«Я люблю кровавый бой»

Денис Давыдов стал символом партизанского движения 1812 года. При этом мало кто знает, что он еще и самый многодетный семьянин из классиков русской литературы и, пожалуй, лучший поэт среди наших боевых генералов.

Поэт, гусар и партизан Денис Давыдов в кругу однополчан. Худ. Е.А. Демаков

В этом смысле Денис Давыдов (1784–1839) – лихой гусар и поэт – равным образом органичен как в когорте соратников Петра Багратиона, так и в блестящей пушкинской плеяде.

«Любишь ли ты солдат?»

Все началось с суворовского благословения. Сам Давыдов описал тот день вдохновенно и залихватски в очерке «Встреча с великим Суворовым». Только так и можно было сыграть увертюру к судьбе солдата и поэта, уже при жизни ставшего легендарным.

Шел 1793 год. В то время Василий Денисович Давыдов – гусар, как в будущем и его сын, – командовал Полтавским легкоконным полком. Суворов проверил полк на молниеносных маневрах и отобедал с Давыдовыми. Девятилетний полковничий сын Денис жил при армии, уверенно держался в седле, орудовал шашкой и грезил о сражениях. Прославленный полководец спросил мальчика: «Любишь ли ты солдат, друг мой?» Стоит сказать, что он умел судить о людях по ответам на неожиданные вопросы. Денис ответил без промедления, по-суворовски пылко: «Я люблю графа Суворова; в нем всё – и солдаты, и победа, и слава». Суворов закричал в восторге: «Помилуй Бог, какой удалой! Быть ему военным человеком. Я еще не умру, а он уже три сражения выиграет!» Граф Рымникский перекрестил мальчишку, дал ему поцеловать свою руку…

Что же дальше? Никто так лихо и весело не рассказал о себе в третьем лице, как он, непревзойденный спорщик и мистификатор, в «Некоторых чертах из жизни Дениса Васильевича Давыдова»: «Маленький повеса бросил псалтырь, замахал саблею, выколол глаз дядьке, проткнул шлык няне и отрубил хвост борзой собаке, думая тем исполнить пророчество великого человека. Розга обратила его к миру и к учению. Но как тогда учили! Натирали ребят наружным блеском, готовя их для удовольствий, а не для пользы общества: учили лепетать по-французски, танцевать, рисовать и музыке; тому же учился и Давыдов до тринадцатилетнего возраста. Тут пора была подумать и о будущности: он сел на коня, захлопал арапником, полетел со стаею гончих собак по мхам и болотам – и тем заключил свое воспитание».

В 1801 году, несмотря на низкий рост, юношу приняли в Кавалергардский полк. Но до начальства дошли его едкие, вольнолюбивые басни – и удальца перевели из гвардии в Белорусский гусарский полк. Там-то он и погусарствовал всласть: стихи, мазурки, дамы сердца… К басням и сатирам Давыдов добавил «зачашные песни» о попойках и романах. Героем и адресатом его «белорусских» стихов стал Алексей Бурцев – «величайший гуляка и самый отчаянный забулдыга из всех гусарских поручиков». В 1804-м Денису писалось как никогда в будущем. И стихи изливались сразу с мастерским клеймом. Даже песенный раж не мешал стройности образов:

Ради Бога, трубку дай!

Ставь бутылки перед нами,

Всех наездников сзывай

С закрученными усами!

Чтобы хором здесь гремел

Эскадрон гусар летучих,

Чтоб до неба возлетел

Я на их руках могучих…

Его легкомысленность поэтична – как пушкинские вроде бы небрежные беседы с читателем в «Графе Нулине» и «Евгении Онегине». Правда, Пушкину тогда едва пошел шестой годок. Давыдовская «гусарщина» раскрепостила русский стих.

Поэт и партизан

В памяти народной он остался самым ярким партизанским командиром 1812 года.

Давыдов везде, где только мог, упоминал, что именно ему принадлежала идея партизанской войны. Но это преувеличение. Идея витала в воздухе. Еще до вторжения французов в Россию подполковник Петр Чуйкевич, служивший в Особенной канцелярии Военного министерства, составил такой план предстоящей кампании: «Уклонение от генеральных сражений, партизанская война летучими отрядами, особенно в тылу операционной неприятельской линии, недопускания до фуражировки и решительность в продолжении войны». Помимо этого он возлагал надежду на русский народ, «который должно вооружить и настроить, как в Гишпании, с помощью духовенства».

ИНОГДА ДАВЫДОВ СНИМАЛ МАСКУ ПРОСТОДУШНОГО УСАЧА, ВКЛЮЧАЯСЬ В БОРЬБУ ИДЕЙ, ОСТРОУМНО ОБЛИЧАЯ ВЛИЯТЕЛЬНЫХ ЛИБЕРАЛОВ И РУСОФОБОВ

Испания стала камнем преткновения для Великой армии Наполеона, и неудивительно, что ее пример не упускали из виду. А уж когда Бонапарт приблизился к Москве, оккупировав добрую половину Европейской России, необходимость формирования летучих отрядов, которые действовали бы в тылу противника, ни у кого не вызывала сомнений. Генерал Фердинанд Винцингероде (ненавидимый Давыдовым) уже направил отряд Александра Бенкендорфа для «поисков» во французском тылу. Возможно, Александр Фигнер и Александр Сеславин в партизанской войне погеройствовали шибче Дениса Давыдова. Однако образ гусара-поэта с трубкой, сидящего у лесного костра в окружении верных храбрецов, затмил всех. Задиристая, но и основательная военная проза Давыдова добавила красок в его легенду. Он умело находил аргументы, когда нужно было ответить тем, кто умалял достоинство русской армии. И не менее пылко отвечал личным недругам, которые ставили под сомнение его заслуги…

В августе 1812-го Давыдов рвался проявить себя. Он сформулировал девиз на все случаи жизни в соответствии с темпераментом: «На все напрашиваться и ни от чего не отказываться». Он предложил Петру Багратиону обстоятельный план партизанской войны: «Неприятель идет одним путем, путь сей протяжением своим вышел из меры; транспорты жизненного и боевого продовольствия неприятеля покрывают пространство от Гжати до Смоленска и далее. Между тем обширность части России, лежащей на юге Московского пути, способствует изворотам не только партий, но и целой нашей армии. Что делают толпы казаков при авангарде? Оставя достаточное число их для содержания аванпостов, надо разделить остальное на партии и пустить их в средину каравана, следующего за Наполеоном».

Впрочем, не исключено, что инициатором в этой истории был все-таки Багратион, а Давыдов действовал по его совету. В любом случае именно генерал отстаивал план перед Михаилом Кутузовым, и накануне Бородинской битвы главнокомандующий принял его предложение. Денис Васильевич получил в распоряжение 50 гусар да 80 казаков – и немедленно начал «поиски» по французским тылам. Именно поэтому он не участвовал в Бородинском сражении. А ведь Бородино было одним из его родных сел: отец приобрел это сельцо после увольнения из армии.

«Легче совершить подвиг»

На Бородинском поле ранили в ногу родного брата Дениса – кавалергарда Евдокима Давыдова. Но бравый гусар занимался не менее важным делом, чем герои Бородина. В дни приближения Наполеона к Москве он уже отбивал русских пленных, уничтожал обозы. 2 сентября летучий отряд под его командованием совершил первый набег на французские тылы – у села Токарево.

Многие считали этот отряд обреченным и провожали его как на гибель. Сам Давыдов подтверждал, что поначалу их рейды были наиболее опасными: «Я с ста тридцатью всадниками находился посреди в несколько тысяч раз сильнейшего меня неприятеля». Но для него партизанская война с ежедневными схватками оказалась родной стихией. После первой же победы над французским отрядом на Смоленской дороге он передал захваченное у врага оружие крестьянам. Как много Давыдов сделал для того, чтобы «дубина народной войны» больнее била противника!

Впрочем, во время своего первого рейда он чуть не попал в плен… к русским партизанам! Это не пустопорожний анекдот: крестьяне действительно приняли гусар за французов. «Тогда я на опыте узнал, что в Народной войне должно не только говорить языком черни, но приноравливаться к ней и в обычаях и в одежде», – писал много лет спустя Денис Васильевич. Пришлось ему отпустить бороду и нацепить русский кафтан. А разговаривать с мужиками он умел: никогда не был галломаном.

В первые же недели Давыдов захватил в плен в три-четыре раза больше французов, чем было бойцов в его отряде. Это впечатлило Кутузова, и отряд получил подкрепление. Приходили туда и крестьяне – народные мстители. Вскоре на счету майора Давыдова значилось уже 4 тыс. пленных – регулярные русские войска не могли похвастать такими успехами. Полковничий чин, ордена Святого Владимира III степени и Святого Георгия IV степени стали вознаграждением за те осенние подвиги.

Наполеон, заочно приговоривший Давыдова к расстрелу, вынужден был сколотить кавалерийский отряд в 2 тыс. сабель, которому поручили уничтожить предводителя русских партизан. А тот в ответ заманил французскую конницу в ловушку. По России пошла молва о его непобедимости…

Не удалось французам повесить Дениса Васильевича, но и ему не удалось поймать Бонапартия, хотя дважды он видал издалека вражеского императора. А вот голод в неприятельской армии – во многом заслуга Давыдова, захватившего немало продовольственных обозов.

У ДЕНИСА ДАВЫДОВА БЫЛО ДЕВЯТЬ ДЕТЕЙ: ПЯТЕРО СЫНОВЕЙ И ЧЕТЫРЕ ДОЧЕРИ – ПОСЛЕДНЯЯ РОДИЛАСЬ ЗА ПОЛТОРА МЕСЯЦА ДО ЕГО СМЕРТИ

Портрет Д.В. Давыдова. Худ. Дж. Доу. Не позднее 1828

Крупнейшие победы летучего отряда состоялись 28 октября при Ляхове и 9 ноября под Копысом. При Ляхове бригаду генерала Жан-Пьера Ожеро атаковали четыре партизанских отряда – под предводительством Давыдова, Сеславина, Фигнера и Василия Орлова-Денисова. Давыдов – инициатор операции – командовал авангардом. Превосходящие силы противника были разгромлены: более 1,5 тыс. французов, включая Ожеро, сдались в плен. «Наступила ночь; мороз усилился; Ляхово пылало; войска наши, на коне, стояли по обеим сторонам дороги, по которой проходили обезоруженные французские войска, освещаемые отблеском пожара. Болтовня французов не умолкала: они ругали мороз, генерала своего, Россию, нас…» – так описывал Давыдов финал сражения.

Русские еще не вошли в Париж, а о нем уже слагали легенды. Прав писатель Гилберт Честертон: «Легче совершить подвиг, чем стать героем легенды. Легенда правдивее факта: она говорит нам, каким был человек для своего века, факты же – каким он стал для нескольких ученых крохоборов несколько веков спустя». И собратья-поэты прилежно воспевали Давыдова. Особенно точно и живописно получилось у Федора Глинки, который и сам в 1812-м сражался героически:

Усач. Умом, пером остер он, как француз,

Но саблею французам страшен:

Он не дает топтать врагам нежатых пашен

И, закрутив гусарский ус,

Вот потонул в густых лесах с отрядом –

И след простыл!.. То невидимкой он, то рядом,

То, вынырнув опять, следом

Идет за шумными французскими полками

И ловит их, как рыб, без невода, руками.

Его постель – земля, а лес дремучий – дом!

…Но милым он дарит, в своих куплетах, розы.

Давыдов! Это ты, поэт и партизан!..

«Любите Отечество наше»

Молва подхватила его имя, а лубочные художники растиражировали образ. У самого Вальтера Скотта хранился гравированный портрет Дениса Давыдова из серии портретов русских героев 1812 года, выпущенной в Англии. Художник Дайтон (кстати, тезка русского гусара) изобразил Давыдова в облике могучего воина – с черной кудрявой бородой и шапкой волос, в меховой шкуре, накинутой на плечи, с шашкой в руке. Подпись гласила: «Денис Давыдов. Черный капитан». Здесь не до портретного сходства, но герой был польщен, узнав об этой гравюре из переписки с английским классиком.

Давыдов называл себя человеком, «рожденным единственно для рокового 1812 года». Хотя справедлив и другой его вердикт: «Имя мое во всех войнах торчит, как казацкая пика». В кампаниях 1813–1814 годов он отличался в каждом сражении. В Германии, встречая русские войска, горожане мечтали увидеть того самого Давыдова – удачливого смельчака, грозу французов. Лихой кавалерийской атакой он освободил от наполеоновцев Дрезден – и за это угодил под арест. Потому что взял город самовольно, без приказа, а его передовой отряд далеко обогнал основные части генерала Винцингероде.

За подвиги на подступах к Парижу Давыдов получил генеральское звание. Но по недоразумению, из-за путаницы с несколькими полковниками Давыдовыми, через некоторое время производство отменили. Только вмешательство государя вернуло смертельно обиженному герою заслуженные генеральские эполеты. Легендарный партизан в те годы командовал Ахтырским гусарским полком. Однако путаница продолжилась, когда знаменитый портрет работы Ореста Кипренского, на котором изображен гусарский полковник (в будущем генерал-майор) Евграф Давыдов, стали считать портретом Дениса Давыдова. А они были дальними родственниками. И оба храбро бились в 1812-м.

В 1812 году. Худ. И.М. Прянишников. 1874

После Ватерлоо боевой путь Давыдова не прервался. Он вышел в отставку в высоком чине генерал-лейтенанта, пройдя с победами дорогами нескольких войн – и на Кавказе, и в мятежной Польше. За взятие Владимира-Волынского в 1831 году его наградили орденом Святой Анны I степени. Поляки распространяли небылицы о кровожадности Давыдова, а он только посмеивался… В бою у Будзинского леса польских повстанцев вел генерал Казимеж Турно, с которым Давыдов сражался еще под Миром в 1812-м. Командирское чутье вновь не изменило ему: он возглавил решающую кавалерийскую атаку и враг не выдержал натиска.

В отставке генерал, вспоминая молодость, писал стихи о воинских походах, о гусарских вольностях. И они выходили в лучшем литературном журнале той эпохи – в пушкинском «Современнике». Иногда Давыдов снимал маску простодушного усача и включался в борьбу идей, обличал влиятельных либералов и русофобов (в те годы это слово писали с двумя «с» – «руссофобия»). Чего стоит одна только «Современная песня» – остроумный и язвительный приговор либералам, злободневный во все времена, несмотря на кое-какие «приметы эпохи».

Всякий маменькин сынок,

Всякий обирала,

Модных бредней дурачок,

Корчит либерала.

........................

А глядишь: наш Лафает,

Брут или Фабриций

Мужиков под пресс кладет

Вместе с свекловицей…

Насмешкой он, как арканом, сбивал с ног любого противника, но при этом не скрывал горечи: «Всякий из нас неоднократно заметил явную и общую ненависть чужеземных писателей к России. Везде, где только касается речь до сего государства, до его монархов, до его вождей, до его войск, до событий военных и политических, – везде оказывается их особое к нему неблагорасположение». Нужно было отвечать клеветникам России – в том числе Бонапарту. И Давыдов отвечал. И в статьях («Мороз ли истребил французскую армию в 1812 году?», «Разбор трех статей, помещенных в записках Наполеона»), и в стихах…

А многочисленному своему потомству оставил такой наказ: «Будьте честны, смелы и любите Отечество наше с той же силой, как я любил его». Незадолго до смерти он отдал дань памяти Петру Багратиону. Хлопотал, чтобы прах генерала с почестями перезахоронили на Бородинском поле. Но сам уже тяжело болел и не увидел этой торжественной тризны.

Гусарский пир прервался в отдаленном имении под Симбирском, когда в Петербурге шумно праздновали 25-летие вступления русских войск в Париж. Гусарская сабля выпала из рук…

В 1912 году, к столетию Отечественной войны, имя Давыдова присвоили прославленному в боях Ахтырскому гусарскому полку. Честь заслуженная: с ахтырцами он бил французов и в партизанских стычках, и в больших сражениях. Но главная награда поэту и партизану в том, что его слава оказалась не ветреной. Дениса Давыдова Россия помнит и сегодня – и в лицо, и по остротам, и по стихам, и по подвигам.

Арсений Замостьянов