«Нельзя возвращаться к иллюзиям»

Какие уроки следует извлечь из печального внешнеполитического опыта Михаила Горбачева и Бориса Ельцина? Своими размышлениями на этот счет с «Историком» поделился автор и ведущий аналитической программы «Постскриптум» (ТВ Центр) Алексей Пушков.

В апреле 1985 года новый советский лидер Михаил Горбачев объявил о начале перестройки. Какие бы благие цели ни ставили перед собой ее архитекторы, в конечном счете попытка демократизации СССР обернулась крахом экономики, резким обострением межнациональных отношений, ослаблением роли Советского Союза на международной арене и распадом огромной страны. Главный «могильщик СССР» Борис Ельцин во всем хотел отличаться от своего предшественника. Однако в одном он точно стал продолжателем его линии: внешнеполитический курс России, руководимой Ельциным в 1990-е годы, отмечен не только повторением худших ошибок Горбачева, но и еще более тяжкими провалами. Алексей Пушков имел возможность в непосредственной близости наблюдать за тем, как и почему принимались решения в сфере внешней политики последним руководителем СССР и первым президентом новой России…

«Фактор Горбачева»

– С чем вы связываете начавшееся в конце 1980-х ослабление позиций СССР на международной арене: с объективными обстоятельствами или все-таки сыграли роль субъективные факторы, прежде всего «фактор Горбачева»?

– Причины крупных исторических процессов всегда следует искать в сочетании факторов объективного и субъективного характера. Но если вы спросите, был ли неизбежен, скажем, уход Советского Союза из Восточной Европы и распад Варшавского договора именно на стыке 1980–1990-х годов, то, на мой взгляд, роковой неизбежности такого развития событий не существовало. Это не означает, что условия для этого не созрели бы через 10–15 лет, – они могли бы созреть. Но на том этапе – в конце 1980-х – главным катализатором распада «социалистического содружества» и Организации Варшавского договора была политика Горбачева.

– То есть все-таки «фактор Горбачева»…

– Дело в том, что в жестких системах (а именно такой системой был и сам Советский Союз, и созданный им Варшавский договор) все действительно зависит от центра. И если центр ослабевает, то тут же появляются или усиливаются центробежные тенденции в самых разных частях системы. Конечно, подобные тенденции не возникают из ниоткуда: они существуют и при жестком управлении, но подавлены, скрыты, а при ослаблении центра выходят наружу.

Да, в некоторых странах – членах Варшавского договора уже обозначилась тяга к реформам и было стремление к сближению с западными государствами. Но лишь когда выяснилось, что система геополитических скреп ослабевает, только тогда появилось стихийное желание преодолеть Берлинскую стену. В этом смысле стена пала сначала в Москве, а потом уже в Берлине. В итоге все пошло вразнос. Буквально за несколько месяцев процесс принял обвальный характер, что дало основания Западу говорить о давно назревшей готовности Восточной Европы выйти из сферы влияния СССР.

– Люди, жившие в то время, помнят, какой высокий градус напряжения был в отношениях между СССР и США в начале 1980-х: обыватели ждали Третью мировую войну, а политические элиты двух стран инициировали масштабную гонку вооружений. На этом фоне горбачевское «новое мышление» было воспринято очень позитивно и здесь, и там…

– Тогда все понимали, что нужно уходить от противостояния времен холодной войны. Это приветствовали и в США, и в Австралии, и в самом Советском Союзе, и в Венгрии, и во Франции. Кому же хочется быть заложником возможной ядерной войны? Но разве для того, чтобы уйти от жесткого и опасного противостояния, надо было принимать все американские условия?! И отступать по всем позициям, даже опережая пожелания Соединенных Штатов?

В Германии Михаила Горбачева признали «лучшим немцем», тем самым отметив его исключительную роль в объединении страны (Фото: Борис Бабанов/РИА Новости)

Очевидцы расскажут вам, как во время переговоров по объединению Германии госсекретарь США Джеймс Бейкер недоумевал, когда Михаил Горбачев и тогдашний министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе не выдвигали ему встречных требований или хотя бы пожеланий, действуя по принципу «с друзьями не торгуемся». Ни Бейкер, ни президент Джордж Буш-старший сначала даже не поверили этому – настолько это было невероятно.

Градус напряженности надо было понизить, но не такой же ценой! Ведь Соединенные Штаты не пошли на роспуск НАТО и не поставили, как мы, свой ядерный потенциал под контроль недавнего противника. И не допускали российские комиссии на свои ядерные объекты.

Большинство граждан России готовы проголосовать за сохранение СССР

7 марта 1991 года на всесоюзном референдуме граждан СССР спросили: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?»

Тогда, по данным Центральной комиссии референдума СССР, графу «Да» в бюллетене отметили 76% пришедших на выборы (среди голосовавших в РСФСР – 71%). Сегодня же, спустя 25 лет после референдума, согласно результатам всероссийского опроса, проведенного ВЦИОМ, 64% россиян утверждают, что проголосовали бы за сохранение СССР, 20% заявляют, что проголосовали бы против, еще 16% затруднились ответить. При этом в возрастной категории от 45 лет и старше за СССР готовы проголосовать свыше 70% респондентов, а среди молодежи (от 18 до 34 лет) – не более 50%.

Точка невозврата

– Где, по-вашему, точка невозврата? Когда начали сдавать позиции?

– Рубеж – это Мальта, встреча Горбачева и Буша на Мальте в декабре 1989 года. Там произошел окончательный перелом: Горбачев решил не просто нормализовать отношения и снизить степень противостояния с Западом – он решил установить мир между капитализмом и социализмом, не понимая, что такого мира быть не могло. В результате проиграла социалистическая система, которой Горбачев тогда руководил.

Он пошел дальше и от снижения напряженности, что было абсолютно оправданно и у всех вызывало поддержку, перешел к одностороннему политическому, а затем и военно-политическому разоружению. С этого момента он и стал героем для Запада.

– На ваш взгляд, это ошибка Горбачева или, как принято говорить в подобных случаях, нечто большее, чем ошибка?

– Есть разные версии: одни говорят – ошибка, другие – сознательная линия, причем согласованная с западными государствами. Я не уверен, что сам Горбачев сумел бы дать ясный ответ на этот вопрос. Он вообще часто не понимал, что делает. И думаю, он все же не предполагал, что произойдет такой фундаментальный обвал.

Горбачев – интуитивист в политике. Он не получил серьезного образования ни в области международных отношений, ни в области экономики. Он не знал, как функционирует международная политика, и не осознавал, что в то время, как Маргарет Тэтчер в глаза ему улыбается и говорит комплименты, за этими комплиментами и улыбками у нее скрывается еще пятнадцать мыслей. Он все заверения и обещания принимал за чистую монету. Горбачев считал, что советская система продолжит свое существование, но в условиях благожелательного настроя по отношению к ней со стороны Запада. У Запада же была другая задача – не сохранять советскую систему, а избавиться от нее. Поэтому речь идет не об ошибке или случайном решении. Это был результат полного непонимания логики международных отношений в целом и логики американской внешней политики в частности.

Михаил Сергеевич Горбачев

Родился 2 марта 1931 года. В 1955 году окончил юридический факультет МГУ имени М.В. Ломоносова. В 1956 году стал первым секретарем Ставропольского горкома ВЛКСМ. В 1962 году назначен завотделом партийных органов Ставропольского крайкома КПСС. С 1970 года – первый секретарь Ставропольского крайкома КПСС. Со следующего, 1971 года – член ЦК КПСС. В 1978 году переведен на работу в Москву, стал секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству. С 1980 года – член Политбюро ЦК КПСС. В марте 1985 года избран генеральным секретарем ЦК КПСС. В октябре 1988 года стал председателем Президиума Верховного Совета СССР. 15 марта 1990 года избран президентом СССР. 25 декабря 1991 года ушел в отставку. С 1992 года возглавляет созданный им Международный фонд социально-экономических и политологических исследований (Горбачев-Фонд). В 1996 году принимал участие в выборах президента России, набрав 1% голосов.

Фото: Борис Бабанов/РИА Новости

Борис Николаевич Ельцин

Родился 1 февраля 1931 года. В 1955 году окончил строительный факультет Уральского политехнического института имени С.М. Кирова. В 1961 году вступил в ряды КПСС. С 1963 года – главный инженер, с 1966 года – директор Свердловского домостроительного комбината. В 1968 году назначен завотделом строительства Свердловского обкома КПСС. В 1976 году стал первым секретарем Свердловского обкома партии. С 1981 года – член ЦК КПСС. В 1985 году переведен в Москву, избран секретарем ЦК, а затем – первым секретарем Московского городского комитета КПСС. В 1986–1988 годах – кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. С 1988 года – первый заместитель председателя Госстроя СССР – министр СССР. В марте 1989 года стал народным депутатом СССР, в 1990 году – председателем Верховного Совета РСФСР. 12 июня 1991 года избран президентом Российской Федерации. 3 июля 1996 года переизбран президентом РФ на второй срок. В декабре 1999 года досрочно ушел в отставку. Скончался 23 апреля 2007 года, похоронен на Новодевичьем кладбище.

– Как вы считаете, роль Горбачева и Ельцина в распаде СССР одинакова?

– Горбачев, хотя и пытался спасти СССР, выступая за новый союзный договор, де-факто – вне зависимости от своих намерений – подготовил условия для ослабления Советского Союза как единого государства. А Ельцин пошел дальше: он, в отличие от Горбачева, сознательно принял решение о роспуске Союза. И сделал это вопреки мнению многих лидеров национальных республик, которые даже не знали о тайной сходке в Беловежской Пуще. Для них роспуск СССР стал настоящим шоком: а как жить республикам в условиях, когда перестала действовать машина, которая работала свыше 70 лет?

Это была уже не порочная политика, чреватая распадом страны, как у Горбачева, а сознательный курс на демонтаж Советского Союза. Показательно, что первым, кого Ельцин проинформировал о ликвидации СССР, был президент США Джордж Буш-старший. Не Горбачев, не лидер Казахстана Нурсултан Назарбаев, а президент Буш! Нужен ли еще комментарий?

– Горбачев этот звонок Ельцина Бушу назвал потом стыдобищей…

– Да. Но стыдобищей была и реакция Горбачева на Беловежскую Пущу, потому что это был антиконституционный переворот. Ельцин не имел права таким образом распускать Советский Союз. И если бы у Горбачева оставалась хоть капля смелости, он, будучи на тот момент президентом СССР, должен был предпринять шаги для нейтрализации заговорщиков. Однако он ничего не предпринял. Видимо, он уже был морально уничтожен и чувствовал, что его игра сыграна.

Жертва собственного мифотворчества

– Можно ли говорить о Ельцине как о продолжателе линии Горбачева во внешней политике? Сами-то они друг друга считали антагонистами во всем…

– Безусловно, можно! Причем Ельцин в своих уступках пошел гораздо дальше Горбачева, сознательно ослабляя геополитическую мощь России.

– Зачем?

– В расчете на стратегический альянс с США, на то, что они предоставят России статус второй мировой державы, и на то, что сам он будет допущен в элитный клуб руководителей мира. Нужно понимать, что у Ельцина были свои амбиции и он имел сильный характер, иначе не стал бы лидером государства. И в этот клуб он хотел войти на равных, как один из главных вершителей судеб человечества.

Однако ему не удалось этого сделать, потому что, будучи проводником линии на добровольное подчинение Западу, Ельцин не рассматривался западными лидерами как равноправный партнер. В силу финансово-экономической слабости России он был крайне зависим от них. В 1996 году, когда Ельцин, имея минимальный уровень поддержки в стране, решил избираться на второй срок, он очень рассчитывал на поддержку Запада на этих выборах. Вне всяких сомнений, реальное равноправие в ситуации 1990-х было недостижимо. Но идти навстречу всем требованиям и пожеланиям Запада тоже не было необходимости.

– Стремиться к равноправию и при этом все время сдавать позиции – как одно сочеталось с другим?

– Ельцин часто становился жертвой собственного мифотворчества. Его советники вроде Андрея Козырева и Геннадия Бурбулиса ему в этом активно помогали. Например, подкинули идею, что СНГ будет как Евросоюз, что в нем республики достигнут такой же степени единства и все, кроме прибалтийских, станут неизбежно ориентироваться на Москву. Тогда-то и была придумана формула, до сих пор поражающая меня своим идиотизмом: «А куда они от нас денутся?» И Борис Николаевич эту формулу с радостью принял, потому что она была легкая, простая и успокаивающая. «А куда они от нас денутся?» – и не надо ничего делать.

Куда они от нас денутся?.. Посмотрите на Украину, на Молдавию, на Грузию, на Узбекистан – посмотрите, что с ними произошло. Если ничего не предпринимать для сохранения связей с исторически близкими нам государствами, то в этих государствах к власти придут новые элиты. И их выбор определен: идти туда, где их подкармливают и где им что-то предлагают.

Еще один миф, в плену которого находился Ельцин, заключался в том, что «США нам больше не противник, теперь они – наш партнер». Это абсолютно не соответствовало действительности. Соединенные Штаты начиная с середины прошлого века неуклонно продвигают доктрину своего глобального доминирования. Но Ельцин, видимо, успокаивал себя тем, что это можно как-то изменить и что к России это не относится, с ней все равно будут считаться. И поэтому для него было огромным разочарованием решение о расширении НАТО на восток. Именно это стало причиной изгнания Козырева.

– Что конкретно Ельцин ставил ему в вину?

– То, что Козырев не сумел разменять хорошие, дружеские отношения, которые, как полагал Ельцин, сложились у него с президентом США Биллом Клинтоном и другими западными лидерами, на то, чтобы они отказались от идеи расширения НАТО или хотя бы ограничили это расширение.

Если мне не изменяет память, перелом в отношении Ельцина к Козыреву произошел на расширенной коллегии МИД 14 марта 1995 года с участием президента. И тогда Ельцин фактически дезавуировал линию Козырева, который, по сути, согласился с расширением НАТО. Сам Ельцин мало что мог этому противопоставить. Но одно дело – не иметь возможности что-либо противопоставить, и совсем другое – фактически дать согласие на это расширение, что и сделал Козырев в Вашингтоне. После этой коллегии, помнится, все сказали: Козырев как министр закончился. Ельцин даже не смотрел в его сторону. Он был крайне им недоволен.

И обратите внимание, кого Ельцин назначил вместо Козырева – Евгения Примакова. Представителя жесткой линии, человека, готового защищать национальные интересы России, пусть и с теми ограниченными ресурсами, которые были у страны.

Заря новой эпохи

– Можно ли в связи с этим говорить, что было два разных этапа во внешней политике Ельцина: Ельцин с Козыревым и Ельцин с Примаковым?

– Приход в МИД Примакова, безусловно, знаменовал собой новый этап. Прежде всего это стало началом конца добровольной зависимости от Запада.

Козырев, во-первых, любил ссылаться на опыт Германии и Японии: надо, мол, быть не против Соединенных Штатов, а вместе с ними. Во-вторых, он говаривал, что «не надо плевать против ветра». Из вышесказанного следовало, что мы должны придерживаться проамериканской линии во всем.

Однако если плевать против ветра и не надо, то идти против ветра необходимо, если он дует не в твою сторону. Козырев забывал об одной очень важной вещи: Советский Союз, в отличие от Германии и Японии, не проиграл «горячей» войны и не подписывал капитуляции. Да, наша страна изменила свою политическую систему и отказалась от холодной войны. Но капитуляции не было. Граждане России, в том числе широкие слои национальной элиты, были готовы к новым отношениям с США, к отказу от чрезмерной гонки вооружений, от избыточных военных расходов и военно-политического противостояния. Однако не были готовы к капитуляции.

К тому же к 1995–1996 годам стало ясно, что эта капитулянтская политика не выдерживает никакой критики. Помню, как сам Козырев жаловался, что вот мы отказались от продажи оружия Ливии и другим странам-«изгоям», а на оружейные рынки Запада доступа не получили. Уже в 1992 году он признавал: «Они хотели, чтобы мы ушли с наших старых рынков, и мы – в духе партнерства и союзничества – ушли, а они нас на свои рынки не пускают…»

Было очевидно, что результатом «козыревской капитуляции» оказались не отказ от пережитков холодной войны и равноправное вхождение России в западное сообщество, а, наоборот, усиление структур холодной войны в лице НАТО, включение в альянс новых государств и его продвижение к нашим границам. Я считаю, что именно расширение НАТО на восток подтолкнуло Москву к свертыванию капитулянтского периода во внешней политике.

Собственно, назначение Примакова в МИД и явилось реакцией на эту фактическую капитуляцию. Он стал выстраивать нашу внешнюю политику в условиях нехватки финансовых ресурсов и зависимости от МВФ, в условиях преддефолтного состояния России и одновременно безусловной необходимости вхождения в мировую экономику, потому что без этого говорить об экономическом развитии было бы сложно. Причем ситуация осложнялась еще и тем, что президент Ельцин, торопясь договориться с Западом, требовал от нового министра большей уступчивости там, где ее можно было и не проявлять.

Впрочем, Примаков – прежде всего в силу того, что Ельцин его уважал и считался с ним, – пользовался определенной степенью свободы, и ему удалось заложить основы для возвращения России к самостоятельной роли в мировых делах. И когда у нас появились для этого экономические и финансовые ресурсы, Владимир Путин воплотил эту стратегию в жизнь.

Кадровый провал

– Как получилось, что на смену политическим тяжеловесам типа Андрея Громыко в МИД пришли такие люди, как Эдуард Шеварднадзе и Андрей Козырев, не обладавшие ни опытом, ни знаниями, необходимыми для этой работы? Да и Горбачев с Ельциным, если разобраться, оказались абсолютно неготовыми к тем обязанностям, которые на них свалились…

– На мой взгляд, это явилось следствием деградации советской элиты. Вторая половина 1970-х – начало 1980-х годов стали эпохой геронтократии: людей назначали на новые посты в 70–75 лет, что, конечно, лишало систему динамичности. Откровенно пожилые руководители работали лишь на поддержание той системы, которая вывела их наверх, но не на ее развитие. Они были не способны реагировать на растущие вызовы. И когда началось омоложение системы, то оно стало происходить не комплексно, а конвульсивно.

Так что в основе кадрового кризиса, как мне кажется, лежала неспособность старой – в буквальном смысле слова – государственной и партийной элиты воспроизвести себя в лице более молодого поколения.

– И это притом, что Горбачева, как считается, на вершины власти продвигал умный и прозорливый Юрий Андропов…

– С моей точки зрения, уже сам выбор Горбачева в качестве лидера страны был конвульсией. В отсутствие достаточного числа молодых сильных кадров было принято решение, казавшееся тогда единственно верным.

Говорят, что за этим решением стоял Андропов. Андропов был неглупый человек, но и он тоже мог ошибаться. Он, судя по всему, полагал, что Горбачев будет действовать в логике советской системы, однако привнесет в нее новые элементы. А Горбачев действовал вообще вне всякой логики и вопреки какой-либо системе – по принципу «отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног». Вот он его и отряхнул…

Ельцин – это другой вариант. В сущности, он из категории авантюристов. И уже поэтому его карьера должна была закончиться намного раньше. В этом смысле решение о вводе его в число кандидатов в члены Политбюро – с учетом его хорошо известных человеческих качеств – было ошибкой. Ведь уже тогда стало ясно, что Ельцин – человек импульсивный, тяготеющий к непродуманным радикальным решениям и отличающийся повышенной конфликтностью.

Свою очередную крупную ошибку Горбачев сделал, когда после скандальной отставки Ельцина в 1987 году оставил его в Москве на должности министра. В СССР было принято в таких случаях отправлять человека либо на пенсию, либо руководителем куда-нибудь на периферию.

Если бы Ельцина в 1987 году назначили первым секретарем, скажем, Омского обкома партии или куда-либо послом, думаю, на этом его карьера и закончилась бы. А ему дали должность государственного министра – первого заместителя председателя Госстроя СССР, оставили в столице, где он вскоре смог стать центром объединения всех оппозиционных сил. Это был еще один грубый просчет Горбачева, которому, видимо, казалось, что все под контролем…

Постоянно действующий вызов

– Какие, по вашему мнению, уроки следует извлечь из внешнеполитических провалов Горбачева и Ельцина?

– Во-первых, в нынешних условиях нельзя возвращаться к иллюзии относительно возможности истинного, полноценного партнерства с США. С ними партнерство может быть только ситуативным. Соединенные Штаты как подлинно глобальная держава по определению эгоистичны и высокомерны. Они привыкли править, и они не считают нужным принимать в расчет интересы других стран в большей мере, чем это для них жестко необходимо. А значит, как только необходимость в партнерстве отпадает, они перестают с вами считаться и, более того, будут стараться создать вам проблемы и пытаться обойти вас на любом повороте. Впрочем, мне кажется, этот урок мы уже усвоили и от иллюзий по поводу США уж точно избавились.

Борису Ельцину всегда нравилось быть «своим парнем» среди лидеров Запада. Ради этого он был готов на многое. На фото: заключительное заседание саммита «Большой восьмерки» в июне 1999 года (Фото: Владимир Родионов/РИА Новости)

Другой урок: для того чтобы претендовать на самостоятельность в мировой политике и на эффективное отстаивание своих интересов, степень зависимости от внешних игроков должна быть минимальной.

На сегодняшний день в мире есть три государства, которые способны принимать полностью самостоятельные внешнеполитические решения. Это США, Китай и Россия. Мы с огромным трудом вышли на тот уровень, когда можем позволить себе такую самостоятельность. Но если мы хотим быть самостоятельным государством, то должны опираться на прочную экономику. Ведь если экономика настолько зависима от внешних центров кредитования и финансирования, как наша, любая конфликтная ситуация рискует подорвать ее стабильное развитие, а следовательно, и основу для самостоятельной внешней политики.

Назначение в начале 1996 года министром иностранных дел РФ Евгения Примакова стало поворотным моментом во внешней политике России. На фото: Е.М. Примаков и генеральный секретарь НАТО Хавьер Солана (справа) (Фото: Эдуард Песов/ТАСС)

Причем это диалектический и динамический процесс: нельзя считать, что если страна достигла такого состояния, то это сохранится навеки. Нет. Экономическую базу внешнеполитической самостоятельности надо постоянно поддерживать и укреплять.

– Советский Союз в лучшие свои годы этим, собственно, и занимался…

– Да, но из-за неспособности наладить эффективную экономику потерял с таким трудом завоеванные международные позиции. Так что это очень серьезный вызов. Это тот вызов, на который нам придется постоянно отвечать.

Беседовал Владимир Рудаков