Три августовских дня

19–21 августа 1991 года – в Москве произошли драматические события, вошедшие в историю под названием «Августовский путч».

Фото: Андрей Соловьев/ТАСС

Согласно официальной версии, отдыхавший в Крыму президент СССР Михаил Горбачев был отстранен от власти созданным в те дни Государственным комитетом по чрезвычайному положению (ГКЧП), в который вошли все высшие руководители страны, включая вице-президента СССР, главу правительства и руководителей Минобороны, МВД и КГБ СССР. В Москву были введены войска.

Центром противостояния ГКЧП стал российский Верховный Совет. Президент РСФСР Борис Ельцин и председатель Верховного Совета РСФСР Руслан Хасбулатов возглавили оборону Белого дома. Их поддержали сотни тысяч москвичей.

Вопреки ожиданиям защитников Белого дома, верные ГКЧП войска так и не решились на штурм. Через три дня все было кончено: члены ГКЧП оказались за решеткой, Михаил Горбачев вернулся из Фороса и объявил о роспуске поддержавшей путчистов КПСС, а подлинным хозяином положения в стране стал Борис Ельцин.

До распада Советского Союза оставались считанные месяцы, до начала конфликта между Ельциным и Хасбулатовым – меньше года, до расстрела Белого дома в октябре 1993-го – чуть более двух лет…

Журнал «Историк» встретился с непосредственными участниками событий августа 1991 года: одним из немногих оставшихся в живых членов ГКЧП Олегом БАКЛАНОВЫМ, занимавшим в то время посты секретаря ЦК КПСС и заместителя председателя Совета обороны при президенте СССР, и находившимся по другую сторону баррикад тогдашним председателем Верховного Совета РСФСР Русланом ХАСБУЛАТОВЫМ. Нам было интересно узнать, как видятся им теперь эти события четвертьвековой давности.

Фото: Наталья Львова

«Мы проявили мягкотелость»

«Советская власть в конечном счете погибла из-за своей гуманности. Надо было на все наплевать и, вопреки Конституции, арестовать 20–30 человек. Поначалу был бы, конечно, шум, но потом бы он стих. А страна осталась бы», – уверен бывший заместитель председателя Совета обороны при президенте СССР Олег БАКЛАНОВ.

 «Путч – это слом системы»– События 19–21 августа 1991 года называют путчем. Согласны ли вы с таким определением?

– Определение «путч» исходит от Горбачева, и оно неверное. Анатолий Иванович Лукьянов [последний председатель Верховного Совета СССР. – «Историк»] в одном из интервью сформулировал суть того, что 25 лет назад Горбачев назвал путчем, и тех событий, которые последовали: «Где вы видели путч, который не ломает ни одно государственное учреждение? Путч – это слом системы. А тут все осталось на своем месте – Верховный Совет, правительство. Где вы видели переворот, который имеет целью не изменение общественного строя, а защиту того строя, который был? Переворот в защиту советской власти. Интересный переворот! Но уже за августовскими событиями последовали три настоящих переворота: в сентябре 1991-го – антикоммунистический, в декабре 1991-го – антисоюзный, в сентябре-октябре 1993-го – антисоветский». С таким анализом ситуации согласен и я. Вполне вероятно, что мы оказались жертвами особо изощренного, сатанинского сценария, разработанного Горбачевым и его ближайшими соратниками Александром Яковлевым и Эдуардом Шеварднадзе, а также Борисом Ельциным и направленного прежде всего против партии и народа. Хорошо, что над этим теперь размышляют многие.

– Был ли президент СССР Михаил Горбачев причастен к заговору ГКЧП?

– 18 августа мы встречались с Горбачевым в Форосе. Мы с ним обо всем договорились, все было ясно. Шла речь о введении чрезвычайного положения. А потом… Потом он назвал нас изменниками Родины. Горбачев вместо того, чтобы спасать государство, предпочел прятаться, уклоняться и отсиживаться.

По признанию самого Михаила Горбачева, вернувшись в Москву из Фороса, он оказался в другой стране

Тогда мы сказали Горбачеву, что прежде, чем выходить на подписание, нужно или здесь собраться, в Форосе, и обсудить эти вопросы, или ехать в Москву и эти вопросы обсудить дополнительно там. А Горбачев, как всегда, говорил и «да» и «нет». То есть, с одной стороны, он как бы согласился со всеми нашими доводами и дал нам, что называется, возможность действовать, но, с другой стороны, зарезервировал свое мнение в том смысле, что он нам отказал. Горбачев публично в этом признался и писал об этом и в книге, и в статьях.

Юридический акт «О чрезвычайном положении» был разработан по его инициативе, обсуждался и был принят на Верховном Совете СССР за несколько месяцев до этих событий. Документ подразумевал защиту конституционного строя. Это назрело уже тогда. Были вспышки в Тбилиси, в Баку, волнения в прибалтийских республиках. В то время это было уже апробировано, как принято говорить. Но как впоследствии оказалось, Горбачев – это человек, предавший идеалы, с которыми пришел к власти. Он не сделал многого из того, что был обязан по Конституции сделать. Президент не должен был уходить в этот критический момент в отпуск, а должен был собрать всех и обсудить то, что предлагал подписать. Этого не делалось. Он уходил от ответственности, как всегда.

Горбачев избегал конкретики в обсуждении решений. Например, в Форосе он действительно нам сказал: «Черт с вами! Делайте что хотите!» А 3 августа, за полмесяца до создания ГКЧП, на заседании Совета министров говорил почти дословно так: мы – как в горах, поэтому должны работать в условиях чрезвычайного положения, иначе лавина обрушится, все погибнет. И добавил: «Я ухожу в отпуск, а вы оставайтесь на местах, разруливайте ситуацию». На следующий день я в числе ближайших подчиненных Горбачева провожал его в аэропорт. Там он повторил свой запрет выезжать на отдых министру обороны СССР Дмитрию Язову, председателю КГБ Владимиру Крючкову, члену Политбюро ЦК КПСС Олегу Шенину и некоторым другим: «Оставайтесь на местах, контролируйте ситуацию».

– На создание ГКЧП руководителей СССР спровоцировало намеченное на 20 августа 1991 года подписание Договора о Союзе Суверенных Государств. Чем договор был так опасен?

– Это было разрушение государства. Давайте исходить из результатов референдума марта 1991 года. Народ однозначно высказался за Союз. Подписание договора 20 августа было бы явным нарушением действующей Конституции СССР. По сути, распускался Союз! Что касается самого проекта договора, то меня с ним не ознакомили. Я прочитал его урезанный текст только накануне предполагаемого подписания, в прессе. Здесь самое главное – проект не обсуждался на сессиях Верховного Совета СССР, не говоря уже о съезде. А документ требовал рассмотрения в парламенте, внесения профессиональных поправок. Мне звонили депутаты, спрашивали, что происходит. Как вообще можно в таком вопросе действовать в обход главного законодательного органа страны? СССР как единое государство в результате горбачевского договора переставал существовать. Это дало всем нам, участникам ГКЧП, один импульс: немедленно спасать страну, защитить народ.

– Как вы оцениваете программу ГКЧП по выходу страны из кризиса с позиций сегодняшнего дня?

– Просмотрите сейчас незашоренными глазами опубликованные 20 августа 1991 года документы, подписанные в том числе и мной. Анализ ситуации, который был сделан, до сих пор представляется мне точным. Мы были обеспокоены зашедшей в тупик перестройкой, межнациональными конфликтами, увеличивающимся потоком беженцев, предупреждали об опасности натиска со стороны преступности, о пугающем росте насилия, беззакония, о вопиющей безнравственности и коррупции, были встревожены близящимся распадом Советского Союза. Мы били в набат в связи с реальной угрозой установления необузданной личной диктатуры в стране, что в дальнейшем и произошло. Диагноз критическому состоянию страны и меры, которые мы намеревались провести в жизнь, с высоты сегодняшнего дня кажутся в целом правильными и даже очевидными.

Знаменитая пресс-конференция членов ГКЧП (слева направо): Василий Стародубцев, Борис Пуго, Геннадий Янаев, Олег Бакланов (Фото: Владимир Родионов/РИА Новости)

Мы не выступали против преобразований, как это часто преподносят. То, что систему нужно реформировать, было ясно еще задолго до провозглашения перестройки. И реформирование постепенно шло. Но нужно было идти к многоукладной экономике, не разрушая огромного потенциала, созданного в СССР к 1985 году.

А что получилось вместо этого? К 1991 году обобщенный экономический индекс страны снизился до 80% от минимально достигнутого ранее, а годовой темп конверсии при поддержке президента СССР превысил 30%. Это приводило к дезорганизации работы предприятий ВПК, объем продажи оружия другим странам снизился с 12–13 млрд рублей до 3–4 млрд, в то время как у США он вырос с 14–15 млрд долларов до 22–23 млрд. Односторонние уступки в пользу Соединенных Штатов и НАТО сводили на нет геополитическое равновесие сил в мире. Именно в такой ситуации нам приходилось действовать. В правительство должны были прийти практики – директора, свежие силы. Следовало сбить волну социальной неудовлетворенности. Частный сектор не смог восполнить потери в общем объеме производства и реализации услуг. Надвигающуюся экономическую катастрофу стал ощущать каждый трудящийся, пенсионер, школьник, студент. Вспыхнули межнациональные конфликты. Мне часто бывало стыдно смотреть в глаза людям, поездки в регионы оборачивались пыткой. Слово «перестройка» превращалось в издевательство. Прогноз: дальнейшее падение экономики, ухудшение ситуации в армии. Везде клин. Каков же выход?

У Союза были колоссальные возможности. С одной стороны, надо было объявить частную собственность священной, то есть дать гарантии этому экономическому направлению деятельности (разумеется, в известных пределах, чтобы, допустим, недра с их огромными запасами нефти, газа, угля не попали в частные руки и не достались заграничным магнатам). А с другой стороны, нельзя было допускать разрушения существовавших форм управления государственным сектором.

Мы были наивны, несмотря на возраст и опыт работы. Мы считали, что живем в едином государстве. Мы не сумели подключить СМИ и провести разъяснительную работу. Если бы Советский Союз сохранился, было бы меньше преступлений и больше справедливости…

«Мы четко знали, что не должна пролиться кровь…»

– Входило ли в планы ГКЧП физическое устранение Бориса Ельцина и Руслана Хасбулатова?

– Нет, так вопрос не ставился. Наоборот, речь шла исключительно о том, чтобы не допустить крови. Мы ничего не боялись, однако не хотели прямого столкновения. Понимали, что найдутся люди, готовые кричать: «Арестовали нашего Бориса Николаевича!», и будут жертвы, как те ребята, которые погибли под мостом [в ночь с 20 на 21 августа в тоннеле под проспектом Калинина (ныне Новый Арбат) погибли трое – Владимир Усов, Дмитрий Комарь и Илья Кричевский, единственные жертвы среди противников ГКЧП; позднее им были присвоены звания Героев Советского Союза. – «Историк»]. Мы не хотели, чтобы началась катавасия.

Это сейчас мы понимаем, что эти жертвы несоизмеримы с теми, что принесли, например, события октября 1993 года. Сколько тогда погибло людей по вине Ельцина? Лишь по официальным данным – полторы сотни человек…

План ареста Ельцина проговаривался. Так, генерал армии Валентин Варенников из Киева постоянно слал нам телеграммы, требуя его арестовать. Но этим, конечно, должны были заниматься силовики. А они не только не арестовали Ельцина, но, более того, выпустили 19 августа с госдачи. Ельцину ведь по статусу полагалась охрана. Когда же он вернулся от президента Казахской ССР Нурсултана Назарбаева на дачу, его там не «закрыли», не изолировали, а, напротив, спокойно отпустили в Белый дом. Разве это можно было делать?!

– Готовился ли штурм Белого дома? Если да, то почему он не состоялся?

– Если бы готовился – то состоялся бы. Такой вопрос даже не рассматривался. Нельзя воевать со своим народом. Как можно разработать план за два-три дня? Наша задача состояла прежде всего в том, чтобы избежать кровопролития. А Ельцин и его окружение неожиданно оказались настроенными агрессивно, они были очень возбужденными и нервными. Да, 19 августа в Москву вошли танки, но мы четко знали, что не должна пролиться кровь. Трое погибших парней – на совести окружения Ельцина, которому нужна была кровь, чтобы довершить свое черное дело по захвату власти в стране и уничтожению СССР.

Члены ГКЧП очень скоро поняли, что силовой сценарий приведет к массовым жертвам среди москвичей (Фото: Федосеев/РИА Новости)

– Существовала ли связь между членами ГКЧП и Ельциным в эти дни?

– Как-то мы с Шениным поехали к Крючкову. Он при нас позвонил Ельцину. Говорит: «Надо же знать меру!» Тот ему отвечает: «Я гарантирую, что никаких эксцессов не будет». Вроде бы оба понимали, что следует избегать провокаций. Тогда же они договаривались о будущем совместном визите к Горбачеву. Но со стороны Ельцина это были только слова.

Мы знали, что могут быть провокации, что на нас лежит ответственность, чтобы их не допустить. И когда мы увидели, что Ельцин не останавливается и идут разговоры о том, что, мол, ГКЧП скоро начнет аресты, Язов (и я его в этом поддержал) вывел войска. Я его понимаю. Он не хотел, чтобы его войска были втянуты в кровавую бойню. Лично я – тоже. Поэтому держал связь с регионами. Объяснял: «Главное – не допустить кровопролития». Если бы сразу в нескольких «горячих точках» Москвы произошло то, что произошло под мостом на Арбате, то была бы большая кровь и за нее пришлось бы отвечать головой.

«Надо было на все наплевать»

– Согласны ли вы с мнением, что создание ГКЧП подтолкнуло процесс распада СССР?

– Если бы был подписан новый Союзный договор, то уже 20 августа 1991 года вместо страны мы имели бы «облако в штанах». То, что и свершилось впоследствии. Возвращаясь к вопросу о проекте договора, повторю, что он готовился келейно. Мы впервые ознакомились с его формулировками 17 августа благодаря публикации в «Московских новостях». Не узнали бы – может, и не было бы никакого ГКЧП… Ведь никто из нас на новоогаревских встречах, где готовили этот проект, не присутствовал. Для нас их результат был как снег на голову. Поэтому мы ничего фундаментально к созданию ГКЧП не прорабатывали. Да, были встречи, но на уровне «поговорили – разошлись». И все. Спонтанно. А тут вдруг выяснилось, что проект договора полностью противоречит мартовскому референдуму 1991 года, что о социализме речь в нем практически не идет, что республики фактически становятся суверенными государствами. При этом заключение Совета министров по проекту Союзного договора было отрицательное, а заключения Верховного Совета не было вовсе. А по закону оно должно было быть. Я весь текст проекта в «Московских новостях» прочел. Мне позвонил Крючков, потом и Язов. Начали обсуждать, что происходит. Всем стало понятно, что 20 августа Горбачев с Ельциным отдадут нас на заклание.

– Сожалеете ли вы о том, как действовали в августе 1991 года?

– Мы проявили мягкотелость. Советская власть в конечном счете погибла из-за своей гуманности. Мы хотели только одного: не дать подписать Союзный договор и привести ситуацию в соответствие с Конституцией. Думали, что после этого все наладится само собой. Непростительная наивность! Надо было на все наплевать и, вопреки Конституции, арестовать 20–30 человек. Ни в коем случае никакого кровопролития! Собрать Верховный Совет СССР. Обсудить там ситуацию. И предать этих арестованных суду. И это было бы однозначно правильное решение. Поначалу поднялся бы, конечно, шум, но потом бы он стих. А страна осталась бы.

Отрицательное влияние на ситуацию оказывала и неопределенность позиции главы государства. У нас было понимание, что политика Горбачева изжила себя, приносит вред. Но мы не критиковали прямо его политику, откладывали этот вопрос на будущее. Сами мы за власть не боролись. Нам было достаточно тех полномочий, которые мы и так имели. Горбачев же не помогал тем, кто стремился сохранить союзное государство.

Да, это была попытка спасти страну. Но средства оказались негодными, потому что у нас не было высшей бдительности. И нам не удалось приостановить разрушение Советского Союза. Это трагедия, трагедия нашего народа и тех народов, которые живут на территории бывшего СССР.

Беседовал Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ

«Переворот способствовал дискредитации государства»

«Группа лиц вообразила себя "спасителями отечества". Они свергли президента страны, а другие органы власти поставили в сложнейшее положение», – считает бывший председатель Верховного Совета РСФСР Руслан ХАСБУЛАТОВ.

Фото: Наталья Львова

«При чем тут Союзный договор?»

– Согласны ли вы с определением «путч», которое дали августовским событиям 1991 года?

– Путч, или государственный переворот, – это неожиданные, внезапные действия определенных военно-политических сил, противоречащие Конституции страны и направленные на захват государственной власти в форме реализации заговора этих сил. События 19–21 августа 1991 года правильнее называть попыткой путча, которая провалилась, ведь намерения заговора не реализовались. Хотя тогда, в то время мы, лидеры России, рассматривали эти события как путч – реальный государственный переворот, направленный на устранение действующего президента СССР Михаила Горбачева, а также руководства Российской Федерации.

– Вы уверены в том, что президент СССР Михаил Горбачев не был причастен к заговору и созданию ГКЧП?

– Я не считаю его причастным к этому заговору. Но противники Горбачева уверяют в обратном. Позже я беседовал с ним и многими другими высокопоставленными лицами, людьми, хорошо осведомленными в отношении этих событий, изучил большое количество документов. И пришел к выводу, что Горбачев не был в какой-либо прямой форме причастен к путчу и он его не санкционировал. Когда члены этого ГКЧП (еще тайного) прилетели к нему в Форос и убеждали в необходимости введения чрезвычайного положения, Горбачев их выслушал, не согласился, но в конце концов сгоряча сказал: «Ну идите и делайте что хотите!» Эту фразу можно трактовать, конечно, и как согласие на введение чрезвычайного положения. Но это чрезмерно искусственная трактовка. Где его письменное одобрение этой акции, где визы? Даже при Сталине крупные решения оформлялись письменно. На мой взгляд, просто несерьезно ссылаться на «устные договоренности» о чем-то.

Многие москвичи выступили против действий ГКЧП. Одним из центров сопротивления путчу стал Моссовет (Фото: АНДРЕЙ СОЛОВЬЕВ И ГЕННАДИЙ ХАМЕЛЬЯНИН /ФОТОХРОНИКА ТАСС)

Главным организатором путча был председатель КГБ СССР Владимир Крючков. Он оказывал большое влияние на премьер-министра СССР Валентина Павлова, человека слабого и не подготовленного к этой высокой должности. Хотя, в общем-то, Крючков был неплохим человеком…

– Считается, что создание ГКЧП было спровоцировано намеченным на 20 августа 1991 года подписанием Договора о Союзе Суверенных Государств…

– В какой-то мере это так. Дело в том, что горбачевский проект договора, а также его непрерывное обсуждение создали предпосылки к ослаблению государственного строя СССР. Согласно положениям договора, во-первых, республики получали громадные права, а, во-вторых, автономные республики приравнивались к союзным! В целом проект был плохой, противоречивый. Он стал результатом неконструктивного Новоогаревского процесса, в котором участвовало огромное количество разных сомнительных людей, включая представителей из республик и автономий, а также из числа «новых демократов». Тогда внезапно «проснулись» сепаратистские и национальные тенденции на окраинах, и это отразилось на данном документе. Но его можно было подписать, исключив пункты, касавшиеся правоотношений СССР с союзными республиками и России – со своими субъектами Федерации.

– А был ли смысл подписывать такой документ?

– Вообще-то не было. Но общественное мнение было накалено, и отказ от подписания выглядел бы неприличным. Я считаю, что сама проблема Союзного договора явилась одной из главных причин процессов дезинтеграции страны. Напомню, в 1922 году был подписан Союзный договор (РСФСР, Украина, Белоруссия, Закавказская Федерация в составе Армении, Грузии, Азербайджана), на базе которого и был образован Союз Советских Социалистических Республик (СССР). Союзный договор был инкорпорирован в Конституцию СССР 1924 года и перестал существовать. Потом появились Конституции СССР 1936 и 1977 годов. Затем вполне демократическая «горбачевская» Конституция, вернее, отредактированный при Горбачеве вариант «брежневского» Основного закона.

Президент России осудил государственный переворот и призвал не подчиняться решениям ГКЧП. Это был звездный час Бориса Ельцина (Фото: ВАЛЕНТИН КУЗЬМИН И АЛЕКСАНДР ЧУМИЧЕВ /ФОТОХРОНИКА ТАСС)

Поэтому можно было работать над новой Конституцией страны. При чем тут Союзный договор? Зачем его вытащили из нафталина? А когда вытащили, у лидеров союзных республик, особенно тех, которые не подписывали его в 1922 году (прежде всего прибалтийских), возникло желание получить больше самостоятельности вне действующей Конституции СССР. Фактически Горбачев и породил проблему сепаратизма. Сама идея Союзного договора была порочная, провокационная.

«Группа лиц вообразила себя "спасителями отечества"»

– Вы хорошо помните утро 19 августа 1991 года?

– Конечно. Встал рано утром, включил телевизор и, как и все граждане Советского Союза, узнал о том, что создан какой-то ГКЧП – Государственный комитет по чрезвычайному положению. Далее сообщили, что Горбачев болен, исполняющим обязанности президента СССР назначен вице-президент Геннадий Янаев. Еще сообщали о какой-то «новой программе преобразований» и т. д. Было ясно: это государственный переворот, путч.

– Как вы оцениваете программу ГКЧП по выходу страны из кризиса с позиций сегодняшнего дня?

– Ну, это не вполне программа, а скорее комплекс мер, причем довольно серьезных и полезных. Я всех членов ГКЧП ранее знал: это неплохие люди, хорошие специалисты. И когда они в тюрьме сидели, благожелательно к ним относился, рекомендовал генпрокурору не воспринимать их как врагов. Они же не были изменниками Родины. Просто люди ошиблись. Я был против заговорщических методов, но не против этих людей и предложенных ими мер!

Меры по выходу из кризиса предлагались рациональные, но возникал ряд конкретных вопросов. Почему эти меры не были изложены на заседании Совета министров или Верховного Совета СССР? Почему не добились их принятия законным путем? Зачем было устраивать государственный переворот? Ведь переворот способствовал дискредитации государства, породил мнение о слабости СССР. Это очень сильно ударило по социалистическому идеалу и советскому строю, дискредитировало эти ценности, которые разделялись абсолютным большинством населения. Хочу специально подчеркнуть: в СССР было очень мало людей, выступавших против социалистического строя. Но при этом было много недовольных властью и своим материальным положением. И власть для этого дала поводы. Однако все проблемы следовало решать законным образом, как это полагается в государстве.

А здесь, видите ли, группа лиц вообразила себя «спасителями отечества». По сути дела, они свергли президента страны, а другие органы власти поставили в сложнейшее положение. Объявили, что Горбачев болен, ввели в Москву войска. Это же ненормально! Абсурд какой-то!

– Как вы думаете, входило ли в планы ГКЧП физическое устранение Ельцина и Хасбулатова?

– Физической расправы они не планировали. Хотя 19 августа нам это было еще неясно и мы рассматривали худшие варианты развития событий. Конечно, изрядно опасались и провокаций, и физической расправы. Ситуация сложилась предельно напряженная. Это не было игрой.

Только потом я узнал, что нас с Ельциным планировали вывезти за город и провести там с нами переговоры. Кажется, Ельцину хотели предложить какой-то крупный пост. Но об этом стало известно уже позже, из бесед с участниками ГКЧП и из ряда документов, которые ко мне поступили.

– На что рассчитывали члены ГКЧП?

– Они хорошо знали Ельцина и рассчитывали на то, что он испугается. Рассчитывали на вражду между Горбачевым и Ельциным, а также на то, что мы не сумеем мотивировать народ для выступления против их выходки. Отчасти они оказались правы: Ельцин действительно испугался. Когда в семь утра 19 августа я зашел к нему, на пороге стояли хмурый Александр Коржаков, его охранник, и растерянная жена президента России, Наина Иосифовна. Вбегаю в спальню на втором этаже к Ельцину. А он, полураздетый, неопрятный, сидит на кровати. С удивлением посмотрел на него, спрашиваю: «Почему вы не одеваетесь?» И вдруг слышу: «Руслан Имранович, все потеряно! Крючков нас переиграл!» Ельцин всегда боялся и Крючкова, и Горбачева. В ответ замечаю: «Как это переиграл? Драться надо, а не сдаваться!»

С 19 по 21 августа 1991 года в Москве действовало чрезвычайное положение, в город были введены войска и военная техника (Фото: Сергей Субботин/РИА Новости)

Второй раз Ельцин испугался несколько позднее. Уже ночью ко мне в кабинет прибыли московские руководители Гавриил Попов и Юрий Лужков (последний вместе с молодой женой). Вдруг буквально вбегает Коржаков, с порога кричит, чтобы я прошел к Ельцину, и мгновенно исчезает. Я подумал, что что-то случилось. Побежал к нему. Нашел Ельцина в гараже. Он увидел меня и говорит: «Руслан Имранович, через полчаса будет штурм. Нас с вами приказано убить. Я договорился с американцами, они нас ждут в посольстве США. Надо срочно туда ехать». Отвечаю: «У меня здесь 500 депутатов. Я с вами в посольство США не поеду». Разворачиваюсь, иду в лифт и через кабинет Ельцина направляюсь к себе. Мысли были нелегкие. Думал: как сказать людям о том, что Ельцин сбежал в американское посольство? Он же у нас знамя! Через 15 минут раздается звонок от Ельцина. Беру трубку и слышу его голос: «Руслан Имранович, вы отказались ехать в посольство США. И я тоже отказался. Будем вместе воевать. Я спускаюсь в подвал». Вот он из подвала и «руководил» разгромом ГКЧП. (Смеется.)

«Если бы дали приказ на штурм, военные его выполнили бы»

– Как вы думаете, почему в итоге не состоялся штурм Белого дома?

– Его не было по причине мудрости и высокой порядочности, наличия совести и чести у наших военных. Вечная память генералу Владиславу Ачалову, командиру советских десантников. Тогда он был первым заместителем министра обороны СССР и оказывал огромное влияние на министра обороны СССР Дмитрия Язова и в целом на войска.

Борис Ельцин и Руслан Хасбулатов недолго были политическими союзниками. Уже через год их пути разошлись (Фото: Николай Малышев/ТАСС)

Ведь на защиту Белого дома пришли простые советские люди: рабочие, инженеры, преподаватели, студенты. По настрою народа было видно, что они не разбегутся, а если потребуется, то и под танки пойдут. А советские военные сами были выходцами из народа. Они сказали Язову, что в случае штурма Белого дома произойдет большое кровопролитие. Язов вместе с Ачаловым поехал к Белому дому, посмотрел, что там происходит. После этого он отправил Ачалова на заседание коллегии КГБ СССР с заданием сообщить, что армия участия в штурме Белого дома принимать не будет. Ачалов пошел и решительно об этом заявил. В сложившейся обстановке члены ГКЧП не решились дать приказ на штурм.

– А если бы приказ поступил?

– Если бы дали приказ «Альфе», «Витязю» и другим подразделениям, то при всем благородстве служивших там людей они бы этот приказ выполнили. И Александр Лебедь его бы выполнил. Хотя он был среди тех военных, кто доложил министру обороны, что при штурме будут большие жертвы. В конечном счете Язов убедился в том, что нельзя давать такой приказ. Да он и сам, старый вояка, честный солдат, прошедший Великую Отечественную войну, не хотел проливать кровь людей. А когда военное руководство армии отказалось отдать такой приказ войскам, не решился на это и Крючков.

О роли ГКЧП в распаде СССР

– Согласны ли вы с мнением, что создание ГКЧП подтолкнуло процесс распада Советского Союза?

– Несомненно. После путча сложилась уникальная ситуация. Союзных органов власти нет. Совета министров СССР нет. Верховный Совет СССР обезглавлен и фактически распался. В нем не нашлось людей, способных взять руководство в свои руки, провести съезд и вместо незаслуженно арестованного Анатолия Лукьянова избрать нового лидера. Наши прославленные спецслужбы оказались «плюшевыми медвежатами»: в нужное время они не смогли защитить государство, а ведь только офицеров КГБ СССР тогда было порядка 200 тыс. человек! Это совершенно точные данные, уверяю вас. И всю эту огромную офицерскую армию кормил народ, обеспечивая им уровень жизни, в два-три раза превышавший уровень жизни в целом по СССР.

– А что Ельцин?

– Надо сказать, что он активно содействовал распаду союзных структур власти. Президент России внезапно возвысился, почувствовал большую власть в своих руках и фактически взял Горбачева в заложники.

Судьба СССР, по сути дела, оказалась в руках Ельцина и его «советников»! Пока Горбачев был силен, возле Ельцина находилось не так много людей, все основные вопросы мы обсуждали втроем – Ельцин, я и Иван Силаев. А после поражения ГКЧП набежали всякие «деятели» и стали давать свои «советы». Как потом выяснилось, некоторые члены нашего российского правительства сознательно действовали во вред, стараясь ухудшать положение со снабжением населения, чтобы затем обвинить в нарастающих проблемах в стране Горбачева! Например, ими была приостановлена работа почти 30 заводов табачного производства, многих текстильных фабрик (ввиду «необходимости ремонта»).

В той ситуации главной задачей было не дать развалить Российскую Федерацию, ведь процесс распада Советского Союза автоматически переходил на РФ.

– Кто, с вашей точки зрения, нанес Союзу смертельный удар: Горбачев, Ельцин или гэкачеписты?

– Что касается уничтожения СССР, то первый удар по Союзу был нанесен армянскими националистами в Нагорном Карабахе в 1988 году. Эти события продемонстрировали огромную слабость Горбачева как главы государства. Вторым ударом по СССР стало провокационное проталкивание идеи о необходимости разработки и подписания Союзного договора. ГКЧП и попытка путча явились уже третьим ударом. Все эти три фактора равнозначны по своему разрушительному влиянию. А окончательно добила Советский Союз встреча Ельцина в правительственной резиденции «Вискули» в Беловежской Пуще с президентом Украины Леонидом Кравчуком и председателем Верховного Совета Белоруссии Станиславом Шушкевичем. 8 декабря 1991 года они распустили СССР, нанеся ему окончательный, смертельный удар. Ведь до этого рокового дня еще сохранялась возможность изменить ситуацию, избрать других руководителей и спасти Союз. А эти трое лишили кого бы то ни было шансов укрепить СССР.

– Сожалеете ли вы о том, как действовали в августе 1991 года? Не считаете, что оказались не по ту сторону баррикад?

– Мне часто задают этот вопрос, но он кажется мне в какой-то степени бессмысленным. Повторюсь, люди, вошедшие в ГКЧП, мне не были чуждыми, я в них не видел противников. Как руководитель Верховного Совета РСФСР, я с ними сотрудничал до переворота. Они всегда шли мне навстречу в решении наших, российских вопросов. Против них я выступил по причине использования ими заговорщических, незаконных методов, отвергаемых обществом. В условиях демократических преобразований подобные методы недопустимы, они вызвали у меня протест. Поэтому не может быть места для сожалений.

В отличие от членов ГКЧП, Борис Ельцин действовал более решительно. В октябре 1993 года он отдал приказ о штурме Белого дома…

– А о распаде СССР вы сожалеете?

– Конечно. Нормальный человек не может не сожалеть о гибели своего государства. Советский Союз был уникальным государственным образованием, созданным в результате гениального социального эксперимента глобального масштаба. Ученые всего мира должны были холить и лелеять этот эксперимент, в ходе которого (при всех известных отклонениях от социализма) был дан толчок подлинному развитию личности, созданию нового, уникального общественного строя. Отсюда проистекали все немыслимые успехи, которые были достигнуты Советским Союзом. Этот величайший социальный эксперимент и в наши дни надо всесторонне анализировать и изучать, эти знания очень пригодятся будущим поколениям. Прокоммунистические, социалистические, коллективистские идеи возникли еще в глубокой древности: в трудах античных философов, таких как Аристотель, Платон и другие, встречаются идеи равенства и справедливости. Вспомните также бессмертные книги Томмазо Кампанеллы и Томаса Мора. Идеи социализма вечны, и они еще понадобятся Человечеству и Цивилизации.

Беседовали Арсений Замостьянов, Олег Назаров