Разделительная уния

580 лет назад, 5 июля 1439 года, во Флоренции была заключена уния, предусматривавшая объединение католиков и православных под властью папы римского. О том, почему эта затея ни к чему хорошему не привела, «Историку» рассказал профессор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, доктор церковной истории Владислав Петрушко

К этому времени от могущественной Византии остались жалкие осколки. Со всех сторон ее обступали турки-османы, шаг за шагом отхватывавшие у некогда всесильной империи лакомые куски. В поисках защиты от смертельного врага византийский император Иоанн VIII обратился за помощью к западноевропейским монархам и папе римскому. В обмен на военную поддержку он готов был пойти на все, даже на подчинение православия католическому Риму. 

«Греков вынудили капитулировать» 

– Кто более был заинтересован в церковном союзе – католики или православные? 

– У обеих сторон имелась заинтересованность разного порядка. Для Константинополя это была острая нужда в помощи Запада перед лицом надвигавшейся катастрофы, а для Рима – утверждение папского главенства, распространение своего примата на все христианство, победа над православным миром и вбирание его в лоно католической церкви. 

– Что было основным противоречием между Западной и Восточной церквями на тот момент? Или догматика играла меньшую роль по сравнению с политикой? 

– Поначалу догматика была как раз едва ли не первостепенной. Шли долгие и продолжительные дискуссии о Filioque: спорили о том, от кого исходит Святой Дух – только от Отца, как считают православные, или от Отца и Сына, как утверждают католики. Также обсуждали вопрос о чистилище и другие темы. Но эти споры оказались совершенно бесплодными: обе стороны остались при своем мнении, никакого компромисса достигнуто не было. И тогда сторонники унии начали прибегать к подлогу. Митрополит Киевский и всея Руси грек Исидор играл в этом процессе одну из ведущих ролей. Он стал активно продвигать формулировку об исхождении Святого Духа от Отца, но через Сына. Эта компромиссная идея основывалась на тексте, приписываемом святому Максиму Исповеднику, хотя слова были вырваны из контекста. Тем не менее именно такая формула предлагалась как объединяющая идея, но это была скорее попытка имитировать достижение богословского компромисса, нежели какой-то конструктивный итог дискуссии. 

Многие греки долго не могли принять то, что им навязывали, поскольку по большей части «святоотеческие тексты», которые на завершающем этапе подбирал Исидор в поддержку предлагаемой им формулы, являлись фальсификатами. Все прекрасно понимали, что «цитаты из святых отцов», которые приводил митрополит, были в массе своей подложными. Причем на первых порах он, видимо, еще пытался отстаивать православную точку зрения, но, когда увидел негативную реакцию католических участников собора, перешел на их сторону. Вероятно, это был человек, по-своему искренне преданный идее унии с Римом, если так можно выразиться. Для него максимальную ценность представляло само церковное единство Востока и Запада, которое, как он полагал, должно было быть достигнуто любым путем. 

– И что же, греки в итоге сдались? 

– Да их просто вынудили капитулировать перед латинянами и принять те условия, которые им навязывали. Большинство греков из тех, кто унию подписал, сделали это либо из понимания политической необходимости такого шага, либо в результате принуждения и давления: одним урезали содержание, другим и вовсе угрожали физической расправой. Например, епископа Суздальского Авраамия, сопровождавшего Исидора на соборе, заставили подписать унию после того, как он был заключен своим митрополитом в тюрьму и посажен на цепь. Так что подписи православных иерархов были получены самыми разными способами, но только не убеждением в богословских спорах. 

Собор Санта-Мария дель Фьоре, где в 1439 году была подписана Флорентийская уния

Митрополит-западник 

– Собор, на котором была заключена уния, называют Ферраро-Флорентийским. Почему его участникам понадобилось переезжать из Феррары во Флоренцию? 

– Переместиться пришлось из-за эпидемии чумы, когда представители Западной церкви стали разбегаться с собора, открывшегося первоначально в Ферраре. А грекам особо некуда было бежать. Да и не на что, поскольку они были на довольствии принимающей стороны. Папа Евгений IV решил перенести собор во Флоренцию. Это было также пожелание могущественного правителя Флоренции Козимо Медичи, который хотел получить определенные политические дивиденды, выступив спонсором собора, его устроителем и помощником папы. Для него это был своего рода пиар-ход. 

Во Флоренции, в палаццо Медичи – Риккарди, сохранилась капелла, украшенная фресками середины XV века. Воспроизведенный там евангельский сюжет «Шествие волхвов» позволил художнику Беноццо Гоццоли представить участников этого собора: свита волхвов настолько разрослась, что здесь в числе прочих оказались изображены патриарх Константинополя Иосиф II, император Византии Иоанн VIII, митрополит Исидор, члены семьи Медичи. По-видимому, Гоццоли писал тех, кого видел воочию во Флоренции во время собора. 

Для Медичи проведение такого мероприятия являлось вопросом не только политики, но и меценатства. Они были покровителями науки и искусства. При них получила развитие деятельность многих ученых-гуманистов, проявлявших интерес к греческой культуре. Начало этому положил именно Козимо Медичи, впоследствии его дело продолжил Лоренцо Великолепный. В связи с этим надо также учитывать, что среди византийских церковных деятелей было немало людей, близких по своим взглядам к ренессансному гуманизму. Может быть, даже намного более близких именно к нему, чем к собственно византийской церковной традиции. Многие из них после падения Византии обосновались в Италии, преподавали там и поддержали развитие интереса к греческой культуре, античной литературе и философии. 

В 1430–1440-х годах параллельно сосуществовали папа Евгений IV (слева) и антипапа Феликс V (справа), поставленный Базельским собором

– К этим кругам принадлежал и митрополит Исидор, которого иногда характеризуют как западника? 

– Он определенно входил в число поздневизантийских деятелей, которым были близки ренессансные идеи Италии, и последующая его жизнь в Риме это подтвердила. Но речь идет не просто о его личных убеждениях, а о целом направлении в византийской мысли и культуре, которое сближалось с западными взглядами. И отсюда, возможно, дополнительный стимул к поиску путей объединения посредством унии. 

«Спасать Византию было некому» 

– Почему заключение унии так и не принесло Византии желанной помощи в борьбе с турками? Рим не смог или не захотел помочь? 

– На самом деле удивляет политическая близорукость византийцев, которые думали, что чего-то добьются с помощью унии. К XV веку ментальность жителей Западной Европы сильно изменилась, и надеяться на то, что папа римский объявит крестовый поход и европейцы ринутся спасать Константинополь, в то время было, мне кажется, уже очень наивно. Тем более что реальная помощь могла бы прийти прежде всего от европейских монархов, а не от папы римского. Правда, сам он оказал некоторую финансовую поддержку и прислал небольшой военный отряд, но это была капля в море. Монархи Европы, по сути, остались равнодушны к проблемам гибнущей Византии. В этом смысле цель унии, как ее видели византийцы, не была достигнута. 

Сказались тут и внутренние проблемы Римско-католической церкви, ведь параллельно тогда сосуществовали папа Евгений IV и антипапа Феликс V, поставленный Базельским собором. Многие государи Западной Европы приняли сторону собора в Базеле. В том числе и по этой причине значительная часть европейских монархов просто не последовала бы обещанному византийцам призыву Евгения IV. Кроме того, не следует забывать, что это было время, когда завершалась Столетняя война, когда Франция и Англия, крупнейшие государства Европы, устали от долгой и кровопролитной войны друг с другом и зализывали раны. А кто еще пойдет воевать? Мелкие немецкие княжества? Или итальянские купеческие республики? У них были другие интересы. По существу, спасать Византию было некому. 

Султан Мехмед II вручает патриарху Геннадию Схоларию фирман с подтверждениями патриарших привилегий. Мозаика в здании Константинопольского патриархата. XVIII век

– Как заключение унии отразилось на судьбе Византии? Уния успела вступить там в силу или нет? 

– Византия фактически умерла гораздо раньше, чем пал Константинополь. Приходится даже удивляться, почему турки так долго тянули, ведь они могли взять город на полстолетия раньше, а не в 1453 году. Что же касается отношения к унии в Константинополе, то ее до момента, непосредственно предшествовавшего падению города, даже не решались объявить. Она была подписана императором и архиереями, но декларировать ее, провозгласить и зачитать орос (то есть итоговый документ) Ферраро-Флорентийского собора никто не отваживался. Иоанн VIII вплоть до своей кончины так и не рискнул объявить унию, хотя был ее главным организатором. 

После подписания унии провалилась попытка малого крестового похода, которую предприняли венгерские, польские и валашские рыцари. Понятно, что они представляли собой отнюдь не ту силу, которая могла бы сокрушить турок. Восточноевропейские крестоносцы были наголову разбиты османами на Косовом поле в 1448 году (там же, где ранее, в 1389-м, были разбиты сербы). Весть об этом буквально убила Иоанна VIII. Уже его преемник, последний византийский император Константин XI, отчаянно надеясь в ситуации полного коллапса на помощь Запада, наконец решился объявить унию, но из-за неприятия ее народом патриарх-униат Григорий III Мамма даже был вынужден бежать из Константинополя. Как папский легат в находившийся на краю гибели город прибыл Исидор. Он и возглавил де-факто униатскую церковную структуру в византийской столице. Судя по всему, последнюю литургию в соборе Святой Софии тоже совершил именно Исидор, и это была униатская литургия. 

Фактически Флорентийскую унию со стороны греков никто никогда не денонсировал: все просто сделали вид, что ничего не было. С избранием патриархом Геннадия Схолария (уже после падения Константинополя) был восстановлен православный Константинопольский патриархат. Фирман (указ) с подтверждениями патриарших привилегий Геннадию вручил султан Мехмед II Завоеватель. 

– То есть даже никакого документа, отменяющего унию, не было выпущено? 

– Нет, не было. Греки просто стараются эту неудобную для себя страницу своей церковной истории не вспоминать. 

– А католики как на это отреагировали? 

– Риму, по всей видимости, важнее было, что уния заключена и что униатский константинопольский патриарх пусть и в изгнании, но находится на Западе. Кстати, преемником Григория Маммы на этом посту стал все тот же Исидор. 

В оппозиции Константинополю 

– А какую позицию занял остальной православный мир? 

– Вскоре после Московского собора 1441 года, на котором уния была осуждена, собрались восточные патриархи – Иерусалимский, Александрийский и Антиохийский – и тоже отвергли унию. Заметим, это произошло уже после того, как Москва озвучила свою позицию. Так что можно сказать, что собор 1441 года сохранил мировое православие. Ведь на тот момент так поступила только Русская церковь, которая была вынуждена перейти к автокефалии именно из-за своего решительного неприятия унии. Греки и тогда считали нашу автокефалию «незаконной», и сейчас говорят о ней как о якобы полученной с нарушением канонов. Однако они забывают о главном: автокефалия была обретена Русской церковью потому, что она, в отличие от Константинопольского патриархата, отказалась стать униатской, отказалась последовать в этом за ним. Поскольку догматы всегда имеют преимущество перед канонами, это была совершенно законная автокефалия. Русская церковь стала автокефальной не по соображениям национальной гордыни, а ради сохранения православия. 

– Получается, что Русь возглавила оппозицию Флорентийской унии? 

– Именно так! Если говорить о Московском соборе 1441 года, то это был момент, когда вся православная ойкумена фактически ужалась до размеров Русской церкви. Понятие «Московская церковь» стало фигурировать в документах именно с этого времени и именно как альтернатива униатству. Интересно, что русские книжники той эпохи однозначно увязывали гибель Византии с заключением Флорентийской унии, видя в этом наказание за вероотступничество. 

Вообще говоря, сами греки выпестовали в Русской церкви стойкое неприятие католицизма. Все предшествующие столетия с момента разделения церквей в 1054 году они жестко критиковали Рим. Можно вспомнить русских митрополитов-греков домонгольского времени: почти каждый из них оставлял после себя трактат «против латинян». И то, что эти антикатолические трактаты всякий раз появлялись вновь и вновь при каждом новом митрополите-греке, свидетельствует, что русская паства поначалу как раз не очень понимала это расхождение между Востоком и Западом (по крайней мере, браки между русскими князьями и западными принцессами по-прежнему заключались). Греки же явно пытались русских убедить, что латиняне – это еретики, с которыми не может быть никакого общения. За четыре столетия они все-таки полностью убедили в этом русских, а в 1439 году вдруг сами вильнули в совершенно противоположную сторону, что и вызвало в Москве недоумение и осуждение и в итоге привело к низложению Исидора и выборам митрополита Ионы. 

– Почему же Иона был избран митрополитом Киевским и всея Руси не сразу после низложения Исидора в 1441-м, а только в 1448 году? 

– Иона давно уже был фактическим предстоятелем Русской церкви. Он был избран еще до приезда Исидора в Москву в 1437-м, но, отправившись на поставление в Константинополь, опоздал: там был спешно посвящен в митрополиты Исидор, ведь грекам нужно было сохранить за собой Русскую церковь. В том числе как материальный ресурс: Византия во многом жила за счет Руси. После одного из землетрясений даже собор Святой Софии восстанавливался на русские деньги. 

Святитель Иона, митрополит Московский и всея России чудотворец. Икона из ризницы Троице-Сергиевой лавры

После осуждения Исидора Иона уже воспринимался как потенциальный митрополит, но в то время возобновилась феодальная война между великим князем Московским Василием II Темным и Дмитрием Шемякой. Как только Василий вернул себе власть, в Москве решили поставить Иону на митрополию без всякого сношения с униатским Константинополем. Иона был избран митрополитом собором русских епископов и даже признан таковым в Западной Руси, находившейся под властью Литвы (его признал король Польши и великий князь Литовский Казимир IV Ягеллончик). 

И снова уния 

– Несмотря на неудачу, Римско-католическая церковь спустя полтора столетия попыталась заключить новую унию в Бресте. Чем эта уния принципиально отличалась от Флорентийской? 

– Прежде всего масштабами. Брестская уния 1596 года – это решение о переходе в подчинение папе римскому даже не одной поместной церкви, а лишь ее части. Киевская митрополия в то время была одной из многих митрополий Константинопольского патриархата, и она сепаратно заключила унию с Римом, причем даже не вся митрополия, а лишь несколько архиереев во главе с митрополитом Михаилом Рагозой. Если Флорентийскую унию можно считать попыткой некоего универсального объединения, то Брестская – это «маленькая» уния, частная. Первые подобные унии известны еще со времен крестовых походов, когда некоторые греческие иерархи на Ближнем Востоке признавали над собой юрисдикцию папы римского. Такие «местные» унии потом заключали также армяне, копты и другие общины. 

– То есть Брестская уния 1596 года имела только региональное значение? 

– Да, это была уния конкретно Киевской митрополии с Римом. Кроме того, она и по своему характеру радикально отличалась от Флорентийской, которая декларировалась как восстановление общения между Западной и Восточной церквями, пусть и под папским главенством. Тогда мыслилось это как воссоздание церковного единства, при этом восточные и западные обряды воспринимались как равноценные. Ко времени же Брестской унии в Римской курии считалось, что латинский обряд имеет преимущество перед греческим, что греческий обряд лишь «терпим», но не является полноценным. 

Наконец, в ходе заключения Брестской унии никаких богословских и догматических споров не велось: было заявлено, что все уже давно решено на Ферраро-Флорентийском соборе. Представители Киевской митрополии, прибывшие для подписания унии в Рим, были встречены папой Климентом VIII как кающиеся схизматики. Кардинал-инквизитор принял их в общение с Римским престолом и по папскому приказу освободил от епитимьи, полагавшейся схизматикам, которые возвращаются в лоно Римской церкви. То есть этот процесс мыслился как принятие раскольников через процедуру покаяния, но не как полноценное воссоединение. Католики объясняли это так: якобы восстановление единства состоялось на Ферраро-Флорентийском соборе, но потом Киевская митрополия опять отпала в схизму и вот теперь приносит покаяние и принимается вновь как вторично вернувшаяся в лоно Римской церкви. 

– Получается, что Брестская уния уже и не совсем уния? 

– Да, именно так. Стоит отметить, что она изначально мыслилась как промежуточный этап на пути к латинизации. Вся последующая история западнорусского униатства – это история ползучей латинизации. И в этом сходились интересы Рима и властей Речи Посполитой, которые стремились ополячить и окатоличить население Западной Руси. Особенно важным этапом стал Замойский собор 1720 года, когда была принята масса постановлений, сблизивших униатство с Римско-католической церковью. В итоге на момент разделов Речи Посполитой в конце XVII де римокатолики. Униатские храмы к этому времени строились фактически как католические – с органами, исповедальнями и только остаточными элементами иконостасов; униатские священники, с облачениями в католическом духе, брили бороды и т. д. Служба, правда, совершалась на церковнославянском, но проповедь чаще произносилась на латыни или на польском языке. Нынешняя Украинская грекокатолическая церковь – это во многом продукт возвратного процесса, инициированного в начале ХХ века митрополитом Андреем (Шептицким), который провел реформу по возвращению к восточным традициям, да и то не полностью. 

Присяга Лжедмитрия I польскому королю Сигизмунду III на введение в России католицизма. Худ. Н.В. Неврев. 1872–1874 годы

– А каково отношение к идее унии сегодня? 

– Русская церковь в диалоге с Римом постоянно указывает, что уния не может быть инструментом достижения церковного единства, что она должна быть осуждена. В Гаванской декларации 2016 года это тоже прозвучало. Сейчас наступил достаточно спокойный период в отношениях между Русской церковью и Римом – хочется верить, что это не затишье перед бурей. Этим летом мы увидим на деле, что представляет собой униатская политика папы Франциска. Он пригласил весь епископат Украинской грекокатолической церкви в Рим, встреча должна состояться в июле. На Украине активно циркулируют слухи, что там будет обсуждаться вопрос о предоставлении этой церкви статуса патриархата. Если это действительно произойдет, то такой шаг, конечно, нельзя будет счесть дружественным по отношению к Русской церкви, что, безусловно, негативно отразится на православно-католических отношениях.