Британский след

* При реализации проекта используются средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации от 05.04.2016 № 68-рп и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией «Российский союз ректоров».

Как восприняли новости из революционной России на берегах Туманного Альбиона и была ли причастна Англия к свержению русской монархии?

Конспирологи, как правило, на второй вопрос отвечают утвердительно. По их мнению, главная мировая закулиса того времени вряд ли могла оставаться в стороне от столь серьезных политических трансформаций.

«Quo vadis – кому выгодно?» – так учили древние. Основными бенефициарами Февраля 1917-го были русские либералы, никогда не скрывавшие своего англофильства. В среде либеральной интеллигенции, представленной в России активистами партий октябристов и кадетов, идеалом государственного устройства всегда считалась английская система парламентарной монархии. Если опираться на эту логику, получается, что Британия только выигрывала от исхода революционных событий. Но так ли это?

Предупреждение Милнера

Конечно, утверждать, что Лондон без всякой заинтересованности следил за обстановкой в России, было бы неверно. Тесные союзнические отношения между двумя странами в рамках Антанты и высокая значимость военных усилий Российской империи для достижения победы над Центральными державами заставляли англичан внимательно наблюдать за внутриполитической ситуацией в союзном государстве. С их точки зрения, к концу 1916 года эта ситуация не вполне отвечала интересам Британии.

Прежде всего британский истеблишмент беспокоили слухи о том, что прогерманские силы в окружении царской семьи и в высших эшелонах государственной власти могут склонить Россию к заключению сепаратного мира с Германией и ее союзниками. Этого нельзя было допустить. Другая причина для беспокойства была связана с сомнениями в устойчивости самой власти в империи: жесткое противостояние царя и думской оппозиции, особенно усилившееся в 1916 году, разворачивалось на фоне роста недовольства населения тяготами войны. Сочетание этих факторов способно было привести к взрыву, последствия которого могли нанести удар по боеспособности русской армии. Понятно, что для англичан, равно как и для французов, это был неприемлемый сценарий…

Альфред Милнер – британский государственный и политический деятель. В январе-феврале 1917 года был главой делегации Великобритании на Петроградской конференции стран Антанты (Фото предоставлено М. Золотаревым)

«МОНАРХАМ РЕДКО ДЕЛАЮТСЯ БОЛЕЕ СЕРЬЕЗНЫЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ, ЧЕМ МИЛНЕР СДЕЛАЛ ЦАРЮ»

19 января 1917 года Петроград встречал делегации стран Антанты, которые прибыли на берега Невы для участия в межсоюзнической конференции. Она завершилась 7 февраля, то есть за три недели до падения царизма. Цель встречи заключалась в согласовании стратегических планов по победоносному завершению войны к концу того же года.

Центральную роль на этом форуме играла представительная английская делегация во главе с министром без портфеля, а впоследствии руководителем военного и колониального ведомств Британии лордом Альфредом Милнером. Пребывание в Петрограде укрепило его убеждение, что ситуация в Российской империи достаточно стабильна и не предвещает революционных потрясений. В то же время он придерживался мнения, что русской монархии необходимо более эффективное правительство, наделенное большими полномочиями.

Есть серьезные основания полагать, что во время аудиенции у Николая II Милнер высказал общее пожелание союзников видеть в России правительство, ответственное перед Государственной Думой. Британский дипломат якобы даже назвал наиболее приемлемую с точки зрения Лондона кандидатуру на пост главы такого кабинета. Выбор англичан был сделан в пользу бывшего министра иностранных дел Сергея Сазонова, которого они предлагали не только назначить премьером, но и вновь поставить во главе российского МИД.

Британский военный кабинет. 1917 год

Впрочем, в самой Великобритании беседа Милнера с русским царем была представлена несколько иначе. Спустя некоторое время после свержения монархии в России влиятельная газета The Times приводила слова тогдашнего министра иностранных дел Британии Артура Бальфура, который дал понять, что в ходе встречи с Николаем Милнер не просто предлагал ему усовершенствовать государственный механизм и призвать на службу политика, благожелательно расположенного к союзникам России по Антанте, но и предупреждал о нависшей над страной угрозе. «Монархам редко делаются более серьезные предупреждения, чем Милнер сделал царю», – передавала газета.

Как считают большинство историков, мнение министра, ставшее известным прессе, имело целью хотя бы задним числом продемонстрировать обществу серьезную озабоченность британского правительства по поводу упорного отказа Николая II осуществить реформу исполнительной власти. Очевидно, что Форин-офис допустил намеренную утечку информации в СМИ, чтобы представить дело следующим образом: предпринимались все возможные в той ситуации усилия с целью предотвратить политический кризис в России.

Однако провал попытки Милнера убедить русского самодержца в необходимости реформ, по словам обозревателя газеты, окончательно убил надежды на возможность плодотворных контактов западных демократий с царизмом. Таким образом, весной 1917-го The Times чуть ли не открытым текстом сообщала: несмотря на верность Николая союзническим обязательствам, в Лондоне еще до революции рассудили, что Россия не сможет продолжать войну в силу нестабильности внутриполитической ситуации и неготовности императора принять меры для исправления положения в стране. Тем самым британское правительство, судя по всему, намеревалось в том числе подать сигнал новым российским властям: оно разделяет их оценки свергнутого царизма и готово выстраивать союзнические отношения с более прогрессивными силами, возглавившими Россию, при условии их верности Антанте.

«Отныне они для нас бесполезны»

При этом имеющиеся в настоящее время данные убедительно свидетельствуют о непричастности британской дипломатической миссии и разведки собственно к подготовке революции в России. Так, заслуживает внимания фраза британского премьера Дэвида Ллойда Джорджа, произнесенная им сразу же после получения телеграммы от посла в Петрограде Джорджа Бьюкенена о победе народного выступления против самодержавия. «Отныне они для нас бесполезны в этой войне», – констатировал он.

Участники Петроградской конференции стран Антанты с депутатами Госдумы в Таврическом дворце. Февраль 1917 года (Фото предоставлено М. Золотаревым)

ЭЙФОРИЯ В ВЕЛИКОБРИТАНИИ, ВЫЗВАННАЯ ФЕВРАЛЬСКИМИ СОБЫТИЯМИ В РОССИИ, УЖЕ К СЕРЕДИНЕ 1917 ГОДА ПОСТЕПЕННО СОШЛА НА НЕТ

Пессимизм самого опытного действующего политика на берегах Туманного Альбиона в отношении союзника действительно являлся вполне оправданным, поскольку Антанта всерьез рассчитывала на активное участие русских войск в весенне-летнем наступлении 1917 года. Поэтому не в интересах как Лондона, так и Парижа было провоцирование какой-либо внутриполитической дестабилизации в России, способной подорвать ее военные усилия на Восточном фронте.

Прямое опровержение «козней» Лондона против самодержавия, в частности, можно найти на страницах социалистических «Известий». В статье, опубликованной 26 мая 1917 года, говорилось: «В первые дни революции великая перемена [свержение царской власти. – Е. С.] рассматривалась многими как победа партии войны. Придерживавшиеся этой точки зрения утверждали, что русская революция вызвана интригами Англии, и британский посол назывался как один из ее вдохновителей. Однако ни по своим взглядам, ни по намерениям сэр Дж. Бьюкенен не повинен в победе свободы в России».

Мнение журналистов «Известий» подтверждается дневниковыми записями хорошо осведомленного участника событий – бывшего начальника Петроградского охранного отделения Константина Глобачева: «Говорят, будто бы Англия помогала нашему революционному центру в государственном перевороте при посредстве своего посла сэра Дж. Бьюкенена. Я утверждаю, что за все время войны ни Бьюкенен и никто из английских подданных никакого активного участия ни в нашем революционном движении, ни в самом перевороте не принимали. Возможно, что Бьюкенен и другие англичане лично сочувствовали революционному настроению в России, полагая, что народная армия, созданная революцией, будет более патриотична и поможет скорее сокрушить Центральные державы, – но не более того».

Упоминая о популярности среди части российских обывателей слухов, касавшихся некой мифической вовлеченности британцев в подготовку демократической революции, уместно задаться вопросом: кто же сочинял и распространял эти небылицы?

Для беспристрастного историка совершенно очевидно, что главную роль в этом процессе сыграла массированная германская пропаганда, воздействовавшая на военнослужащих и гражданское население России. К примеру, одна из немецких листовок, правда уже осени 1917 года, гласила: «Британский посол сидит в Петрограде и диктует свои пожелания российскому правительству. Пока он будет править Россией и пить русскую кровь, бывшая империя не получит мира и свободы».

Характерно, что излюбленную аргументацию немцев, которую они тиражировали на протяжении всей войны, о подчинении России своей союзнице уже после Октября 1917 года стали активно использовать большевики, укреплению власти которых способствовала интервенция в пределы бывшей империи войск Антанты и США.

Британский кандидат в российские премьеры

Сергей Сазонов – министр иностранных дел России в 1910–1916 годах (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Англичане не зря лоббировали кандидатуру Сергея Сазонова (1860–1927) на пост главы нового правительства и одновременно МИД России. Известный российский дипломат имел богатый политический опыт и широкие личные связи в структурах власти (он приходился дальним родственником многолетнему министру императорского двора Владимиру Фредериксу, а также зятем премьеру Петру Столыпину). Но самое главное – Сазонов явно симпатизировал Англии и готов был учитывать ее интересы. На протяжении своей дипломатической службы, начавшейся в 1883 году, он дважды занимал различные должности в посольстве Российской империи на берегах Темзы: сначала был вторым секретарем, а позже – советником дипмиссии.

С 1910 по 1916 год Сазонов руководил Министерством иностранных дел, приложив немало усилий для укрепления Антанты и дальнейшего русско-британского сближения. Как глава МИД, он последовательно выступал за войну до победного конца. Весной 1915 года Петроград смог добиться от союзников (прежде всего англичан) обещаний передать Российской империи в случае победы над общим врагом контроль над черноморскими проливами (Босфором и Дарданеллами). Ключевую роль в получении таких гарантий сыграл именно Сазонов.

В высших эшелонах власти он прослыл либералом. В августе 1915-го вместе с некоторыми другими министрами Сазонов выступил с протестом против принятия императором на себя верховного главнокомандования. Позже он косвенно поддержал Прогрессивный блок – объединение членов Госсовета и Государственной Думы, призывавшее к созданию «правительства народного доверия». Последнее обстоятельство послужило основной причиной его отставки в июле 1916 года, хотя формальными поводами к ней стали неудача с привлечением Болгарии на сторону Антанты и вызвавшая раздражение придворных кругов разработка Сазоновым проекта предоставления Царству Польскому максимально широкой автономии в рамках личной унии с Россией. Злые языки в числе главных недоброжелателей Сазонова называли императрицу Александру Федоровну и Григория Распутина. В январе 1917 года он получил назначение на должность посла в Лондоне, однако Февральская революция отменила это решение царя, поставив крест на дипломатической карьере Сазонова.

Вполне понятно, что именно такой политик – верный обязательствам перед союзниками и испытывавший симпатию к Британии – обратил на себя внимание Уайтхолла.

«Путем самоотверженных усилий воображения»

Свою роль в распространении версии о причастности англичан к подготовке демократической революции сыграла и та эйфория в Великобритании, которая была вызвана на удивление быстрой победой демократии весной 1917 года в казавшейся жителям Туманного Альбиона нецивилизованной и отсталой России.

Многие комментаторы (причем не только в Соединенном Королевстве, но и в других европейских странах) стремились отождествить революционный переход власти в России от царского к Временному правительству с аналогичными, как тогда многим представлялось, событиями более чем вековой давности, а именно с ликвидацией Старого порядка во время Великой французской революции 1789 года.

«Все партии приветствуют Россию, которая присоединилась к сообществу свободных народов!» – восторженно писали весной 1917 года английские газеты всех направлений, от правоконсервативных до социалистических. В адрес Временного правительства 16 марта была направлена приветственная телеграмма от двадцати лидеров крупнейших британских профсоюзов, из которых шесть являлись членами правительства, а четырнадцать – членами парламента. Вслед за тем десятки организаций и сотни простых людей адресовали депутатам Государственной Думы, министрам Временного правительства и главам политических партий революционной России письма с поддержкой вступления страны в демократическую эпоху ее исторического существования.

Особый восторг британской и всей европейской общественности вызвало решение Временного правительства об амнистии политических заключенных. Многие англичане – современники социальных катаклизмов весны 1917 года описывали огромное сочувствие и прилив доброжелательности к России и ее народу в связи со свержением царского режима, воспринимавшегося и политиками, и простыми подданными Георга V как пережиток давно ушедшей в прошлое феодальной эпохи. Такие «романтически настроенные» лейбористские лидеры, как пацифист Рамсей Макдональд (будущий премьер-министр Соединенного Королевства), особенно радостно приветствовали победу над самодержавием, знаменовавшую собой, как отмечалось в личном письме этого британского политика Александру Керенскому, наступление эры глубоких социальных трансформаций всего мира.

Сопоставление двух величайших в истории революционных движений – 1789 и 1917 годов – активно проводилось либеральными интеллектуалами Туманного Альбиона (учеными, писателями и деятелями искусства) до середины 1920-х. Так, в частности, всемирно известный философ Бертран Рассел, посетивший Советскую Россию вместе с делегацией Британского конгресса тред-юнионов весной-летом 1920 года, анализируя постреволюционный период российской истории и делясь с читателем яркими впечатлениями от своей поездки, пришел к следующему парадоксальному выводу: «Большевизм соединяет характеристики Французской революции с теми, которые отличали подъем ислама [в раннем Средневековье. – Е. С.], но результат при этом радикально иной, понять который можно только путем терпеливых и самоотверженных усилий воображения».

Николай II и Георг V

Русского и британского монархов – Николая II и Георга V – связывали дружеские отношения и тесные родственные узы. Георг приходился двоюродным братом российскому императору: мать английского монарха, королева Александра, была родной сестрой русской императрицы Марии Федоровны, вдовы Александра III и матери Николая II.

Георг и Николай были очень похожи внешне. Кузены поддерживали хорошие отношения, о чем, в частности, свидетельствует письмо Георга королеве Виктории, отправленное им из Петербурга в 1894 году, когда он присутствовал на торжествах по случаю бракосочетания Николая и принцессы Аликс Гессенской (будущей императрицы Александры Федоровны). «Ники относится ко мне чрезвычайно доброжелательно, со мной он все тот же милый мальчик [Георг был на три года старше Николая. – Е. С.], каким был всегда, и по любому вопросу разговаривает со мной чрезвычайно откровенно» – таковы строки из этого письма. Не стоит забывать и о том, что русский царь имел чин адмирала британского флота и фельдмаршала британской армии, а Георг V, соответственно, адмирала российского флота. Правда, до смерти в 1910 году отца Георга, короля Эдуарда VII, кузены занимали разные позиции: старший являлся всего лишь наследником престола, тогда как младший уже занимал трон Российского государства. Последний раз монархи виделись в 1913 году, когда оба приезжали в гости к своему будущему заклятому врагу – германскому императору Вильгельму II.

Николай II и Георг V, умевшие разделять государственные интересы и личные отношения, обменивались дружескими посланиями даже в период российско-британских трений, вызванных столкновением двух колониальных империй в связи с распределением сфер влияния в Азии. Однако в 1917 году политический расчет взял верх над родственными узами. Весной этого года в правящих кругах Великобритании развернулась ожесточенная дискуссия о целесообразности приглашения свергнутого Николая II в Лондон. В итоге Георг V вынужден был прислушаться к возобладавшему в британских политических кругах мнению о том, что Англии не стоит принимать у себя в качестве политэмигранта главу русского императорского дома. Главными причинами аннулирования британским монархом первоначального согласия на приезд кузена стали серьезные опасения правительства и самого Георга по поводу возможных протестов со стороны широких масс, а также нежелание премьер-министра Дэвида Ллойда Джорджа спровоцировать дополнительные трения между Британией и новой Россией в лице ее Временного правительства.

Братские чувства

Признание Великобританией Временного правительства вслед за американцами после некоторой паузы 11 марта 1917 года, различные миссии и делегации, которые были направлены правительством Ллойда Джорджа и британскими общественными организациями в революционную Россию весной-летом того же года, а также усиление активности дипломатической и военной миссий Соединенного Королевства на территории бывшей романовской империи свидетельствовали о наступлении подлинно «медового месяца» в отношениях между двумя странами, одна из которых поступательно, как казалось тогда многим, продвигалась по пути утверждения демократии.

Двоюродные братья российский император Николай II и король Великобритании Георг V (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Показательно, что вскоре после отречения Николая II от престола, 15 марта 1917 года, лидер юнионистов (консерваторов) Эндрю Бонар Лоу заявил в парламенте: «Информация, которой мы располагаем, позволяет с уверенностью говорить о том, что революционное движение не направлено против продолжения войны, а скорее, наоборот, призвано стимулировать ее продолжение с эффективностью и энергией, которых ожидает народ».

Намереваясь избежать возникновения хоть малейшего подозрения, что Соединенное Королевство стремится к восстановлению монархии в России, британский кабинет, несмотря на тесные родственные узы и хорошие личные отношения, связывавшие Николая II и Георга V, после некоторых колебаний 6 апреля 1917 года все же уведомил короля и королеву о нежелательности продолжения переписки между монаршими особами двух стран. Да и сам Сент-Джеймсский двор довольно быстро поменял выраженное вначале согласие на вежливое, но ясное нежелание предоставить свергнутому российскому императору и его семье политическое убежище в Великобритании.

Аналогичную цель преследовали и подконтрольные Лондону канадские власти, разрешившие после почти месячного задержания выезд из Галифакса Льву Троцкому вместе с родными и товарищами по партии в конце апреля 1917 года для возвращения в Россию. Благоприятному решению этого вопроса для будущего второго человека в большевистском правительстве способствовало направленное министру иностранных дел России Павлу Милюкову письмо Троцкого с категорическим протестом, который надлежало выразить Бьюкенену.

Тем временем главным вопросом для Великобритании в сфере развития отношений с революционной Россией оставалось всемерное стимулирование ее военных усилий, но теперь уже на принципах единения старых европейских и новой российской демократий, которым противостояли антинародные монархические режимы Центральных держав.

На Восточном фронте Первой мировой. 1915 год (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Однако эйфория в Великобритании, вызванная февральскими событиями в России, уже к середине 1917 года постепенно сошла на нет. Пожалуй, решающую точку в этой трансформации общественного мнения поставила неудача июньского наступления Керенского на Восточном фронте. Именно провал согласованного с Антантой и тщательно готовившегося прорыва германо-австрийского фронта летом 1917 года убедил Лондон в том, что роль России в победоносном завершении Великой войны стремится к нулю, а демократический строй перед лицом нараставшей в стране анархии имеет крайне мало шансов для стабилизации. Что и подтвердили дальнейшие события.

Евгений СЕРГЕЕВ,доктор исторических наук

ЧТО ПОЧИТАТЬ?

БЬЮКЕНЕН Д. Моя миссия в России. Воспоминания дипломата. 1910–1918. М., 2006

КЕРЕНСКИЙ А.Ф. Россия в поворотный момент истории. М., 2006