слишком интересовала. Получив 200 тыс. рублей – денежную часть премии, он немедленно направил телеграмму Сталину: «Прошу Вас, высокочтимый Иосиф Виссарионович, принять от меня 130 000 рублей, часть премии Вашего славного имени, на помощь сиротам, жертвам фашистских извергов». Бывший семинарист ответил архиепископу: «Примите мой привет и благодарность правительства Союза ССР за Вашу заботу о сиротах, жертвах фашистских извергов. Сталин». 

Легенды и житие 

Необычная судьба хирурга и архиепископа порождала немало легенд о Войно-Ясенецком – о его личных встречах со Сталиным, о генеральском звании, которое ему якобы присвоили в годы войны, о прямом телефоне «в Кремль», о высокопоставленных пациентах. В реальности все было скромнее, труднее. Не генерал, а больной, слепнущий, до срока постаревший профессор каждый день оперировал, давал уроки молодым врачам и добивался от столоначальников послаблений для своей епархии, не ожидая никакой поддержки от политической верхушки. И оперировал он, как правило, самых простых людей горемычной судьбы – прежде всего бойцов, инвалидов. Тысячи из них обязаны жизнью доктору Луке. 

В годы войны хирург-архиерей совсем надорвал здоровье, и патриарх Алексий I вверил ему Крымскую епархию с ее райским климатом. К тому же это была родина владыки… Лука тут же взял под свое покровительство не только храмы, но и Симферопольский военный госпиталь. Проводил операции, а вечерами писал трактат «Дух, душа, тело», ставший обобщением его опыта – и религиозного, и врачебного. 

Архиепископ оперировал до тех пор, пока полностью не лишился зрения в 1956 году. После этого он прожил еще пять лет. Продолжал руководить Крымской епархией, служить литургию, диктовал богословские и медицинские статьи, консультировал хирургов. Почти каждый день он начитывал и воспоминания – историю своей жизни. Опубликовать их удалось только в 1980-е. 

В 1996 году были обретены мощи архиепископа, которым с тех пор поклоняются в симферопольском Свято-Троицком кафедральном соборе. В 2000 году Архиерейский собор Русской православной церкви прославил Луку Крымского в чине святого исповедника в Соборе новомучеников Российских. Судьба хирурга и церковного владыки обрела масштаб жития. Всю жизнь он исцелял тела и души. А сейчас тысячи православных молятся ему в трудные минуты жизни – и находят поддержку. 

Милосердие и долг 

Замысел «медицинского» ордена Пирогова родился еще в годы Великой Отечественной, но тогда награда так и не была учреждена. Доктор Николай Пирогов (1810–1881) стоял у истоков русской военно-полевой хирургии. Участник Крымской войны, еще при жизни он стал для России символом врачебной чести и самоотверженности. Именно эти качества выдающегося врача предопределили принцип награждения недавно учрежденным орденом. Его девиз «Милосердие, долг, самоотверженность» вполне можно отнести и к медали Луки Крымского, учрежденной в честь другого выдающегося врача – Валентина Войно-Ясенецкого (1877–1961) – и предназначенной для практикующих врачей, среднего и младшего медперсонала. 

Уже через два дня после учреждения ордена и медали, в День медицинского работника, президент подписал указы о первых награждениях за большой вклад в борьбу с коронавирусной инфекцией, самоотверженность и профессионализм. Кавалерами ордена Пирогова стали 633 человека (из них 18 – посмертно), медали Луки Крымского удостоены 247 человек. 

Фото: LEGION-MEDIA