Подвиг «майора Вихря»

В истории «тайной войны» Алексей Николаевич Ботян – живая легенда. В июле 1941 года он был зачислен в один из разведывательно-диверсионных отрядов, вошедших позже в состав Отдельной мотострелковой бригады особого назначения (ОМСБОН). Эти войска сначала подчинялись Особой группе при наркоме внутренних дел Лаврентии Берии, а с 18 января 1942 года – 4-му управлению НКВД под руководством старшего майора госбезопасности Павла Судоплатова.

В истории «тайной войны» Алексей Николаевич Ботян – живая легенда. В июле 1941 года он был зачислен в один из разведывательно-диверсионных отрядов, вошедших позже в состав Отдельной мотострелковой бригады особого назначения (ОМСБОН). Эти войска сначала подчинялись Особой группе при наркоме внутренних дел Лаврентии Берии, а с 18 января 1942 года – 4-му управлению НКВД под руководством старшего майора госбезопасности Павла Судоплатова.

Родился Алексей Ботян еще при царе, сто лет назад, 10 февраля 1917 года. Его родное село Чертовичи расположено к западу от Минска. В марте 1921 года этот край отошел к Польше. Белорусских школ в Польше практически не было, и Алексей окончил польскую школу, а затем и педагогический техникум, после чего был призван в армию. Командуя расчетом зенитного орудия, он встретил Вторую мировую войну 1 сентября 1939 года в районе Познани. В ходе отступления поляков под Варшаву ему удалось сбить три немецких самолета «Юнкерс».

Когда немцы разгромили польскую армию, Алексей оказался на территории Восточной Польши, которая была занята Красной армией и воссоединилась с Советским Союзом. Некоторое время он пробыл в статусе военнопленного, но потом бежал из поезда и вернулся в родное село, где получил советское гражданство, вступил в комсомол и стал работать учителем. Вскоре для обеспечения безопасности государства на вновь присоединенных западных территориях потребовались чекистские кадры из местного населения, и Алексея Ботяна, к тому моменту секретаря комсомольской организации, пригласили в Минск. В мае 1941 года его направили в Москву, в Высшую школу НКГБ (НКВД) в Кисельном переулке. Там его и застала Великая Отечественная война.

«Брали только добровольцев»

– Алексей Николаевич, а как вы попали в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения?

– Туда брали только добровольцев. Мы, слушатели Школы НКГБ, в первый же день войны подали рапорт, что хотим воевать. Нам сказали: мол, подождите – каждому придет свое время. И в июле направили в район стадиона «Динамо», где формировался ОМСБОН. Там были те, кто воевал в Испании, пограничники, спортсмены. Нас готовили для работы в тылу противника: учили стрелять, учили взрывному делу и особенно агентурной работе – тому, как подбирать надежных помощников.

В ноябре 1941 года, когда немцы подошли близко к Москве, мы под Яхромой по немецким тылам ходили, не давали фашистам покоя, делали так, что под ногами у злодеев буквально земля горела. Поезда взрывали, мосты жгли, дороги минировали. По-военному это называется нарушением вражеских коммуникаций.

Спецназ НКВД ведет разведку

По сценарию Юлиана Семенова

Трехсерийный художественный фильм «Майор Вихрь» режиссера Евгения Ташкова, снятый по сценарию писателя Юлиана Семенова, вышел на телеэкраны в 1967 году. Это была одна из самых печальных саг о разведчиках: три вечера вся страна, не отрываясь, следила за подвигами нелегалов и партизан в годы Великой Отечественной.

В центре повествования – борьба группы майора Вихря с немецкой контрразведкой. Чтобы выполнить задание Центра, главному герою картины пришлось пройти через застенки гестапо, через побои и пытки. В финале фильма советским разведчикам удалось спасти от уничтожения город Краков с его старинным архитектурным ансамблем. Польские и русские патриоты плечом к плечу сражались против захватчиков.

Но в конце третьей серии группа майора Вихря погибала в неравном бою накануне прихода Красной армии в Краков… Зрители и в Советском Союзе, и в Польше полюбили захватывающий и грустный фильм о войне, в котором действовал изобретательный и интеллигентный молодой разведчик. Полковник Алексей Ботян стал одним из прототипов майора Вихря.

– А базировались вы где?

– В Мытищах. А потом в самой Москве. Я в Доме профсоюзов находился. Потому что тогда думали, что немцы войдут в столицу. Чтобы организовать сопротивление в тылу врага, создавались специальные группы для уничтожения неприятеля. Правительство в те месяцы работало в Куйбышеве [ныне Самара. – «Историк»], но Сталин Москву не покидал. Правда, самолет был все время начеку. Но Москву отстояли, и ничего этого не потребовалось.

– Что представляли собой разведывательно-диверсионные группы?

– Группы были в основном по 10 человек, некоторые больше. У меня командиром был пограничник Александр Пегушин, родом с Западной Украины. Вместе с такими же группами – Петра Перминова и Виктора Карасёва – нас в конце 1942 года переправили под Старую Руссу для перехода через линию фронта с помощью фронтовых разведчиков. Наша задача была такая: выйти по тылам противника через Белоруссию на Украину.

Как только война началась, в Белоруссии сразу же были созданы очаги сопротивления. Там были оставлены партийные работники, которые организовали партизанские отряды. А на Украине этого не было. Мы перешли Припять и в феврале 1943 года вышли к городу Овруч Житомирской области – это как раз стык Украины и Белоруссии. Отряд Виктора Карасёва «Олимп» насчитывал 58 человек, я был назначен его заместителем по разведке. Мы сработались.

В партизанском отряде Сидора Ковпака готовятся к новой операции

11 тысяч километров войны

– С чего началась работа в «Олимпе»?

– Вышли мы в Мухоедовские леса и первое время ходили на подрывы железной дороги. Работали только ночью: днем нельзя было, там же незалежники, у которых всегда было стремление отделиться. Правда, на той территории, что входила в СССР до 1939 года, к нам в основном относились лояльно. А вот западнее (Ровенская и Тернопольская области) нам с местными даже приходилось сражаться. Большие потери у нас там были.

В Житомирской области жители нам помогали, укрывали днем. Немцы создали там свою вспомогательную полицию, приказали местным сообщать обо всех незнакомцах. Некоторых полицаев мы уничтожали, но многие сотрудничали с нами, помогали. Конечно, при этом нужно было проявлять крайнюю осторожность, так как многие полицаи были действительно украинскими националистами, метались, хотели выслужиться перед гитлеровцами.

Разведчик Алексей Ботян. Октябрь 1941 года

Я носил форму железнодорожника, приходил на станцию, узнавал, какой поезд, куда, когда и что везет – технику, живую силу. Брал с собой людей из местных. Немцы подходили – а я копаюсь, вроде как гайки подкручиваю. Потом через своих связников передавал в отряд, что такой-то состав пойдет тогда-то. И – взрыв. Результаты у меня были очень хорошие. Удавалось наносить врагу урон. Немцы ужесточали борьбу. Но, как видите, я остался жив.

Впоследствии отряд «Олимп» вырос в партизанское соединение имени Александра Невского, оно насчитывало около 700 человек. Наше соединение прошло с боями более 11 тыс. км по Украине, Польше и Чехословакии, пустило под откос 56 эшелонов, уничтожило 61 паровоз, 429 вагонов, платформ и цистерн с топливом, 27 мостов, 8 учреждений и складов противника.

– Почему именно Овруч заинтересовал Центр?

– До войны это был районный город, но немцы сделали его областным центром. Там находился гебитскомиссариат [от нем. Gebiet – «область». – «Историк»]. Наша база была в лесу. Сделали землянки, и баня у нас была. И оттуда выходили на подрыв.

Однажды мы устроили дневку в деревушке под названием Черниговка, километрах в 10–12 от Овруча. Хозяином хаты оказался бывший советский старшина Гриша Дьяченко, он при отступлении остался там с женой у тещи. Накормил нас. Я его попросил более подробно рассказать обстановку, где и как немцы расположились, где их администрация в городе. А у него, как выяснилось, там работал родственник – Яков Захарович Каплюк. Я предложил: «Давай, сведи меня с ним». Он меня переодел как местного жителя, положил на повозку картошку: едем якобы торговать. «Ты, – сказал мне, – не бойся: меня все полицаи знают, проверять не будут». Но я все же пистолет с собой взял.

Приехали к этому дядьке Каплюку, ну и Гриша меня представил, что вот, мол, советский партизан. Тот немного вздрогнул, он же на немцев работал в городской администрации. У него еще жена была Мария. Я к нему с вопросом: «Ну что, Яков Захарович, работаешь у них? Ты что, собираешься с ними уезжать?» Он отвечал: «А что же делать? У меня двое детей. Надо как-то жить, работать». Я тогда: «Ну ладно, давай мы с тобой будем думать, как работать тебе. Проверяют тебя, когда ты ходишь на работу в администрацию?» Он: «Нет, хожу свободно, где хочу, меня никто не проверяет». Я привез ему тол, взрывчатку, научил, как подключить взрывное устройство к часам, как поставить на взвод. Каплюк спрятал все это в сарае. А немцы располагались в бывших Буденновских казармах. Вот он и начал туда взрывчатку носить: идет ли с детьми или за хлебом с корзинкой, а внизу под хлебом взрывчатка. Дьяченко держал с ним связь, подъезжал к нему.

И вот 9 сентября 1943 года Гриша сообщил, что приехала большая группа немцев для организации борьбы с партизанами и расположилась в этой казарме. Я сказал Грише: «Забирай его семью, вывози к нам в лес». И Каплюку: «Ну давай, Яков Захарович, подключай будильник на 11 часов и заводи!» Взрыв был такой силы, что из леса было видно зарево. Немцы все были уничтожены, 80 офицеров. Потом за ними даже присылали самолет из Берлина, чтобы трупы вывозить в Германию.

ПОЕЗДА ВЗРЫВАЛИ, МОСТЫ ЖГЛИ, ДОРОГИ МИНИРОВАЛИ. ПО-ВОЕННОМУ ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ НАРУШЕНИЕМ ВРАЖЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ

– За эту операцию вас представляли к званию Героя Советского Союза, но тогда не наградили. А кто принимал решение о взрыве?

– Решение принимал командир Виктор Александрович Карасёв, он и стал тогда Героем. А выполнение лежало полностью на мне, я уже никого не спрашивал, когда взрывать, как и сколько.

«Кузнецова надо было беречь»

– Вместе с вами в районе Ровно действовал партизанский отряд Дмитрия Медведева, и в его составе был легендарный разведчик Николай Иванович Кузнецов, который вел разведывательную деятельность под видом немецкого офицера. Вам приходилось встречаться с ним?

– Это было в конце 1943 года – примерно в 30 км западнее Ровно. Немцы выяснили расположение отряда Медведева и готовили против него карательную операцию. Мы узнали об этом, и наш командир Карасёв решил помочь Медведеву. Мы пришли в те края и расположились неподалеку от Медведева. Километрах в пяти. А у нас было принято: как мы только меняем место, обязательно устраиваем баню. Потому что люди грязные, постирать белье негде. Бывало, снимали рубахи и держали их над костром, чтобы не завшиветь. Ну, значит, пригласили мы Медведева в баню, а к нему из города как раз пришел Кузнецов.

Николай Кузнецов вел разведывательную деятельность в оккупированном городе Ровно под именем немецкого офицера Пауля Зиберта

Он приезжал в немецкой форме, его где-то встречали, переодевали, чтобы в отряде о нем никто не знал. Мы их в баню вместе и пригласили. Потом организовали стол, я добыл местный самогон. Задавали Кузнецову вопросы, особенно я. Он же безукоризненно владел немецким языком, имел немецкие документы на имя Пауля Зиберта, интенданта. Внешне Кузнецов был похож на немца, блондин. Он заходил в любое немецкое учреждение и докладывал, что выполняет задание командования. Так что прикрытие у него было очень хорошее. Я еще подумал: «Вот бы мне так!» Убили его бандеровцы…

В тех же местах действовал еще Евгений Иванович Мирковский, тоже Герой Советского Союза, – умный и честный мужик. Мы с ним потом дружили в Москве, я часто бывал у него дома на Фрунзенской. Его разведывательно-диверсионная группа «Ходоки» в июне 1943 года в Житомире взорвала здания центрального телеграфа, типографии газеты оккупантов «Голос Волыни» и помещение гебитскомиссариата. Сам гебитскомиссар был тяжело ранен, а его заместитель убит. Так вот Мирковский обвинял в смерти Кузнецова командира Медведева, потому что тот не дал разведчику соответствующей охраны. Их было всего трое, когда они попали в бандеровскую засаду и погибли. Мне Мирковский говорил: «Вся вина в смерти Кузнецова лежит на Медведеве». А Кузнецова надо было беречь: никто больше него не сделал. Уникальный был разведчик.

Павел Судоплатов (ТАСС) и Наум Эйтингон в годы войны возглавляли управление НКВД, занимавшееся разведкой и диверсиями в тылу противника

– На Украине иногда говорят, что Кузнецов, мол, легенда, продукт пропаганды…

– Какая легенда! Я его сам видел. В бане вместе были! И действовали по соседству.

– А с Сидором Ковпаком вам доводилось встречаться?

– А как же! 12 июня 1943 года он с Житомирщины на стыке Белоруссии и Украины отправился в Карпатский рейд, у него было 1,5 тыс. бойцов. По пути следования отдельные группы отряда непрерывно совершали диверсии в стороне от обоза, отвлекая на себя внимание противника. Обойдя Ровно с запада, Ковпак резко повернул на юг и через Тернопольщину вышел в Карпаты, где его блокировали. Ковпак уничтожил нефтепромыслы. Он тогда приковывал к себе элитные силы немцев – в самый разгар Курской битвы. В итоге выходить ему пришлось мелкими группами. Оторвавшись от преследования, он каждый день принимал самолеты. А у меня командиром вначале был, как я уже говорил, не Карасёв, а капитан Пегушин, пограничник. Его ранили в ногу, и мы попросили Ковпака отправить раненого командира самолетом в Москву. Не повезло ему: ранение было не тяжелое, но оказалась гангрена. Потом мы узнали, что умер Пегушин уже в Москве.

А Павла Судоплатова я увидел впервые еще в 1942-м. Он приехал на станцию, прощался с нами, наставления давал. Сказал Карасёву: «Береги людей!» А я рядом стоял. В 1944 году Судоплатов вручал мне офицерские погоны старшего лейтенанта госбезопасности. Ну и после войны мы встречались. И с ним, и с Наумом Исааковичем Эйтингоном. Это Хрущев их потом засадил. Какие толковые люди были! Сколько сделали для страны! Ведь все партизанские отряды под их началом были. И Берия, и Сталин – что ни говори, а они мобилизовали страну, отстояли ее, не позволили уничтожить…

Немцы осматривают взорванный советскими партизанами эшелон (Фото: РИА Новости)

«Я выдавал себя за поляка»

– В мае 1944 года вашу группу направили в Польшу. Как вы оказались в Яновских лесах?

– С весны 1944-го Яновские леса стали основной базой польского коммунистического партизанского движения – Армии Людовой. Это наш главный союзник был. Наши советские партизанские отряды там действовали. В результате были разбиты железнодорожные линии, на которые немцы рассчитывали.

Когда фронт приблизился к границам Польши, немцы решили разгромить партизан силами группы армий «Центр». Фельдмаршал Вальтер Модель выделил 213-ю охранную дивизию и две пехотные дивизии. Но мы не сидели сложа руки. Советские и польские партизанские отряды создали объединенное командование, в которое вошел и командир нашего партизанского соединения имени Александра Невского Карасёв. В то время уже майор – храбрый, замечательный человек. Наши люди гранатами подбили немецкий танк, захватили двух танкистов и штабные документы, находившиеся у застрелившегося в танке офицера. В документах были указаны численность, расположение немецких сил и план дальнейших действий. В результате партизаны прорвались в Билгорайские леса, а затем, когда смогли разорвать кольцо окружения, ушли в Немировские леса. Вместе с партизанами из окружения были выведены мирные жители, больше тысячи человек. Более крупных партизанских боев, чем тогда, не было.

– Вы начали действовать в Польше?

– Вместе с отрядом. Мне была поставлена такая задача: с небольшой группой выйти в район Кракова с целью ликвидации генерал-губернатора Польши Ганса Франка. В моем отряде было всего 28 человек. Мы хотели перейти Вислу в районе впадения в нее реки Сан. Но оказалось, что там у немцев был полигон, где они испытывали ракеты «Фау». Поэтому мне пришлось вернуться и перейти Вислу севернее. Я хорошо еще с детства владел польским языком и нашел перевоз. Висла широкая, а вдоль нее проходило шоссе, по которому непрерывно двигался транспорт. Мы, все 28 человек, сели в лодку – вода была почти до бортов. Но не опрокинулись.

На той стороне леса не было: все открыто. Я спрятал людей в камышах, потом нашел местных и выяснил, как идти дальше. Решили ждать до вечера, чтобы не обнаружить себя. Сидели – и вдруг идет пастух с коровами и натыкается на нас. Что с ним делать? А у меня в группе были еще два поляка. Мы поговорили с ним по-польски, выяснили, где живет. Парень оказался неплохой. Я ему дал денег, и он принес нам две буханки хлеба и ведро молока. Мы дождались вечера и двинулись. Пришли к городу Илжа. Как выяснилось, там были местные партизаны из Армии Людовой. Они нас накормили и попросили помочь освободить из тюрьмы их товарищей. Я сперва сомневался, но отказать было неудобно. Провели разведку, обрезали немцам телефонную связь и вошли в город с наступлением ночи. Пулеметным огнем мои ребята заперли гитлеровцев в казарме. А поляки вытаскивали своих людей из тюрьмы, громили почту, банк, опустошали склады. Целую ночь город был в наших руках: пили водку и плясали. Повод был: мы освободили под сотню польских патриотов, ожидавших казни. Потом зашли в магазин «Батя» (это известная обувная фирма), и все переобулись. В память о тех событиях в Илже установлен памятник с именами советских и польских партизан – братьев по оружию.

Советские бойцы ведут огонь у разрушенного моста через Вислу в боях за освобождение Кракова

– А что представляла собой Армия Крайова?

– Это польское Сопротивление, которое подчинялось буржуазному правительству Польши в изгнании, находившемуся в Лондоне. Отношение Армии Крайовой к советским войскам и партизанам было сложным – от проведения совместных операций до открытых вооруженных столкновений.

Когда я там появился, воеводское руководство Армии Крайовой собрало в Кракове совещание и стало решать, как быть с советским отрядом. Хорошо, что у меня на связи был бывший штабс-капитан русской армии Хенрик Мусилович. Раньше он жил во Львове. Когда в самом начале войны украинцы из батальона «Нахтигаль» стали проводить во Львове жестокие чистки, он ушел оттуда едва живым и обосновался у родственника жены под Краковом. Мусилович и сообщил мне, что руководство Армии Крайовой решило уничтожить советский отряд руками немцев, подставить меня им. Для этого создали группу, с которой мы якобы должны были провести совместную операцию. О чем и передали сведения немцам. Но мы вовремя ушли. В дальнейшем я выдавал себя за поляка (на самом деле я белорус), говорил только по-польски. Вся округа меня знала, и местные жители ко мне относились хорошо. Польские хлопцы даже меня спрашивали, как я, поляк, мог стать советским партизаном. Я отвечал: потому что «наших» не было, а я хотел воевать против немцев, вот и принял советское предложение.

А.Н. Ботян с дочерью Ириной (Фото из семейного архива)

– Какие задачи были поставлены вам в Польше?

– В первую очередь речь шла о диверсиях на железных дорогах. Кроме того, мы устраивали засады. У меня была группа хороших ребят. Немцы ведь питались там за счет населения. Так вот, например, местные мне сообщали, что сегодня гитлеровцы придут забирать скот. Мы их поджидали, немцев убивали, скот возвращали крестьянам, а одну или две коровы брали себе. Так что и им хорошо, и нам неплохо. И к губернатору Франку мы подобрались, ведь я ходил в Кракове открыто, у меня были надежные польские документы. Под видом польского поручика я познакомился с охранниками Франка. Среди них был один чех. С ним и договорились: я уже принес ему бесшумный пистолет. Впрочем, там даже немцы готовы были согласиться: они видели, что война идет к концу и чем-то нужно оправдать себя. Существовал у нас и запасной вариант. Хотели как в Белоруссии, где обслуга подложила Вильгельму Кубе мину в кровать. Известная была операция. Я уже договорился с нужными людьми, семьи их уже вывезли, но в тот день, на который была назначена акция, Красная армия перешла в наступление, и Франк не стал ночевать в Кракове, уехал в Ченстохову. Вся моя работа пошла насмарку. Иначе звезду Героя я бы получил уже в 1945 году!

– Но зато вам удалось спасти Краков…

– В 40 км от Кракова находился большой Ягеллонский замок. Немцы этот замок превратили в склад взрывчатки и задумали перед наступающей Красной армией взорвать Рожновскую плотину на реке Дунаец со стороны Словакии. Кроме того, Гитлер дал тогда команду уничтожать старинные города в качестве акции возмездия. Ведь немцы понимали, что терпят крах. Я об этом узнал через Мусиловича от польского инженера-картографа капитана Зигмунда Огарека, призванного в вермахт. Я встретился с ним и передал ему мину замедленного действия с простым взрывателем из мыла. Он, в свою очередь, дал мину солдату, верному человеку, который спрятал ее в каблук и положил к снарядам. 18 января 1945 года замок взлетел на воздух, и немцы были обезоружены. А сутки спустя в уцелевший Краков уже вошли передовые части 1-го Украинского фронта под командованием маршала Советского Союза Ивана Степановича Конева. Немцы в панике бежали партизанскими тропами. Краков удалось спасти!

В МАЕ 2007 ГОДА ПРЕЗИДЕНТ РОССИИ ВЛАДИМИР ПУТИН ВРУЧИЛ ЛЕГЕНДАРНОМУ РАЗВЕДЧИКУ АЛЕКСЕЮ БОТЯНУ ЗВЕЗДУ ГЕРОЯ РОССИИ. ТАК ЗАСЛУЖЕННАЯ НАГРАДА НАШЛА ВЕТЕРАНА ЧЕРЕЗ 60 С ЛИШНИМ ЛЕТ ПОСЛЕ ПОБЕДЫ

– А что было после освобождения Польши: вас направили в Чехословакию?

– Нет. Там у меня только люди были на связи. А я остался под Краковом и установил контакты с контрразведкой «Смерш». Дело в том, что поляки встречали Красную армию не очень дружелюбно. Дело доходило до столкновений. Поэтому я показывал контрразведчикам, с кем они могут встретиться и наладить взаимодействие. Были еще задачи. Так что и в этом отношении помог. А в середине мая 1945 года мы сели в самолет и приземлились в Москве. Так я закончил войну. Она для меня завершилась на неделю позже, чем для всей страны.

Беседовали Андрей Ведяев, Арсений Замостьянов