Назад

Версия для слабовидящих

Настройки

«И Лазарь Каганович нас хлопал по плечу!»

№33 сентябрь 2017

Масштабная реконструкция предвоенной Москвы началась под чутким руководством одного из самых жестких руководителей «сталинского призыва» Лазаря Кагановича

Нарком путей сообщения Лазарь Каганович выступает на торжественном заседании в связи с пуском первой очереди Московского метрополитена. В президиуме (слева направо): Николай Булганин, Никита Хрущев, Серго Орджоникидзе. 14 мая 1935 года

Из 97 лет, прожитых Лазарем Кагановичем (1893–1991), московский период его деятельности занимает лишь малую часть. Он возглавлял Московский областной комитет ВКП(б) с апреля 1930-го по март 1935 года. Кроме того, с февраля 1931-го по январь 1934-го Каганович являлся первым секретарем Московского городского комитета ВКП(б). В это время он был как никогда близок к Иосифу Сталину и проявил себя как властный, напористый и деятельный градоначальник.

Каганович к 1930-м годам зарекомендовал себя как руководитель, который даже в критической ситуации умеет «тянуть воз». А потому и поручали ему наиболее трудоемкие участки управленческой работы. Преобразование Москвы считалось не менее весомым делом, чем агитация за колхозы на Украине или обустройство железных дорог. В 1920-е годы Каганович возглавлял компартию Украины и превратил Харьков в образцовый столичный город. Лазарь Моисеевич был эффективным лоббистом: бюджет Харькова в конце 1920-х по многим параметрам превышал московский.

О его кипучей работоспособности ходили легенды. Колоритная личность – под стать эпохе. Николай Байбаков, работавший под руководством Кагановича в наркомате нефтяной промышленности, вспоминал: «Руководитель силового стиля… Ему ничего не стоило, толком не разобравшись, кто же виноват в срыве какого-нибудь дела, в чрезвычайном происшествии и т. п., грубо обругать, оскорбить и даже ударить подчиненного». Он не жалел никого, в том числе и себя.

«Москва – это гнусь!»

Белокаменная Кагановичу не приглянулась. Он сетовал: «…пролетариату в наследство осталась весьма запутанная система лабиринтов, закоулков, тупичков, переулков старой купеческо-помещичьей Москвы. <…> Плохонькие, старенькие строения загромождают лучшие места нашего города».

Действительно, немногие уголки тогдашней Москвы соответствовали столичному статусу. Скромные одноэтажные домики теснились даже в кварталах, примыкавших к Кремлю. 3,5 млн жителей; через пять лет, по прогнозам, должно было быть уже 5 млн, а селить их негде. И транспорта не хватало критически! Чахлая река – местами заболоченная, обмелевшая. 60% жилья – без канализации и водопровода. Неухоженные деревенские рубленые домики с палисадниками. Лампочка Ильича пылает – и то хорошо.

Каганович требовал от архитекторов разработки широких проспектов и площадей. Требовал, чтобы парки и бульвары были благоустроены, как в Берлине. «Наши московские скверы – это садики дачного типа. Если и есть в Москве зелень – так это дикие кустарники и разномастные, кривые, кое-как посаженные деревья, – писал он и подчеркивал: – В районе Рублевской водокачки сволочи вырубили живую зеленую сосну».

Первая схема линий Московского метрополитена

Каганович и в официальные речи любил вставить крепкое словцо, заранее предвкушая эффект. Так и для разговора о столичных проблемах нашел смачную площадную формулу: «Москва – это гнусь!».

В июне 1931 года на Пленуме ЦК он выступил с докладом «О реконструкции г. Москвы и городов СССР». После этого началась кардинальная перестройка столицы под девизом: «Мы должны превратить Москву из большой деревни городского типа в социалистический город». Пленум принял решение создать комиссию по составлению Генерального плана реконструкции Москвы. Комиссия, возглавляемая Кагановичем, заседала не реже чем раз в неделю – правда, не всегда в полном составе.

Почти каждый вечер автомобиль Кагановича на невысокой скорости петлял по московским улицам, а градоначальник поглядывал, как идет стройка, и высматривал, что бы еще наладить. Иногда его сопровождали архитекторы. На ходу решались судьбы объектов: этот храм снести, этот дом отремонтировать, здесь установить табачный киоск. Так были приняты решения о сносе Китайгородской стены, Знаменской церкви на Знаменке, палат Василия Голицына в Охотном Ряду… Впрочем, в 1920–1930-е годы и без решающего участия Кагановича (как до, так и после его столичной миссии) в Москве нещадно уничтожались архитектурные памятники.

А вот от сноса храма Христа Спасителя он держался в стороне. Лазарь Моисеевич понимал: «Все черносотенцы эту историю в первую очередь свалят на меня!» Так и вышло. По распространенной легенде, именно Каганович тогда устроил взрыв. Повернул ручку взрывателя и произнес: «Задерем подол матушке-России!»

Менялся стиль города, стиль страны. Ушел в прошлое революционный конструктивизм с его изысканным аскетизмом грубо оштукатуренных кубов, с его домами-коммунами без личных кухонь… Каганович дал добро архитектору Ивану Жолтовскому на строительство дома с колоннами на Моховой. С этого дома в московском зодчестве началась эпоха «освоения классического наследия». Сам Каганович так объяснял новую эстетику: «Пролетариат, конечно, против буржуазных излишеств. Но это не означает, что ему не нужно одежды. Он наденет костюм, галстук – и ходит довольный. Так же и при строительстве домов. Не нужны безобразные серые коробки, их надо чем-то украшать». Именно Каганович подал идею архитектору Каро Алабяну построить Театр Красной армии в виде огромной звезды. Говорил: «А что касается того, что ее видно только с высоты, так мы живем в век авиации. И скоро, я думаю, и транспорт у нас пойдет воздушный!» Портики, колонны, ажурные карнизы, башенки, арки, мрамор и гранит, скульптуры рабочих и колхозниц… Этот стиль – нарядный, державный – часто называют сталинским ампиром. Сегодня Москву невозможно представить без ренессансного архитектурного пиршества тех лет.

Москва 1920-х годов

Каганович, мягко говоря, не был эстетом и к началу 1930-х годов в архитектуре не разбирался. Но, как и многие большевики того поколения, не зря слыл упорным самоучкой. Каганович немало общался с архитекторами – и не только окриками. Дочь «железного наркома» (так его станут называть, когда он возглавит Народный комиссариат путей сообщения) Майя, с которой он любил беседовать душевно и вдумчиво, окончила Московский архитектурный институт. И Каганович в письмах к ней «включал искусствоведа»: «Жолтовский до фанатичности последователь классики, Щусев же эклектик, он берет у всех понемногу, но больше всего он барокканец». Кстати, правнук Кагановича тоже стал архитектором.

«Чтобы не капало!»

Через два-три года работы в Москве у Кагановича уже были основания, чтобы рапортовать об успехах. Еще до открытия канала Москва – Волга (с 1947 года канал имени Москвы) удалось модернизировать водопровод. После постройки Истринской и Рублевской плотин подачу воды в город удвоили. В 1933-м появились две сети продовольственных магазинов – «Гастроном» и «Бакалея», а в целом в 1930–1935 годах в Москве открылось около 1200 новых магазинов. Площадь асфальтового покрытия выросла за пять лет в пять раз и составила 25% площади города. Развивалась сеть общественного питания – столовые. Раньше их было 537, теперь стало 2241. Раньше в столовых ежедневно питались 850 тыс. человек, теперь – 2,5 млн! В тесноте, да не в обиде.

Наконец, подземное царство. Инициатором строительства метрополитена был Сталин. Каганович поначалу сомневался. Но поручение вождя исполнял самозабвенно. Пригодился и его ораторский талант. Он превратил строительство метро в агитационный бенефис: «Товарищи, это не просто мрамор, гранит, железо и сталь! Это не просто колонны – это наши социалистические колонны, это наши дворцы под землей для каждого советского человека!»

В одной из речей он бросил: «Стройте так, чтобы не капало!» И эта немудреная фраза стала ходовым лозунгом. Каганович вникал во все нюансы строительства, был для метростроевцев дядькой-наставником. Им нравилось, что он – «свойский мужик». Каганович и впрямь никогда не чурался людей, не запирался в кабинете. Один из строителей вспоминал: «У Лазаря Моисеевича есть особая способность – прийти в котлован и сейчас же вести с рабочими беседу, как будто он работает с ними несколько месяцев. У него находятся для них легкие, понятные слова, он говорит с ними на понятном им языке. Тут же появляются улыбочки, и видно, что, если бы им сказали пойти за ним в огонь, – пошли бы». Открытие метро в мае 1935 года стало его триумфом. По радио звучали скороспелые песни:

Лопатами вгрызались

Мы в твердый пласт земли,

Огни нам улыбались

И радугой цвели.

…………………

Там солнце улыбалось

Бетону, кирпичу,

И Лазарь Каганович

Нас хлопал по плечу!

Середина 1930-х – пик всесоюзной славы Кагановича. В многочисленных здравицах, стихах, клятвах, на праздничных транспарантах его имя упоминали сразу после имени Сталина. К концу десятилетия ситуация изменится, и «железный нарком» окажется во втором ряду вождей.

 

10 июля 1935 года Генеральный план реконструкции Москвы утвердили ЦК и Совнарком. В это время Каганович уже осваивался в железнодорожной реальности. Столичное хозяйство больше не относилось к его епархии. Реализовывали план другие товарищи – с поправкой на войну. Но Каганович, как говорится, задал тон, освободил площадку и заложил фундамент. Москва, которую мы видим в предвоенном кино (в таких фильмах, как «Цирк», «Подкидыш», «Девушка с характером»), – это во многом его город, город Лазаря Кагановича.

Евгений Тростин